Историческое бессознательное

Франц. inconscient historique. Категория историко-культурной концепции М. Фуко, ставившего одной из целей своих работ вы­явление исторического бессознательного различных эпох начиная с Возрождения и по XX в. включительно; историческая конкре­тизация &&культурного бессознательного. Исходя из концепций языкового характера мышления и сводя деятельность людей к &&дискурсивным практикам, Фуко постулирует для каждой кон­кретной исторической эпохи существование специфической

[106]

&&эпистемы — «проблемного поля», достигнутого к данному времени уровня культурного знания, образующегося из дискурсов различных научных дисциплин.

При всей разнородности этих дискурсов, обусловленной спе­цифическими задачами разных форм познания, в своей совокупно­сти они образуют, по утверждению Фуко, более или менее единую систему знаний — эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языко­вой код — свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а сле­довательно, и мышление отдельных индивидов данной историче­ской эпохи.

Таким образом, эпистема у Фуко выступает как исторически конкретное «познавательное» поле, предопределяющее сознание своего времени; иными словами, выступает как исторически кон­кретизированное &&коллективное бессознательное.

Господству этого исторического бессознательного Фуко про­тивопоставляет деятельность «социально отверженных»: безум­цев, больных, преступников и, естественно, в первую очередь, художников и мыслителей. С этим связана и мечта Фуко об иде­альном интеллектуале, который, являясь аутсайдером по отноше­нию к современной ему эпистеме, осуществляет ее деконструкцию, указывая на слабые места — на изъяны общепринятой аргумента­ции, призванной укрепить власть господствующих авторитетов и традиций.

Истинно-реальное &&абъекция, истинно-реальное йельская школа &&деконструктивизм

КОД

Франц., англ. code. Совокупность правил или ограничений, обес­печивающих функционирование речевой деятельности естествен­ного языка или какой-либо знаковой системы: иными словами, код обеспечивает коммуникацию. Для этого он должен быть понятным для всех участников коммуникативного процесса и поэтому со­гласно общепринятой точке зрения носит конвенциональный ха­рактер. «Конвенциональная природа коммуникативных процессов, — считает А. Е. Левин, — отнюдь не обязательно выражается эксплицитно; более того, конвенции, определяющие функциониро­вание естественных языков, всегда создаются имплицитно, «самоустанавливаясь» в множествах коммуникативных актов, и

[107]

лишь впоследствии эксплицируются на метауровне лингвистиче­ского описания» (Левин:1974. с. 135). (также &&двойной код, &&текстовой анализ, &&постмодернизма код).

Код постмодернизма &&постмодернизма код коллаж

Франц. collage. Одна из характерных особенностей &&постмодернизма состоит в том, что он деконструирует опору модернизма на «унифицирующий потенциал рудиментарных мета-повествований» и на уровне формы прибегает к дискретности и эклектичности. Отсюда, по мнению Т. Д'ана, коренное различие в применении техники коллажа в живописи модернизма и постмо­дернизма. Модернистский коллаж хотя и составлен из изначально несопоставимых образов, тем не менее всегда объединен в некото­рое целое всеохватывающим единообразием техники: он нарисован в одном и том же стиле одним и тем же материалом (маслом) и аранжирован как хорошо уравновешенная и продуманная компо­зиция. Модернистский коллаж передает зрителю ощущение симультанности: он как бы видит одну и ту же вещь одновременно с разных точек зрения.

В постмодернистском коллаже, напротив, различные фрагмен­ты предметов, собранные на полотне, остаются неизменными, не­трансформированными в единое целое. Каждый из них, считает исследователь, сохраняет свою обособленность, что с особой от­четливостью проявилось в литературном коллаже постмодерниз­ма.

Пожалуй, самым показательным примером тому может слу­жить роман американского писателя Реймонда Федермана «На Ваше усмотрение» (Federman:1976). Название романа диктует способ его прочтения: страницы не нумерованы и не сброшюрова­ны, и читатель волен прочитывать их в том порядке, в каком ему заблагорассудится. Помимо характерной для постмодернистов «жизни в цитатах» из Дерриды, Барта, Борхеса и из своих собст­венных романов, а также стремления, по выражению Шульте-Мидделиха, «стилизовать литературу под эрзац жизни» (Intertextualitat:1985, с. 233) (ср. эпиграф к роману: «Все персонажи и места действия в этой книге реальны: они сделаны из слов»). Федерман даже текст на некоторых страницах размещает по принципу Дерриды, деля поле страницы крестом из фамилии французского философа. При всем ироническим отношении са­мого писателя к авторитетам деконструктивизма, Федерман не

[108]

мыслит свое существование вне цитат из их произведений: факти­чески весь роман представляет собой ироническую полемику с со­временными деконструктивистскими концепциями и в то же время признание их всесилия, сопровождаемое рассуждениями о трудно­сти написания романа в этих условиях.