Категория смерти в обыденном сознании Идея непрерывности жизни в древних источниках. Мифологические представления о смерти.

Мифы о происхождении смерти встречаются почти у всех народов. Эти мифы весьма разнообразны, но почти повсюду подчинены общим законам мифологического мышления. Во-первых, это «объяснение от противного»: люди умирают потому, что раньше не умирали или умирали, но вновь возрождались, а затем почему-либо утратили эту способность. Во вторых, действует идея «прецедента»: некий человек когда-то умер, и с тех пор люди умирают. Третья идея (встречающаяся главным образом на более высоких ступенях культурного развития) – это идея наказания: смерть рассматривается как кара за проступок, ошибку, неповиновение. При всем разнообразии мифов о происхождении смерти в них чаще всего повторяются мотивы: месяц (луна), змея, ложная весть, спор, наказание.

Отрицательная аналогия с месяцем (луной), постоянно умирающим и возрождающимся, встречается у народов даже самой архаичной культуры. Отрицательная аналогия со змеёй основана на том, что змеи ежегодно линяют, сбрасывая кожу, и как бы омолаживаются. Этот мотив повторяется, например, во многих мифах народов Океании: люди когда-то тоже умели сбрасывать кожу и омолаживаться, но утратили это умение и умирают.

Широко распространен, особенно у народов Африки, мотив ложной вести. Верховное существо (Бог) посылает вестника-животное сказать людям, что они будут умирать и оживать, но вестник (по забывчивости или по злому умыслу) сообщает, что люди будут умирать окончательно (вариант: эту дурную весть приносит вестник, обогнавший первого). В мифологиях народов Африки известен и другой мотив: люди умирают, так как проспали обещанное им бессмертие. Здесь и аналогия: сон – смерть. У индейцев Америки распространен миф, согласно которому люди умирают потому, что сделаны из непрочного материала: глины, прутьев, травы. У индейцев пуэбло смерть – это возвращение на прародину. У индейцев известны также мифы, оправдывающие необходимость смерти (не допустить перенаселения земли и сделать жизнь более разнообразной и привлекательной).

В мифологических представлениях народов, стоявших на сравнительно низких ступенях развития, смерть обычно не олицетворяется, в более развитых мифологиях смерть нередко фигурирует как олицетворенный образ – дух или божество смерти. Правда, в «чистом» виде этот персонаж выступает редко: в большинстве мифологий «бог смерти» не вычленяется из сложных мифологических образов, олицетворяющих все злое, вредное, опасное, безобразное: таковы египетский Сет, ассиро-вавилонская Тиамат и ее злые спутники, «духи бездны», иранский Ангро–Майнью и другие. Наиболее «чистые» мифологические олицетворения смерти встречаются у майя – Иум-цек и Кан-нич, у ацтеков бог смерти и преисподней Миклантлантекутли и его жена богиня Миклантлансиуатль и другие. Со смертью иногда ассоциируется образ старухи – хозяйки преисподней (например, скандинавская Хель). В греческой мифологии смерть олицетворена в образе Танатоса («Смерть»), принадлежащего к старшему, доолимпийскому поколению богов. Танатос прибывает в аиде, рядом со своим братом Гипносом («Сон»), но вылетает оттуда, чтобы исторгнуть душу у жертвы и напиться её крови.

В мифологических представлениях античного мира смерть – важнейший признак, отличающий людей от бессмертных богов, (концепция героя, то есть человека, совершающего великие подвиги и все же лишенного божественного бессмертия, зарождается уже в шумерско-аккадской мифологии и эпосе, в частности о Гильгамеше). В греческую мифологию проникла, однако, из восточных мифологических систем идея страдающего и умирающего бога, но умирающего лишь временно, ибо за смертью следует его воскресение (мифологическое олицетворение земледельческого процесса – посев и прорастание зерна). Восточные умирающие и воскресающие боги (Осирис, Думузи – Таммуз, Адонис, Аттис и др.) оказали влияние на аналогичные образы Загрея – Диониса, Персефоны. В скандинавской мифологии смерть богов проецируется эсхатологически в будущее.

В народных верованиях и обрядах европейских народов имеется некий туманный образ смерти, олицетворяемый как старуха или скелет с косой. Карнавальное обрядовое чучело, которое сжигается на масленицу, иногда тоже называется смертью, хотя образ этот более сложный. Характерно, что у славянских народов чучело смерти делается чаще в женском обличье, а у германских – в мужском (в славянских языках слово смерть женского рода, а в немецком «Tod» - мужского; соответственно и исполнителями обряда у славянских народов чаще были девушки, а у немцев – парни). Туманен также образ Карачуна, видимо, зимнего славянского божества, сохранившего черты олицетворения смерти.

Большинство мифов предполагает продолжение жизни, но уже в ином качестве и в ином мире или измерении – в загробном мире.

Загробный мир, потусторонний мир, тот свет, в мифологии обитель умерших или их душ¹. Психологический страх перед смертью (в сочетании с биологической опасностью, исходящей от разлагающегося трупа) персонифицировался в самом умершем: поэтому погребальные обычаи преследовали цель изолировать умершего и с ним - вредоносное воздействие смерти, одновременно, однако, существовала и противоположная тенденция - сохранить умершего вблизи живых, чтобы не нарушать целостность коллектива. Отсюда - древнейшие обычаи погребения (изоляции) на поселениях, в жилищах или специальных домах мертвых, позднее - в некрополях (городах мертвых) вблизи поселений. Соответственно амбивалентным было и отношение к умершему: с одной стороны, его почитали как предка благодетеля (см., напр., Питары, Маны), с другой - боялись как вредоносного мертвеца или духа, обитающего вблизи живых. Представления о наделенных сверхъестественной силой "живых мертвецах", выходящих из могилы, нападающих на людей, приносящих болезни и смерть, присутствуют в мифологии и фольклоре многих народов (напр., Упырь). "Живых мертвецов стремились умертвить вновь, связать и т. п., духов - отпугнуть шумом на похоронах, запутать дорогу в мир живых. Но самым действенным способом устранения вредоносных свойств покойника при сохранении связи с ним как с духом-покровителем считалось отправление его в загробный мир. У некоторых наиболее отсталых племен (австралийцы, бушмены, папуасы) не сложилось дифференцированных мифологических представлений о загробном мире: умершие могли населять пустынные местности, лес или кустарники, оказывались в море или на небе иногда известно было лишь направление, в котором уходили умершие. Смутны и противоречивы были представления о занятиях мертвых, они могли вести обычную жизнь охотников и собирателей, превращаться в животных и птиц, скитаться по земле выходить по ночам из своих убежищ возвращаться к стойбищам живых. В мифологии существует расчленение покойника на погребенное тело и душу (дух), обитающую в загробном мире. Это расчленение не было последовательным - душа не лишалась телесных свойств и привязанности к телу; у многих народов (у индейцев, в римской и сибирских мифологиях) известны представления о "могильных душах", наподобие Ка в египетской мифологии. Наиболее распространенным было представление о временном пребывании духа возле тела (могилы). По совершении погребального обряда и уничтожении субстрата души - тела - во время кремации или каким либо иным способом - дух отправлялся в загробный мир.

Загробное путешествие считалось тяжёлым и опасным: далёкий потусторонний мир был отделён от мира живых потоками, горами, помещался на острове, в глубинах земли или на небесах. Для такого путешествия умершему необходимы были лодки, кони, нарты, колесницы, крепкая обувь, припасы на дорогу и т. п., помещавшиеся обычно в могилу. На пути встречались сверхъестественные преграды - огненные озёра, кипящие потоки и пропасти, через которые вели узкие мосты (мост - конский волос в алтайских мифах, у индейцев кечуа и др.): сорвавшихся ждала вторичная и окончательная смерть. В преодолении этих преград умершим помогали проводники душ - животные (обычно собака или конь), шаманы и боги. Вход в загробный мир (иногда - мост) охранялся стражами: чудовищными псами у индоевропейских народов (Кербер и др.), самими хозяевами царства мёртвых; они впускали лишь души выполнявших племенные обычаи при жизни и погребённых по всем правилам, тех, кто мог заплатить проводникам и стражам мясом животных, принесённых в жертву на похоронах, деньгами и т. п. (у народов Океании, у йоруба в Африке, индейцев дакота и других). "Нечестивцам" грозила окончательная смерть или участь скитальца, лишённого загробного пристанища. Загробный мир, несмотря на разнообразие идей относительно его местонахождения, обычно вписывался в общую мифологическую картину мира как далёкий иной мир, противостоящий "своему" миру живых. При этом его размещение в горизонтальном пространстве соотносилось с вертикальной моделью мира, расчленяющей космос на небо, землю и преисподнюю. Так, народы Сибири помещали его на севере в низовьях великих сибирских рек и одновременно в нижнем мире; в мифологиях, где путь умершим указывало солнце (у некоторых народов Океании, Северной Америки - ср. представление о солнечной барке Ра), потусторонний мир оказывался в подземном обиталище на западе. Реже он помещался на небе (на звёздах и т. п.), куда можно было проникнуть, как и в нижний мир, по древу мировому, или мосту (которым иногда считались радуга или Млечный путь). Картины загробного мира могут целиком копировать реальный мир с селениями, где умершие живут родовыми общинами, охотятся, женятся, иногда даже производят потомство и т. д. - в мифах воспроизводится даже ландшафт, окружающий общину в этом мире. Духи не бессмертны, но на том свете им отводится обычно более длительный жизненный срок, чем на земле (у североамериканских индейцев, некоторых народов Африки и др.); по истечении этого срока духи умирают окончательно или возрождаются на земле в живых существах. Духи предков существуют , пока их чтут потомки. В мифологии банту (балуба) души пребывают в потустороннем мире у Нзамбе до тех пор, пока не состарятся, после чего бог изгоняет их на землю, где они обращаются в прах. В примитивных мифологических системах, где загробный мир мыслился как простое "продолжение" земного существования, отсутствовало противопоставление телесного и духовного начал. Непоследовательным было это противопоставление в развитых мифологиях: так, души в греческом аиде жаждут крови и боятся меча, скандинавские эйнхерии убивают друг друга и воскресают вновь в вальхалле. Вместо этого получило развитие физическое противопоставление мира живых и "того света": когда на земле день, там - ночь, у живых - лето, у мёртвых - зима, умершие ходят вверх ногами, одежду носят наизнанку, их пища - яд для живых и т. п. (в мифологиях Океании, народов Сибири, североамериканских индейцев). Живые, проникшие в загробный мир, невидимы для его обитателей, как и духи среди живых, и столь же вредоносны для умерших, как те - для живых (сибирские мифологии). В иных традициях живые, напротив, встречают радушный приём на том свете у умерших сородичей (африканские мифологии), отправляются туда за женой или возлюбленной (мотив Орфея и Эвридаки, известный, в частности, у североамериканских индейцев и японцев), но их пребывание в потустороннем мире связано с особыми табу, нарушение которых губит предприятия живых, и те ни с чем возвращаются на землю. В некоторых мифологических традициях картина того света окрашена в тусклые тона: там слабо светит солнце, нет ни нужды, ни радости и т. п. Таковы, например, представления о призрачном существовании бесчувственных теней во мраке аида и шеола. Напротив, вера в лучшую загробную жизнь отразилась в представлениях об обильных охотничьих угодьях, сверхъестественно плодородных полях , пастбищах; умершие становились молодыми, не знали болезней и забот, предавались веселью, танцам (у некоторых народов Меланезии, Америки).

Общая концепция продолжения существования после смерти дополнялась в мифологиях первобытной эпохи и древнего мира представлениями об особых судьбах различных категорий умерших. Загробная жизнь зависела от рода смерти: убитые, утоновшие, почившие естественной смертью, умершие в детстве помещались в разные области загробного мира.В разных мифологиях эти категории умерших наделялись нередко противоположными судьбами.

В первобытной и древней мифологии воздаяние на том свете зижделось скорее на ритуальных, чем на моральных принципах. Мифология, ставившая загробную участь в зависимость от ритуала и различных формальных признаков (род смерти и т.п.), от социального статуса умершего, не допускала последовательной идеи возмездия в ином мире. Топографическое соответствие вертикальных уровней модели мира и рангов социальной иерархии (вожди на небе - общиннники в преисподней) наиболее полно выражало направленность первобытной мифологии на гармонизацию и взаимосвязь природного космоса и социума.

Учение о метапсихозе (реинкарнации) - переселении душ - было наиболее развито в инуистской мифологии и в буддизме. У многих народов существовало также представление о возрождении умершего в лице потомка (обычно внука): отсюда - передача имени предка новорожденному. В этих случаях загробный мир не последнее пристанище умершего, но необходимая фаза в круговороте возрождений через смерть.

Вопрос о загробной участи стано вился все более насущным в период разложения рода в "варварских обществах" и кризиса общины в азиатских и античных обществах Род переставал быть гарантом телесного возрождения. Индивид, чье сознание освобождалось от идеологических уз коллектива, в пределах которого совершался круговорот смертей и возрождений, искал спасения от кризиса в ином, вечном, а не в "гибнущем" земном мире Таким убежищем абсолютной отрешенности от чувственного земного бытия и посмертного метампсихоза мыслилась буддийская нирвана, буддизм вполне определенно ответил на вопрос о загробной судьбе человека "одни возвращаются в материнское лоно, делающие зло попадают в преисподнюю, праведники - на небо, лишенные желаний достигают нирваны" (Дхаммапада Х 126). Обитель праведных - рай - понималась не как царство изобилия, но как целиком противоположное земному сверхчувственное состояние. Переориентация общественного сознания от земных ценностей в этом и загробном мире на мир идеальный и сверхчувственный осуществлялась мировыми религиями. Иной мир не просто локализуется в горних сферах - он пронизывает все мироздание (мир божий), является прообразом зримого мира и управляет им в лице божества. Земля людей в новой космологической системе оказывается не просто срединной зоной космоса, но ареной борьбы "грешного", телесного, и духовного миров, "града земного" и "града божия" за каждую человече скую душу. Душа, устремленная к Богу, достигает рая, естественная для архаических мифологий привязанность души к телу и телесному суще ствованию расценивается как греховная: грешная душа вынуждена возвра щаться к могиле, обвиняя тело в уготованной ей скорбной участи Новые представления о загробном существовании восходили к древним архетипам сорокадневные мытарства души после смерти с посещением рая и ада напоминают шаманские путешествия в иной мир, сохраняются, особенно в народных представлениях, огненная река и мост, ведущий в загробный мир (мусульманский Сират, тонкий как волос, острый как меч), загробный суд со взвешиванием душ и т. п. Но главным становится не противопоставление живых и мертвых, своего и иного мира, а противо положность души и тела, рая и ада, не отправление ритуалов и не сословная принадлежность, но универсальные категории греха и добродетели определяют загробную судьбу. Земная социальная иерархия не переносится автоматически на стратиграфию иного мира: на против, противоречия этой иерархии "преодолеваются" в ином мире построением иной, этической иерархии адских мук или райского блаженства в низших кругах ада или вышних сфеpax рая, в зависимости от степени греховности или добродетели умершего. Идея загробного воздаяния становится средством религиозного утешения и устрашения. Наряду с апофатическими описаниями божества и царства божия мировые религии дают вполне наглядные картины загробного мира: в мусульманскои мифологии, например, - это те нистый оазис с услаждающими праведников гуриями; убранство рая - драгоценные камни и металлы, и т. п. Но суть райского блаженства - духовное общение с божеством. Соответственно в аду грешники, расплачивающиеся за привязанность к телесному миру, испытывали не только духовный ужас, но и телесные муки. Адский огонь не рассеивал мрака преисподней, сменялся в других кругах страшным холодом ("холодные" и "горячие" ады буддизма), тьмы злых духов терзали грешников, обречённых на вечные муки. Не совершившие смертных грехов оказывались в чистилище (у католиков), где подвергались временным мукам, очищающим и открывающим дорогу в рай. Участь грешников могли облегчить молитвы праведных и церкви; заступничество богоматери (в христианстве) или Мухаммеда (в исламе) спасало от адских мучений. Картины ужасов и райских чудес, подтверждаемые "очевидцами", совершавшими путешествия в загробный мир (распространённый в средневековой литературе сюжет "видений" того света), подобные шаманским, видимо, сыграли значительную роль в процессе распространения мировых религий в средние века. Относительно последовательная мифология потусторонннего мира частью вытесняла в область неофициальной народной культуры, частью подчиняла своей структуре ранние верования (показательно, что буддийские монахи считались главными специалистами по проблемам загробной жизни и погребальному культу в синкретических религиях Дальнего Востока, напр. в Японии). Однако наряду с индивидуалистической устремлённостью к загробному блаженству средневековая идеология включала и посюстороннюю направленность общинных (прежде всего сельскохозяйственных) культов на всеобщее прижизненное благополучие. В народной культуре образы смерти и преисподней сохраняли амбивалентный характер возрождающего начала, особенно во время различ ных аграрных и т. п. праздников, карнавалов.