4. Критическое интермеццо 1

Я рассмотрел здесь лишь некоторые школы литературоведения, которые интересуются в первую очередь тем, что «воплощено» в тексте. Безусловно, их смена (в историческом плане) приводила к появлению принципов все более полного понимания художественного произведения. Вместе с тем, в крайних своих проявлениях, каждая из представленных в рамках данных школ интерпретационная методика предопределяла и результаты понимания, результаты интерпретации. 

Поэтому интерпретация одного и того же текста в рамках разных школ (забегая вперед, назовем ту систему предположений или «пресуппозиций», с которыми исследователь приступает к интерпретации произведения, интерпретационным контекстом) может давать разные (и даже различные) результаты. Посмотрим, в порядке эксперимента, к каким последствиям приведет анализ одного и того же текста, одного и того же произведения при «погружении» его в разные контексты. 

Возьмем хрестоматийный пример – роман М. Шолохова «Поднятая целина», встав на позицию литературоведа-марксиста и предположив для начала, что коллективизация (а то, что это роман о трудных судьбах коллективизации, российских школьников и студентов наставляли в течение более чем пятидесяти лет) – это безусловно прогрессивный процесс. В этом контексте гибнущие за торжество колхозных идеалов рабочий двадцатипятитысячник Давыдов и представитель сельской бедноты Нагульнов – безусловно «прогрессивные» герои, которым мы, соответственно, отдаем и наши симпатии. Да и сам Шолохов разделяет с нами это позитивное отношение к протагонистам романа – Давыдова любит молодая девушка Варя (дополнительный способ склонить читателя на сторону героя – уж если немолодой Давыдов любим столь молодой девушкой, то плохим человеком он быть не может). 

«Антагонисты» в рамках данного интерпретационного контекста – это белогвардейский офицер Половцев и его приспешник Лукич, мечтающие повернуть историю вспять и ставшие причиной гибели сторонников колхозного строя. Лукича и Половцева, кстати, никто и не любит. 

Теперь сменим интерпретационный контекст на принципиально противоположный. Если коллективизацию мы станем считать актом насилия над российской деревней, который отбросил ее к феодально-крепостническим временам, а деятельность «двадцатипятитысячников» – агрессией по отношению к веками складывающейся исконно православной общинной соборности, лежащей в основе исконного же российского крестьянского жизненного уклада, то и приведенные выше результаты интерпретации произведения оказываются перечеркнутыми. Или же эти результаты нуждаются в корректировке: и Давыдов, и Нагульнов (и, кстати, Разметнов) оказываются либо «злодеями», насилующими русскую деревню, либо жертвами трагического заблуждения (трагическими героями – особенно Давыдов, ведь Варя-то продолжает любить его и в рамках данной интерпретации!). Наши же симпатии в этом случае будут, безусловно, с Половцевым и Лукичем – единственными людьми, протестующими против нарушения естественного течения жизни в России. Правда, девушки этих героев по прежнему не любят, но это уж – на совести Шолохова, который не до конца понял историческую неизбежность победы капитализма в деревне и таким образом исказил картину действительности. 

Это, естественно, очень приблизительная реинтерпретация произведения М. Шолохова, оставляющая за рамками анализа авторскую позицию, проявляющуюся в целостной структуре текста. Но и на этом этапе можно найти подтверждение приведенным выше теоретическим рассуждениям. 

Вывод же, следующий из последних, таков: результаты интерпретации произведения в рамках проанализированных в данном разделе подходов к изучению явлений литературы зависят преимущественно от той системы координат, от того контекста, с позиций которых исследователь приступает к работе. 

Можно продолжить реконструкцию возможных результатов различных интерпретаций. 

Литературовед-феминист напишет на основе анализа шолоховского романа статью «Женщина и ее положение в русском обществе эпохи коллективизации», литературовед-богослов – статью «Коммунизм и православие в русской деревне 30-х годов XX века»; создаст свою статью и представитель «черного» литературоведения. 

И, бегло прочитав проанализированный нами выше роман, первый исследователь скажет: «Женщина обретает свою независимость в борьбе с традиционным патриархальным укладом»; второй выведет: «Коммунистическая идея разрушает традиции православия в деревне»; третий же просто констатирует: «Негров на Дону нет»...

И это плохо.