6.2. Социально-психологические условия

Действие объективных факторов, связанных, с социально-экономическими и демографическими характеристиками рассматриваемого периода, процессами в подсистеме культуры, выступают детерминантами социальных настроений населения. Социальное настроение, в свою очередь, также является фактором, имеющим большое значение для политической социализации в качестве одного из свойств среды. Возникает необходимость проанализировать этот фактор, чтобы выяснить его влияние на общество в переходный исторический период.

Решение поставленной задачи может быть получено посредством вторичного анализа данных, используемых в проекте ВЦИОМ «Индекс социальных настроений». Как было отмечено выше, этот показатель представляет собой среднеарифметическое значение индексов 9 вопросов мониторинга «Настроения, мнения и оценки населения», вычисленное по методике Ю. Левады.⁷ В отличие от проекта ВЦИОМ наш индекс рассчитан

156

за период 1994—2001 гг., по данным той же базы, опубликованной в Интернете,⁸ т. е. он достаточно хорошо совпадает с рассматриваемым периодом.

В этой связи нужно вернуться к методологическим замечаниям, высказанным в начале книги по поводу устойчивости массовых настроений как неких надындивидуальных величин, и обоснованности их анализа как отдельного фактора (см. 1.3). Устойчивость таких образований основана на стереотипах, выполняющих функцию минимизации воздействия деструктивной социальной среды на человека. В свою очередь, стабилизирующее воздействие этих стереотипов объяснимо матрицами культуры. При этом, как отмечает Левада, высокой степенью устойчивости обладают не только характеристики общественного мнения, непосредственно получаемые в опросах, но также и обобщенные индексы, т. е. показатели соотношения и тенденций изменения этих характеристик. При этом особый интерес приобретает сопоставление долгосрочных тенденций и специфически кризисных феноменов общественного мнения. Познавательная роль таких сравнений состоит в том, что «всякий разлом обнажает, выводит наружу — и тем самым делает более доступными для изучения — те механизмы поддержания и разрушения социальных взаимодействий и социокультурной идентичности, которые структурируют общественные процессы».⁹ Иными словами, обнаруживается политико-социализирующее воздействие фактора социального настроения. Воспользуемся этим познавательным свойством ИСН, результаты расчетов которого представлены в табл. 13 и на рис. 5.

На рис. 5 видно, что социальное настроение в целом в переходный период характеризуется отрицательным эмоциональным фоном: с начала периода и вплоть до января 2000 г. ИСН заметно ниже границы оптимистических и пессимистических настроений (100 пунктов). На этом фоне видны некоторые детали.

Так, в 1994—1995 гг. ИСН понижается, но уже в 1996 г. эта тенденция замедляется. Социальное настроение в том же году даже несколько улучшается, что, вероятно, связано с выборами президента. С 1997 г. до середины 1998 г. ИСН, хотя и остается отрицательным, но набирает более 80 пунктов. Его длительный «провал» ниже 70 пунктов наблюдается после августовского (1998 г.) финансового кризиса, закончившегося лишь с назначением В. Путина на пост премьер-министра с последующим избранием Президентом РФ.

Обращает на себя внимание и то, что рассматриваемый отрезок времени распадается на два: до 1998 г. и после него. На протяжении первого отрезка времени ИСН снижается даже в начале года, свидетельствуя тем самым о психологической усталости населения от кризиса, которую не может преодолеть даже так называемый «новогодний оптимизм» — позитивные ожидания, связанные с наступлением нового года. В этот период от нового года ждали скорее ухудшения жизни, чем ее улучшения.

Лишь с 1999 г. наблюдается перелом этой тенденции, а с 2000 г., т. е. уже за пределами рассматриваемого периода, значение ИСН становится выше переломных 100 пунктов. Это изменение, несомненно, связано не только с традиционным повышением ожиданий российского общества в связи с выборами и с началом года, но и с избранием нового молодого президента.

157

Таблица 13. Индекс социальных настроений в 1994—2001 гг. (в процентных пунктах)

Время измерения	Значение ИСН
1994
апрель	83
май	86
июнь	88
июль	92
сентябрь	88
ноябрь	82
1995
январь	77
март	79
май	84
июль	85
сентябрь	84
ноябрь	82
1996
январь	83
март	88
май	93
июль	93
сентябрь	87
ноябрь	79
1997
январь	77
март	82
май	86
июль	88
сентябрь	89
ноябрь	86
1998
январь	85
март	83
май	82
июль	70
сентябрь	66
ноябрь	68
1999
январь	72
март	72
май	74
июль	74
сентябрь	80
ноябрь	91
2000
январь	101
март	105
май	109
июль	100
сентябрь	99
ноябрь	105
2001
январь	108
октябрь	113
сентябрь	103
ноябрь	108

158

 

Рис. 5. Индекс социальных настроений в 1994—2001 гг. (в процентных пунктах).

159

Изменение ИСН подтверждает вывод, полученный ранее, о том, что наиболее тяжелыми стали 1992—1995 гг. и последующие вплоть до 1998 г. Более глубокая интерпретация социальных настроений в этот период возможна путем привлечения к рассмотрению важных событий исторического периода, которым, в особенности, относятся:

—  распад СССР в 1991 г.;

—  начало экономической реформы: шоковая терапия в 1992 г.;

—  конфликт между президентом и Верховным Советом, выборы в 1-ю Государственную думу, утрата демократических иллюзий в 1993 г.;

—  начало войны в Чечне (сильный негативный фактор) в 1994 г.;

—  выборы во 2-ю Государственную думу в 1995 г.;

—  перевыборы первого Президента России как дилемма продолжения реформ либо отказа от них в 1996 г.;

—  начало расширения военного блока НАТО на Восток в 1997 г.;

—  финансовый кризис в 1998 г.;

—  выборы в 3-ю Государственную думу в 1999 г.;

—  выборы второго Президента РФ в 2000 г.

Эти и другие исторические события интерпретируются ниже с учетом реакции общества на них, обнаруженной посредством изучения общественного мнения. В частности, для вторичного анализа их социализирующего влияния используется исследование М. К. Горшкова, выполненное на материалах социологического мониторинга РНИСиНП.

Российское общество вступило в рассматриваемый период после эйфории и завышенных ожиданий периода перестройки, которые многократно проанализированы в научной литературе и освещены в политической публицистике. Напомним содержание этих настроений еще раз, процитировав известного публициста времен перестройки А. Нуйкина, отождествившего эйфорию того периода с радостью шахтеров, которым спасли жизнь. Он писал: «Право слово, ощущение такое, словно сидели мы в шахте, за завалом, и вот к нам дыру пробурили, шланг просунули, кислород качают — дышим мы не надышимся. Праздник. Эйфория!..»¹⁰

Августовский (1991 г.) путч ГКЧП и последующие события привели в канун нового 1992 г., как отмечалось, к неожиданному концу СССР и началу экономической реформы с 1 января 1992 г., которая неприятно удивила общество жестокой «шоковой терапией» экономики, необходимость которой так и осталась непонятной большинству населения.

Правительство под руководством премьер-министра Е. Т. Гайдара ввело свободные цены на товары народного потребления, что вызвало галопирующую инфляцию, быстрое исчезновение дефицита товаров и появление нового одного-единственного дефицита — платежеспособного покупателя. Политика стремительного вхождения в рынок, создавшая большую нагрузку на население, привела к ситуации, в которой реальность выглядела карикатурой на широко разрекламированные планы легкого и быстрого перехода к рынку, например, на программу «500 дней».

Спустя 5 лет члены правительства Гайдара, вынужденного вскоре уйти в отставку, размышляя о своей деятельности, подтвердили невнимание и равнодушие к социальной нагрузке либерального реформирования экономики и выразили запоздалое сожаление в этой связи.¹¹

160

Первый год постсоветской России оказался для большинства населения началом борьбы за выживание. Общественное настроение 1992 г.определяется радикализмом рыночной реформы и падением уровня жизни населения, повлекшим за собой появление двух больших социальных категорий — выигравших и проигравших от реформ.

Следующий 1993 г. характеризуется дальнейшим ухудшением дел в экономике и политике, в частности, обострением противоречий между президентской властью и Верховным Советом РФ, выразившимся в сентябрьско-октябрьском конфликте между ними с использованием войск в Москве для его разрешения. Это позволило М. К. Горшкову сделать вывод о том, что «возникла глубокая пропасть между народом и избранным им президентом».¹² Возникшее политическое отчуждение растет вплоть до избрания второго президента Российской Федерации в 2000 г.

1994 г. подтвердил экзистенциональную значимость проблемы адаптации человека к новой экономической и политической реальности и поставил ее в практическую плоскость для каждого. На фоне осознания продолжительности кризисного периода в стране возникла тенденция изоляции от участия в политической жизни, пессимистический уход в сугубо житейские проблемы. Пессимизма добавил финансовый кризис в один из дней осени 1994 г., вошедший в историю под названием «черного вторника». Произошло новое обесценивание рубля, выросла инфляция, снизилась деловая активность в экономике.

В целом политически спокойный 1994 г. омрачился началом войны в Чечне — сильным дестабилизирующим фактором, действующим на протяжении всего рассматриваемого периода и вносящим существенный вклад в снижение ИСН.

Итак, в 1993—1994 гг. произошла, с одной стороны, утрата доверия к власти как реакция на последствия шоковой экономической реформы. С другой стороны, как считает Горшков, складывается новое, прагматичное отношение к политике, к выборам как к инструменту решения политических и социальных проблем.

Начало 1995 г. сопровождается негативным эмоциональным фоном, заметным по величине ИСН, выражающим отчуждение от власти широких слоев населения. К примечательным явлениям года относится рост интереса к политике, протестных настроений, формирующихся на основе чувств, новых для большинства бывших советских людей: стыда за состояние страны, ощущения несправедливости всего происходящего вокруг, собственного бессилия, в том числе беззащитности перед разгулом преступности. Как считает Горшков, страх перед беспределом преступности и другими проявлениями кризиса, глубокое недоверие к власти, вызванное ее неспособностью к управлению кризисом, повлекли за собой «крайне обостренное психоэмоциональное состояние населения».

Именно на этом фоне у многих возникла потребность в твердой руке, способной навести порядок в стране, — политический идеал, далее сопутствующий настроениям переходного периода. Так, по данным ВЦИОМ, первые признаки распространения данного политического ожидания отмечаются с весны 1992 г.¹³ С 1993 г. оно становится заметным содержанием политических настроений. Возникает противоречивое сочетание тяги к твердой руке с поддержкой основ демократии (больше никто не желает «выборов без выбора» по-советски). Однако критическое отношение к официальному

161

экономическому курсу все-таки не трансформировалось в поддержку авторитарного внутриполитического курса большинством населения.

Таким образом, массовое политическое сознание к исходу 1995 г. характеризуется противоречивостью и фрагментарностью, не говоря уже об идейно-политической пестроте, обозначившейся на выборах в Государственную думу 1996 г. Обозначились демократическая и авторитарная установки.

Очередной 1996 г. стал годом интенсивной политической социализации для всех слоев населения в связи с выборами президента. В этот период, наполненный активными усилиями власти по мобилизации населения на участие в выборах, хотя летом и наблюдается некоторый рост ИСН, к ноябрю показатель снижается, так как ни одной серьезной общественной проблемы решить не удалось. Негативный эмоциональный фон продолжает свое воздействие на общество.

В 1997 г. началось расширение блока НАТО на Восток, что не воспринято российской общественностью как проблема и не отвлекло обывателя от переживания тягот повседневной жизни в эпоху перемен. Однако усилилась дифференциация социальных настроений по поколениям. Носителями оптимистических ожиданий все больше оказываются молодые, а пессимистические сосредоточиваются в старших когортах. Иными словами, в 1996—1997 гг. закрепляются различия в эмоциональном состоянии поколений, что означает стабилизацию дифференцированного социализационного воздействия периода на разные поколения, т. е. возникают новые эффекты поколений (когорт) в зависимости от их социального положения в кризисном обществе.

Можно отметить, что к концу года у людей возникли новые социальные качества. Как считает Горшков, одна часть общества приучилась в любой, даже самой сложной ситуации, рассчитывать только на себя, а другая — скорее плыть по течению в надежде, что куда-нибудь да вынесет. Оценить соотношение этих частей довольно сложно. Многочисленные попытки сделать это, предпринятые в социологической периодике, оставляют впечатление, что соотношение адаптированных и неадаптированных среди представителей активного трудового возраста составляет в конце рассматриваемого периода примерно 40:40% при 20% тех, о ком затруднительно высказать в этой связи определенное суждение. С тех пор в социальных настроениях в полной мере стала заметна ностальгия по советским временам периода Л. И. Брежнева.

Деноминация рубля с 1 января 1998 г. на полгода создала символ некоторой стабилизации в форме отказа от астрономических цен и зарплат, раздутых инфляцией. Возникло некоторое привыкание к жизни в кризисном обществе, что проявилось в стабильности ИСН в течение первой половины года. Общественность привыкла даже к непредсказуемому политическому поведению президента, часто менявшего премьер-министров.

Перелом в психоэмоциональном состоянии общества последовал после августовского финансового кризиса, выразившегося в резком падении курса рубля по отношению к доллару. От него так или иначе пострадало около 90% населения. Как отмечает Горшков, три четверти россиян стали жить с постоянным ощущением тревоги, озлобленности и апатии, а свыше половины населения оценили ситуацию в стране как «катастрофическую». Это подтверждается снижением ИСН во втором полугодии.

1999 г. принес дальнейшие испытания кризисом, в результате которых усилился массовый страх. По данным РНИСиНП, в то время его ощущают около 90% населения. Дело не в том, что каждый человек к чему-то стремится и чего-нибудь боится — это принималось во внимание социальными науками еще со времен Гоббса, — а в том, что страхи человека приобрели вполне конкретный общественно-политический характер,

162

отражающий жизнь в эпоху перемен. Люди опасаются прежде всего за будущее своих детей (52%); боятся остаться без средств к существованию (48%); страшатся заболеть и остаться без медицинской помощи (37%); потерять работу (32%); стать жертвой преступности (30%). Их страхи отражают утрату тех социальных благ, которые во времена Л. И. Брежнева обеспечивали человеку почти полную уверенность в завтрашнем дне.

Назначение премьер-министром В. В. Путина, выходца из спецслужб, вселило определенные надежды на упорядочение жизни и впервые повлекло за собой превышение значение ИСН 100 пунктов. Его избрание соответствовало усиливающимся авторитарным настроениям в обществе (за «сильную руку» в то время выступало около 80% населения). На этой тенденции роста ИСН мы прервем рассуждения, так как дальнейшие изменения фактора выходят за пределы рассматриваемого периода.

Выполненный анализ существенно дополняет мозаику действия объективных факторов за счет объяснительных возможностей ИСН. Отметим их еще раз, сославшись на заключение специалиста: «... исследовательская ценность ИСН, по-видимому, состоит в том, что индекс измеряет самостоятельное влияние показателей общественных настроений на различные стороны жизни страны, т. е. подтверждает существование объекта под названием “общественные настроения” как самостоятельного фактора формирования политических, экономических, культурных и тому подобных реалий развития страны».¹⁴ Это позволяет объяснить, например, такие явления, как недоверие к политической власти и ее институтам вместе с высоким рейтингом Президента и силовых структур начиная с 2000 г., что уже означает появление некоторых результатов политической социализации в переходный период.

Чтобы убедиться в этом, рассмотрим показатели доверия политическим институтам, усредненные по выборке, вычисленные как отношение положительных ответов к отрицательным на основе данных мониторинга ВЦИОМ, ранжированных по убыванию, приводимые здесь по материалам статьи Б. Дубина.¹⁵

В табл. 14 содержатся индексы оценок населением основных институтов власти, являющихся важными агентами и институтами массовой политической социализации.

Таблица 14. Динамика доверия к социально-политическим институтам общества с 1989 по 2000 гг. (отношение доли доверяющих респондентов к доле недоверяющих)

Институты	Годы
	1989	1991	1993	1995	1996	1997	1998	1999	2000
СМИ	5,0	1,1	0,8	1,3	1,2	1,2	1,3	1,1	1,1
Армия	5,0	2,7	3,4	1,1	0,5	1,4	1,4	1,9	4,8
Церковь	4,6	4,2	2,7	5,9	1,6	3,4	2,6	2,7	3,2
ФСБ – КГБ	3,6	1,1	1,2	0,6	0,3	0,5	0,7	0,8	1,3
Правительство	2,8	0,3	0,5	0,1	0,2	0,2	0,1	0,4	1,1
Парламент	1,6	–	0,2	0,1	0,2	0,1	0,2	0,1	0,7
Милиция, суд, прокуратура	1,2	0,7	0,4	0,2	0,2	0,2	0,3	0,3	0,4

163

На рис. 6 видна динамика (в основном низкого) доверия к органам власти (а также к церкви и к СМИ), объяснимая сочетанием воздействия объективных факторов периода и господствующего пессимистического социального настроения.

 

Рис. 6. Динамика доверия к политическим институтам власти, СМИ и церкви с 1989 по 2000 г. (отношение доли доверяющих респондентов к доле недоверяющих)

Таким образом, рассматриваемый период удается представить как некоторую пространственную временную целостность, подверженную действию различных факторов, представляющих собой сложную среду политической социализации, описанную выше как негативную целостность по многим параметрам.

Выводы, которые следует отсюда, таковы:

Во-первых, период 1992—2000 гг. представляет собой не только своеобразное сочетание факторов и условий политической социализации в основном негативного характера, но и источник формирования новых поколений, ядра которых складываются в результате интенсивной социализации в таких условиях. Эффекты когорт возникают как итог дифференцированного реального воздействия исторического периода на разные возрастные группы.

Во-вторых, дифференцированное воздействие исторического периода проявляется прежде всего в отношении молодежи, перед которой открыты как новые возможности успешного жизненного пути, так и его тупики. Старшие поколения в переходный период поставлены перед вызовом общей и политической ресоциализации, что порождает политическую дезориентацию и ностальгию по спокойным временам.

В-третьих, анализ факторов исторического периода, событий, которые его наполняют, подтверждает стихийность процессов политической социализации, проявляющуюся в отсутствии целей, консолидирующих общество, в размытости, мозаичности ее ценностной, содержательной стороны.