1.5.Прагматизм (у.Джеймс).

Одним из влиятельных направлений постклассической фило­софии является прагматизм. Эта философская школа особенно была распространена в США. В ее основе лежит так называемый принцип Пирса.

Чарльз Сандерс Пирс (1839-1914), американский математик, астроном, логик и философ не без влияния позитивизма сформу­лировал принцип, на базе которого, как оказалось, возникло целое

83

философское движение. Пирс пришел к выводу, что содержание понятия любого объекта исчерпывается суммой практических следствий, которые можно извлечь из этого понятия. Это значит, что никакой таинственной «сущности», которая якобы «прячется» за явлениями и поиски которой, как считалось со времен Аристо­теля, и составляют содержание процесса познания, на самом деле не существует. Наука, как и любой вид человеческой деятельно­сти, в конечном итоге направлена на вполне прагматические (от греч. прагма — практика) цели, эту аксиому и необходимо поло­жить в основу всех философских построений. Что такое, скажем, физический объект? Это совокупность установленных в опыте пу­тем измерений и других экспериментальных действий таких-то физических характеристик. Что означает познание этого объекта? Это знание тех практических последствий, к которым может при­вести манипуляция этими характеристиками. Что такое истина? Это знание, на основе которого мы можем достигнуть успеха в наших действиях с объектом, знание, которое приносит успех на практике. С этих позиций Пирс и сформулировал свое отношение к философии: классическая философия не приносит никакой практической пользы, нужна новая философия, которая будет иметь практическое значение и которую может использовать лю­бой человек для достижения успеха на практике.

Принцип Пирса первоначально не имел особого резонанса. Но, в конце концов, на него обратил внимания другой американ­ский философ Уильям Джеймс (1842-1910) (хотелось бы специ­ально отметить, что иногда в нашей литературе встречается ста­рое написание его имени: Джемс). Именно он на основе идей Пирса создал целое философское учение, в котором переплелись идеи позитивизма (в том числе Маха и Авенариуса), философии жизни (Ницше) и неокантианства (Дильтея).

Джеймс согласен с тем, что все философские направления разделяются на две группы — материализм и идеализм. Материа­лизм, как мировоззренческий принцип, с его точки зрения, неми­нуемо ведет к пессимизму (смерть означает для человека конец всем надеждам) и атеизму. Идеализм, напротив, это путь к воз­вышенному, оптимистическому взгляду на мир, но его недостаток

84

в том, что он теряет связь с реальной жизнью. Собственно все классические философские системы являются не чем иным, как выражением темперамента и личного опыта их создателей. В этом и кроется тайна бесконечных споров философов: эти споры могут продолжаться вечно, и никогда не приведут ни к какому позитив­ному результату. Прагматизм же — это новая философия, которая представляет собой третий путь между материализмом и идеа­лизмом и обладает несомненными и весьма полезными для чело­века преимуществами. Во-первых, прагматизм характеризуется трезвым взглядом на жизнь; без беспочвенных фантазий, но и без отчаяния. Во-вторых, прагматизм имеет отчетливо выраженные практические последствия, которые применимы непосредственно в жизни людей. В-третьих, прагматизм не есть философская сис­тема (они все, в конечном счете, произвольны), прагматизм — это метод улаживания бесплодных споров между пессимистами и оптимистами; результатом его применения является то, что чело­век достигает устойчивого верования, которое полезно для его практической деятельности и вообще психического здоровья.

Из принципа Пирса Джеймс делает вывод о том, что смысл любого утверждения состоит в определении способа действия, т.е. наши истины — это правша нашего действия. Любая разница в мыслях должна обязательно выражаться в каких-то различиях в практических действиях. Если такого различия нет, то это означа­ет, что нет и разницы в мыслях (как бы ни различались они по форме выражения). Если, скажем, один человек нечестен и утвер­ждает, что Бог существует, а другой столь же нечестен, но гово­рит, что Бога нет, это означает, что на самом деле они думают со­вершенно одинаково, так как их практические действия одинаковы. Таким образом, заявляет Джеймс, можно решить лю­бую философскую проблему, необходимо только определить практическую «цену» вовлеченных в ее решение философских понятий, таких как «Бог», «материя», «абсолют», «энергия» и т.п.

Из принципа Пирса вытекают лежащие в основе прагматизма принципы плюрализма и радикального эмпиризма: не существует никакой единой субстанции (из этого понятия нельзя извлечь ни­каких практических следствий), реально существует лишь огром-

85

ное множество различных единичных объектов. Наконец, из принципа Пирса, по мнению Джеймса, следует и принцип инст­рументализма: теории — это не какие-то особые идеальные обра­зования (как, например, считали древние греки), а всего лишь ин­струменты, орудия разума, и оценивать их следует не по принципу истинности или ложности, а по принципу удобства или неудобства для достижения наших целей.

Исходя из этих принципов, Джеймс и выстраивает свою онто­логию. Мир есть наш опыт. Опыт же хаотичен и изменчив. Мир, как образно выражается Джеймс, есть «великий, цветущий, жуж­жащий беспорядок».

В опыте можно выделить следующие уровни:

хаотический поток ощущений. Он обладает по отношению к нам принудительностью, мы не можем менять его по своему желанию. Причина этого потока нам неизвестна, это великая, не­разрешимая тайна. Именно этот уровень и называют обычно «фи­зическим миром»,

концептуальный опыт. Его содержание — это совокуп­ность наших понятий и их отношений, причем среди этих отно­шений есть как случайные и неустойчивые, так и постоянные (их-то мы и называем вечными истинами),

вся совокупность знаний, полученных в прошлом, все уже известные истины.

Кроме этих уровней в составе опыта можно выделить «паря­щие» (термин Джеймса) над ними облака наших фантазий и наше «Я», которое является границей между тем, что мы называем «внешним миром» и «внутренним миром» или объективным и субъективным. Вообще наше «Я», по мнению Джеймса, играет в опыте очень большую роль: именно оно упорядочивает хаос опы­та, «прочерчивая» в нем «линии» (например, «тяготение», «теп­лопроводность», «электричество» и т.п.), благодаря которым опыт становится упорядоченным. При этом все эти «линии» самостоя­тельны, хотя и переплетаются. Джеймс сравнивает их с волокна­ми, которые, сплетаясь, образуют канат. Наша мыслительная дея­тельность опирается на правила логики, которые Джеймс сводит к отношению рода и вида. Кроме логики в нашем распоряжении

86

имеются «главные», по его выражению, понятия: «вещь» (поня­тие, выражающее постоянство совокупностей определенных ка­честв), «тождество» и «различие», «роды», «духи», «тела», «вре­мя», «пространство», «субъекты», «причина», «мир вымысла», «действительность». Такова его довольно оригинальная система категорий, если выражаться языком классической философии.

Из системы «главных понятий» Джеймс делает вывод, что идеального как такового не существует. Есть один опыт, который может быть взят в разных отношениях. И вот когда элементы опыта берутся под определенным углом зрения, тогда-то и возни­кает впечатление, что существует особый мир — мир идеальных объектов. Сам Джеймс поясняет свою мысль таким примером: ес­ли взять краску, стоящую в банке на складе, то она является не чем иным как пигментом, смешанным с каким-либо растворите­лем. Предположим, что эту краску купил художник и, обмакнув в нее кисть, нанес на холст мазок. Теперь на холсте имеется пятно все той же краски, но поскольку это пятно расположено художни­ком в определенном месте холста среди других пятен, то здесь, на холсте, оно становится частью изображения какого-либо объекта, и в связи с этим пятно краски приобретает для нас какое-то значе­ние. Вот это значение мы и называем идеальным, но это все та же краска, т.е. все тот же пигмент и тот же растворитель. Так что идеальное — это обычная часть опыта, которая, будучи выделена нами, приобретает для нас значение, оставаясь все той же частью опыта.

Свою гносеологию Джеймс строит также исходя из указан­ных выше принципов.

Он по существу отрицает содержание общих понятий. Что та­кое здоровье, спрашивает Джеймс, как не совокупность всех здо­ровых органов? Богатство это совокупность богатых людей, суб­станция — совокупность свойств, истина — истинных высказываний. Никаких самостоятельных сущностей за общими понятиями не стоит.

Философ различает три фазы мышления: здравый смысл, на­учное мышление и критическая философия.

87

Поскольку мир одновременно можно рассматривать и как единый и как многообразный, и постоянный и изменчивый, и ма­териальный и идеальный, объективной истины нет и быть не мо­жет. Абсолютной истины не существует, истина относительна. Она может устареть, может превратиться в заблуждение. Что же касается понимания истины как соответствия, то оно имеет смысл, когда мы говорим о соответствии новых истин старым, одной части опыта другой.

Как и любое орудие практической деятельности, истина мо­жет быть признана неудобной для практики и заменена другой Истина — это процесс вождения или направления (leading). В ка­честве примеров относительных истин, теряющих свое значение и превращающихся в заблуждение, он приводит геоцентризм Пто­лемея, аристотелевскую механику, средневековую схоластику. Роль истин можно сравнить с ролью банкнот: их принимают лишь тогда, когда ее владелец пользуется кредитом доверия. Джеймс формулирует афоризм: «истина всегда окупается». Утверждая за­висимость истины от удобства того, кто ею владеет, Джеймс при­водит такой пример: число 27 можно представить как 3 возведен­ное в куб, как сумму 26+1, как разность 100 — 73 и все эти выражения одинаковы истинны.

Большое место в учении Джеймса занимает проблема рели­гии. Он заявляет, что существуют две крайности относительно надежд на будущее: оптимизм, утверждающий, что спасение по­сле смерти обязательно наступит, и пессимизм, состоящий в уве­ренности, что спасение невозможно. Сам Джеймс разрабатывает концепцию мелиоризма (от лат. melioratio - улучшение), суть ко­торого состоит в вере в то, что спасение вероятно и зависит от усилий самого человека. Каждый человек, который борется за осуществление своих идеалов, по мнению Джеймса, является точ­кой «роста Вселенной», поворотным пунктом в процессе жизни. Единственным живым основанием для спасения является воля че­ловека. Применяя свой прагматический подход к истории рели­гии. Джеймс делает поразительный вывод о том, что примени­тельно к прошлому никакой практической разницы между идеями материализма и идеализма, религии и атеизма не было, а, следова-

88

тельно. в классической философии материализм тождественен идеализму, а религия атеизму. Поэтому прав Спенсер, который утверждал, что мы не знаем ничего ни о Боге, ни о материи, мы можем лишь сказать, что в основе мира лежит Великая Тайна, Не­ведомая сила.

Однако положение дел меняется, если обратиться к будуще­му. Какое практическое следствие для деятельности человека вы­текает из понятия материи? Весьма трагическое: нас ожидает не­минуемая смерть. А какое практическое значение имеет идея Бога? Весьма утешительное: поскольку существует Бог, гарант вечного и справедливого миропорядка, то трагедия лишь времен­на. Такая идея сулит нам душевный покой.

Однако если посмотреть на нашу сегодняшнюю жизнь, то во­прос усложняется. Как пишет сам философ: «... размеры наблю­даемого в действительности зла превосходят всякое человеческое терпение...» Конечно, рассуждает он, можно утешаться тем сооб­ражением, что зло выступает как орудие совершенствования ми­ра, но это очень сомнительное рассуждение. Мы должны возла­гать надежду на реальные факты совершенствования хотя бы отдельных сфер человеческой жизни. Ведь, рассуждает философ, появился, например, водопровод, возник транспорт и т.п. Но ре­шающим условием достижения верования, приносящего душев­ный покой, является наша воля к вере и к ней следует присоеди­нить кооперацию, коллективный труд. Существуют, как он выражается, «сладкие» религии, которые утешают: спасение при­дет само. Есть религии суровые; они учат, что на пути к спасению потери неизбежны. А людям нужна религия «плюралистическая» и «мелиористическая».

Суровой критике Джеймс подвергает то, что он называет «медицинским материализмом» (это название он относит, прежде всего, к фрейдизму). Ему не нравится фрейдистское объяснение самоотверженной деятельности религиозных миссионеров не­удовлетворенным родительским инстинктом, любовь монахинь к Иисусу Христу суррогатом полового влечения, а видение апосто­ла Павла на пути в Дамаск приступом эпилепсии. Он убеждает своих читателей в преимуществах религиозной веры. Без нее. рас-

89

суждает философ, в духовной жизни пропадает то величавое и возвышенное, без чего невозможен душевный покой. Религиозно настроенный человек способен ощущать радость без насмешки, печаль без проклятий. Только религиозный опыт способен дать такие переживания, когда радость утишается горечью, а горе включает в себя и утешение. Религия способна сделать радостным то. что в повседневной жизни рассматривается как иго. При этом выясняется, что религиозное чувство понимается им так широко, что по существу теряет всякую специфику: любое бескорыстное служение можно, с его точки зрения, рассматривать как религиоз­ное служение. Святые люди действительно существуют: они — создатели добра. Многообразна не только вера в своих проявле­ниях, многообразен и Бог. Есть Бог войны, есть Бог домашнего очага. Вообще Бог не небесный монарх, а партнер, спутник, чело­века в его жизни, его соратник. Люди не познают Бога, а пользу­ются им. Джеймс пишет: «Я проповедую лишь право каждого предаваться своей личной вере на собственный риск». Здесь, не­сомненно, выражено характерное для протестантской Америки отношение к религии.

Чувству веры Джеймс вообще придает очень большое значе­ние. Она является необходимой для достижения практических це­лей. Он пишет: «Предположим, например, что, взбираясь на гору, вы очутились в таком положении, что можете спасти себя, только сделав отчаянный прыжок; верьте в то, что он удастся, и ноги ва­ши сами собою повинуются вам». Почему, задает он риториче­ский вопрос, нескольким грабителям удается ограбить целый же­лезнодорожный вагон, в котором едут много сильных мужчин? Все дело в том, отвечает он, что каждый из грабителей верит: слу­чись что, к нему немедленно придут на помощь его сообщники, в то время как никто из сидящих в вагоне людей не имеет веры в помощь своих попутчиков.

90