Вопрос 4. Основа экономического либерализма Екатерины II

Екатерина II в переписке с великими французскими просветителями выражала решительное намерение преобразовать социально-экономическое устройство России на началах буржуазного либерализма. Обладая недюжинным умом и проницательностью, Екатерина II умела ценить хорошие идеи, особенно те, которые не противоречили ее замыслам. Всячески укрепляя положение дворян, она с необыкновенной настойчивостью приступила к «насаждению» и «размножению» нового для России сословия - «среднего рода людей», т.е.буржуазии.

Поскольку колыбелью буржуазии повсюду являлся город (отсюда и европейское название третьего сословия: буржуазия - жители городов, горожане), Екатерина II неослабное внимание уделяла «воздвижению» городов с приданием им европейских функций. Она очень гордилась тем, что за первые 20 лет царствования «воздвигла повсюду» 216 городов. Правда, как это часто бывало в российской истории, эта акция приобрела характер ударной кампании с неизменным очковтирательством и фальшивой «отчетностью», но факт остается фактом: Россия к концу XVIII в. стала страной городов с общим числом горожан в 300 тыс. По нынешним меркам - это мизер, но надо помнить, что общее число жителей российской империи екатерининских времен, которая по территории значительно превышала современную Россию, составляло всего 30 млн. чел.

Политика раскрепощения производительных сил страны, правительственного покровительства частнохозяйственной деятельности вызвала бурный рост фабричного производства. «При вступлении на престол Екатерины II насчитывалось 984 фабрики и завода (не считая горных), в год ее смерти 3161», - писал М.И.Туган-Барановский.

Другими словами, за время царствования Екатерины II число фабрик в России увеличилось более чем на две тысячи. При этом четко обозначилась характерная только для крепостнической России тенденция: в городах функционировали фабрики и мануфактуры, основанные на использовании «вольного труда». А так как в условиях феодально-крепостнического строя России того времени рынок наемного труда был весьма ограничен, то маятник развития промышленного предпринимательства качнулся в сторону избытка и переизбытка трудовых ресурсов, т.е. в крепостную деревню.

Вопрос 5. Крепостное предпринимательство (оборочные и барщинные крестьяне)

Крепостная буржуазия

Р.Пайпс отмечает, что крепостное предпринимательство - не чисто русское явление, что подобное имело место в Силезии в XVIII в., но ни в какой другой стране оно не приобрело такого колоссального экономического значения, как в России. Капиталистический дух, замечает далее Р.Пайпс, впервые зародился среди оброчных крестьян центральных губерний России, приближенных к Москве. Истоки этого явления следует искать в специфике оброчного хозяйства. Если барщина как форма хозразвестки нивелировала крестьян, искусственно сдерживала их дифференциацию («очень богатые крестьяне были ей не нужны, очень бедные были прямо в ущерб»), то оброчная система, предоставляя крестьян самим себе, возбуждала в их среде конкуренцию, дух поиска и предпринимательства. Оброчные крестьяне, по сравнению с барщинными, имели большую свободу в поисках источников средств для уплаты оброков. Да и помещикам было не все равно, где и как крепостные добывают средства, лишь бы оброк был уплачен в срок и в установленном размере. Помещики хорошо понимали, что чем больше в их вотчинах будет зажиточных крестьян, тем значительнее окажется размер оброка, поскольку богатые крепостные платили не только за себя, но, согласно общинному праву, и за неимущих односельчан. Характерно в этом плане послание графа Н.П.Шереметьева из Парижа своему управляющему, в котором он выражал надежду, что богатые крестьяне не доведут вотчину до «скопления недоимок» и выплатят оброк за тех мирян, которые «по воле фортуны впали в неимущее состояние», а за это граф обещал им «свое внимание и милостливое покровительство». Таким образом, сами помещики затинтересованно и активно утверждали крепостной капитализм.

Наиболее энергично крестьянские промыслы и фабричные заведения «размножались» в крупных имениях, обеспеченных «милостливым покровительством» и защитой от «всяких стеснительных норм правительства и посягательства местных чиновников». Комбинируя временные и трудовые ресурсы своей семьи, оброчные крестьяне проявляли чудеса предприимчивости, развивая кустарные и отхожие промыслы, участвуя в посреднической торговой деятельности. А когда Екатерина II в 1766 – 1767 гг. издала ряд указов, разрешающих создание такстильных мануфактур без регистрации, наиболее энергичные и дальновидные из оборочных крестьян, нажившие участием в промыслах некоторые капиталы, проявили кипучую деятельность по организации больших фабрик в помещичьих вотчинах.

Из общей массы крепостных крестьян особую изобретательность в предпринимательских начинаниях проявили российские староверы. Их религиозные воззрения (гордый дух свободы, аскетизм, искупление греха каждодневным всеочищающим трудом, абсолютная честность, неприятие алчности и др.) в наибольшей степени соответствовали духу подлинного («чистого») капитализма, как его понимал немецкий экономист и социолог М.Вебер, автор знаменитой книги «Протестанская этика и дух капитализма» (1905 г.). Протестантская этика с ее культом честности и староообрядческая этика очень походят одна на другую, поэтому не случайно именно из их среды вышло наибольшее число самых известных предпринимательских фамилий - на Западе и в России.

Крепостная буржуазия быстро росла количественно и «качественно», успешно осваивая все более сложные виды промышленного производства. В своей предпринимательской деятельности они ориентировалась на выпуск массовых, «народных» товаров, т.е. на крестьянский спрос, на рынок городских предместий. Фактически полностью в руках крепостных промышленников оказалась целая отрасль промышленного производства - текстильная, столицей которой стала вотчина графов Шереметевых – село Иваново, выросшее через полсотню лет в город Иваново-Вознесенск – «русский Манчестер», как именовали его англичане. По всей России уже в XIX в. гремела слава ивановских текстильных фабрикантов, выходцев из крепостных крестьян: Бурылиных, Зубковых, Гандуриных,Гарелиных, Грачевых, Куваевых.Уже в 20-х гг. XIX столетия в Иваново действовало свыше сотни текстильных мануфактур.

Поскольку крепостные предприниматели по закону не имели права владеть фабриками, то во многих случаях они записывали фабрики на имя своих помещиков, выплачивая тем крупные проценты с прибыли. В обмен на это крепостные фабриканты получали полную экономическую свободу, которую они использовали для развития промышленного производства и умножения собственных капиталов.

На рубеже XVIII и XIX вв. в России сложилась оригинальная форма оброка, при котрой крепостные фабриканты, получая от помещиков крепостных же рабочих, уплачивали за каждую пару рабочих рук своим хозяевам по 100 руб. годового дохода. Сплошь и рядом тиражировалась парадоксальная ситуация, когда крепостной владел… крепостными, причем не единицами, а сотнями и тысячами. Путешествовавший в 40-х гг. XIX в. негоциант из Германии Александр Гакстгаузен с удивлением отмечал в своих записках, что в имении графа Шереметева он встречал крепостных фабрикантов, имевших по 600-700 крепостных.

Сравнительная простота техники, легкий сбыт товара, рассчитанного на широкого потребителя, и обусловленная этими факторами быстрота оборота капиталов вели к быстрому обогащению крепостных капиталистов и расширению их предприятий. Удачливые и трудолюбивые выходцы из низов крепостного мира, которые начинались с простых ткачей и набойщиков, владельцев кустарных «светелок», быстро превращались в фабрикантов с огромными капиталами (в шереметевских владениях их называли «капиталистыми» людьми). Помещики делали ставки именно на этих людей во время своих частых и длительных отлучек в «столицы-заграницы». «Капиталистые» управляли имениями, вершили суд да дела, развивали промышленность, покупали на помещичье имя, а фактически для себя имения (нередко - свыше 1000 десятин с 500 душ крепостных), которыми они распоряжались по своему усмотрению.

Промышленное предпринимательство породило одно из самых феноменальных явлений крепостного быта России – крепостных помещиков.Самой заветной мечтой крепостных предпринимателей было получить «вольную» с тем, чтобы освободиться от помещичьей власти, стать свободными людьми не только де-факто, но и де-юре, чтобы «нестесненно» дать простор своей деловой инициативе. Известные еще с XVIII в. отдельные случаи выкупа предпринимателями «вольной» в XIX в. стали уже частым явлением. Помещики хорошо знали цену «вольным» - моральную и материальную. Если на грани XVIII и XIX в. довольно распространенным обычаем было определять выкупную сумму в размере капитала, который бы ежегодно приносил проценты в размере оплачиваемого оброка, то уже вскоре помещики вошли во вкус и стали неуклонно повышать ставки купцов, стараясь не продешивить. Помещики наперебой включались в постыдную торговлю самым священным от рождения правом человека – свободой, и этот факт также не вычеркнуть из истории российского дворянства. Цена свободы крепостных российских предпринимателей колебалась в зависимости от времени и места сделки, а также от размеров капиталов, рвавшихся на волю. Подсчитано, что при Александре I выкупилось на волю 28944 души мужского пола.

Родоначальник славной династии российских купцов и фабрикантов Савва Морозов выложил в 1820 г. своему помещику Н.Г.Рюмину колоссальную по ценам того времени сумму 17000 руб; в 1818 г. в Костромской губернии князь Шаховской «уволил» (вот первоначальный смысл этого слова!) две души за 10000 руб. Зная аппетиты своих господ, крепостные капиталисты нередко жили беднее бедных, тщательно скрывая от своих хозяев истинные размеры капиталов, чтобы в случае выкупа «надуть» их. По этому сценарию получили гражданскую и экономическую свободу родоначальники прославленных предпринимательских династий России: Рябушинские, Жуковы, Коноваловы, Зимины, Солдатенковы, Абрикосовы, Алексеевы и многие другие.

Экономическая суть данного явления в том, что в недрах крепостнической системы сформировался довольно обширный слой промышленной буржуазии, показавшей себя мощной производительной силой, на фоне которой паразитический характер помещичьей власти стал еще более очевиден.