11.Особенности политической коммуникации в современном мире в социологии политики

политическая коммуникация – совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое значение. Она осуществляет взаимодействие политических интересов, наполняя смыслом политический процесс.

Политическая коммуникация – это непрерывный обмен политическими смыслами между индивидами и между политическими силами общества с целью достижения согласия ;

политическая коммуникация – это постоянный процесс передачи политической информации, посредством которого политические тексты циркулируют между различными элементами политической системы, а также между политической и социальными системами;

политическая коммуникация - весь диапазон неформальных коммуникационных процессов в обществе, которые оказывают самое разное влияние на политику.

Каждая политическая система имеет своя сеть политической коммуникации, в соответствии с возможностями и уровнем развития. В частности, исследователи отмечают наличие прямой связи между уровнем социально-экономического прогресса и развития средств массовой информации. В то же время существует более широкое соотношение между коммуникацией и политическими изменениями. Система коммуникации развивается параллельно политической эволюции.

В процессе политической коммуникации особое место занимает обмен информацией между управляющими и управляемыми (или между политической системой и средой) с целью получения их согласия последних на принятие решения. В этом процессе управляемые стремятся выразить свои нужды и добиться, чтобы о них узнали. Согласие между этими двумя сторонами может быть достигнуто только с помощью коммуникации, обмена.

Политическая коммуникация является одной из важнейших характеристик всех видов политических процессов. Направленность политико-коммуникационных процессов, их ориентация на диалог и достижение взаимопонимания, доминирующие ценности, передаваемые каналами информации, определяют уровень стабильности и эффективности политической системы.

12.

13. Принципы выделения и виды символического капитала в социологии политики.

Понятие «символический капитал» было введено в оборот Пьером Бурдье. Он понимал под таким капиталом тот кредит доверия, который облегчает любой акт социального обмена и об экономической выгодности кото­рого принято молчать, к нему могут относиться системы ценностей, юридические нормы, традиции, ритуалы, почести, верования и прочее.

Другой известный американский исследователь Элвин Тоффлер под «символическим капиталом» подразумевает инфор­мационный капитал, получивший распространение в 50-ые — 60-ые годы ХХ века, то есть со времени массового развития информа­ционных технологий, до настоящего времени. В самом широком смыс­ле — это знания, отождествляемые с богатством.

В России понятие «символический капитал» трактуется боль­шинством исследователей как «человеческий капитал», то есть как уровень образования, профессиональной компетентности населения, а также способности человека, вложения в развитие которых приносят работнику доход, который в течение трудовой жизни превышает сово­купные инвестиции.

Символический капитал есть экономический или культурный капитал, когда тот становится известным и признанным, когда его узнают по соответствующим категориям восприятия. Специфический капитал имеет ценность, лишь находясь в отношении с некоторым полем, а, следовательно, в пределах этого поля, и лишь при определенных условиях он обратим в другой тип капитала.

«Символический капитал» формируется в результате взаимодействий

между агентами. Также взаимодействие между агентами может носить различный

характер, который и определяет вид «символического капитала».

Взаимодействие может быть:

1. Интегративным 2. Кооперативным 3. Нейтральным 4. Потенциально враждебным

5. Враждебным.

Непосредственно у Бурдье в «Практическом смысле»:

Символический капитал имеет ценность даже на рынке: точно так же, как можно прославиться совершением непомерно дорогой покупки (из самолюбия, чтобы «показать, что можешь это себе позволить»), так же можно гордиться и тем, что совершил какую-либо сделку, не заплатив ни гроша наличными, либо призвав себе на помощь нескольких поручителей, либо, еще лучше того, за счет кредита и капитала доверия, который дает репутация человека не только богатого, но и честного. Пользуясь доверием и накопленным ими капиталом связей, люди, способные, как говорят, «придя с пустыми руками, унести с собой весь рынок», могут позволить себе «ходить на рынок, имея вместо денег свое лицо, имя, честь» и даже «ручаться (в смысле "предпринимать"), независимо от того, есть у них деньги или нет». Общественное представление о «человеке рынка» (argaz nasuq) — это целостное представление о человеке в целом, которое включает в себя, как и представления такого рода в любом обществе,

Символический капитал — это кредит, но только в самом широком значении слова, т. е. своего рода аванс, задаток, ссуда, которые одна лишь вера всей группы может предоставить давшему ей материально-символические гарантии, легко понять, что демонстрация символического капитала (всегда весьма дорогостоящая в экономическом плане) составляет, вероятно повсеместно, один из механизмов, благодаря которым капитал идет к капиталу. Итак, лишь составив полную бухгалтерию символических выгод, лишь имея в виду неразличимость символических и материальных составляющих семейного достояния, можно уловить экономическую рациональность таких форм поведения, которые экономизм отбрасывает в область абсурда; скажем, купить вторую пару волов после жатвы, под предлогом их необходимости для молотьбы (показывая тем самым, что урожай был изобильным), после чего поневоле, из-за недостатка корма, продать их еще до начала осенних полевых работ, когда они технически как раз могли бы пригодиться, — такая акция кажется экономически ошибочной лишь при забвении всех материальных и символических выгод, которые может принести это увеличение (пусть даже фиктивное, обманное) символического капитала семьи в конце лета, в период заключения браков. Эта стратегия блефа совершенно рациональна, поскольку свадьба представляет собой повод для экономического (в полном смысле слова) обмена, о котором можно составить лишь очень несовершенное представление, беря в расчет только материальные блага; за обращением непосредственно видимых материальных благ, таких как приданое, скрывается более общее, актуальное или же потенциальное, обращение материально-символических благ, и по отношению к ним первые составляют лишь одну сторону, которую способен увидеть своим глазом.

Только непоследовательный, недалекий и редукционистский материализм может игнорировать тот факт, что стратегии, целью которых является сохранение или увеличение символического капитала группы подчиняются не менее жизненно важным интересам, чем стратегии наследования или плодородия. Интерес, требующий защищать символический капитал, неотделим от молчаливого, прививаемого самым ранним воспитанием и закрепляемого всем дальнейшим опытом приятия той аксиоматики, которая объективно запечатлена в закономерностях экономического (в широком смысле) строя, как изначально заложенный в них смысл, делающий некоторый вид имущества достойным соискания и сохранения. Объективная гармония между диспозициями агентов (в данном случае — их готовность и способность играть в игру чести) и объективными закономерностями, которыми они выработаны, ведет к тому, что из принадлежности к данному космосу вытекает необходимость безусловно признавать те ставки, которые он самым своим существованием выдвигает в качестве самоочевидных, т. е. не узнавать произвольность той ценности, которую он им придает. Такая изначальная вера лежит в основе тех инвестиций и сверхинвестиций (в смысле экономики и психоанализа), которые неизбежно и постоянно подкрепляют, создавая эффект конкуренции и дефицита, глубоко обоснованную иллюзию, будто ценность благ, которые она побуждает преследовать, заложена в самой природе вещей, а заинтересованность в этих благах — в самой природе людей.