Психология действия - квинтэссенция деятельностного подхода

Время от времени А.Н. Леонтьев повторял, что за деятельностью лежит жизнь, что деятельность через мотив-предмет связана с жизненным миром, но эти утверждения не делали его абстрактные схемы деятельности более жизненными. Я уже говорил выше о герметичности теории сознания и деятельности Леонтьева. Он был по-своему самодостаточен и в ее расшифровку и обоснование "не впускал" даже богатейший экспериментальный материал своих учеников и соратников, которые добывали Живые и конкретные факты, хотя и отталкиваясь от его теоретических построений, но существенно корректируя их. Мысленно возвращаясь к становлению деятельностного подхода к психике, сталкиваешься с поразительной несуразицей. Ведь в школе Леонтьева, в том числе и в его собственных исследованиях, действительным предметом было действие, а не деятельность. Последняя, в лучшем случае, составляла самый общий контекст исследований, их идеологическую рамку, которую время от времени Приходилось насильственно модифицировать, например, в угоду учению И.П. Павлова

71

о высшей нервной деятельности (никакой вины великого ученого в этом, конечно, не было). Получался странный коктейль из философской (с позволения сказать) и физиологической терминологии. Например, предметная, ориентировочная, отражательная, рефлекторная, психическая деятельность. Помню, как А.Р. Лурия ответил студенту, донимавшему его вопросами о том, что же такое вторая сигнальная система? Это бывшая речь, сказал профессор. А вот пример более академической, так сказать, формы камуфляжа: "Психолог, опираясь на физиологические данные, изучает ориентировку как деятельность, направленную на обследование окружающего и на его отображение в голове субъекта, процесс превращения этой деятельности из внешней во внутреннюю, собственно психическую деятельность и ее роль в регуляции поведения человека. В качестве своеобразных форм ориентировочной деятельности должны (курсив мой. — В.З.) рассматриваться не только познавательные, но и эмоциональные, а также волевые процессы" (А.В. Запорожец) [14. С. 87J. Страшно подумать, сколько времени этот умнейший и интеллигентнейший человек потратил на создание такого "концепта-монстра". Помню, как Александр Владимирович радовался, найдя у Ленина слово "спонтанейность": "Теперь я могу смело говорить о спонтанности, на худой конец - спонтанейности детского развития". Приведенная выше выписка взята из замечательной и глубокой по своему психологическому содержанию книги Запорожца "Развитие произвольных движений". На самом деле у многих исследователей вынужденная ориентация на павловскую ориентировку не привела к решительной смене тематики. Например, мой отец П.И. Зинченко продолжал изучать мнемичсские действия, хотя вынужден был связывать их с ориентировкой.

В 30-е годы П.Я. Гальперин начал изучение орудийных действий у ребенка; чуть позже А.В. Запорожец изучал сенсорные действия; П.И. Зинченко - мнемические действия; тогда же Запорожец начал изучение практического интеллекта и перешел от него к изучению интеллектуального действия per se. В конце 30-х годов Запорожец и Леонтьев выполнили исследование происхождения ориентировочно-исследовательского действия (генезис чувствительности). В 40-е годы Гальперин. Запорожец, Леонтьев изучали восстановление движений, т.е. по существу начали изучение предметно-практических, исполнительных, произвольных движений и действий. П.И. Зинченко продолжил исследование мнемических действий и начал изучение некоторых ориентировочных, познавательных действий, выступавших в функциях средств и способов запоминания и понимания. П.Я. Гальперин начал свой цикл изучения формирования умственных действий, рассматривая процесс формирования как смену типов ориентировки в ситуации. А.Р. Лурия выполнил ряд исследований формирования конструктивных действий у детей. В 50-60-е годы В.П. Зинченко начал изучение ориентировочных, перцептивных и исполнительных действий у ребенка. В конце 60-х - начале 70-х годов Запорожец перешел к изучению аффективных действий. Это. конечно, лишь грубая схема. Методолог Э.Г. Юдин [41] разделил и противопоставил друг другу различные теоретические функции понятия деятельность, в частности. категориалъно-объяснительную и предметную функции. В психологии понятие деятельности выполняет, в основном, объяснительную функцию. С точки зрения Юдина, квинтэссенцией деятельностного подхода в психологии является изучение действия. Запорожец добавил - психического действия. П.Я. Гальперин также предпочитал говорить о действии, так как явление действия более конкретно по сравнению с деятельностью. И более предметно. Следует отметить, что и размышления С.Л. Рубинштейна о действии значительно более содержательны и интересы по сравнению с его размышлениями о деятельности. Причина этого вполне понятна. Психологи видели за действием богатую и культурную реальность, а также опыт ее изучения в разных науках: от физики до социологии, эстетики и театра.

Эта схематическая реконструкция понадобилась мне также для того, чтобы лишний раз убедиться самому в том. что А.Н. Леонтьев. многократно излагая свою схему анализа деятельности, не использовал того эмпирического и теоретического богатства, которое на протяжении многих лет накапливали его соратники, ученики и коллеги.

72

Видимо, поэтому ему не удалось избежать греха логизма в психологии. Логизм на "место живых и конкретных фактов ставит часто пустые схемы, абстракции. Живое, яркое, блещущее красками и непрерывными переменами содержание душевной жизни начинает представляться, как последовательно расположенный ряд тусклых, резко только очерченных, китайских теней. За абстрактными схемами нашей психологии не видать жизни нашей души" [39. С. 31-32].

Сегодня об этом можно было бы и не вспоминать, если бы в изложениях психологической теории деятельности не сохранялась заложенная Леонтьевым традиция ограничиваться лишь ее концептуальным каркасом. Я не против психологической теории деятельности и смею надеяться, что внес посильный вклад в ее экспериментатику, эмпирию, практические приложения (инженерная психология, эргономика), в расшифровку ее концептуального каркаса. Хочу лишь сказать, что понять (и принять) ее можно, лишь подразумевая под ней богатейший и многоплановый опыт исследования действий и поступков, накопленный всей плеядой ученых, относившихся и относящих себя к школе Выготского. Леонтьева, Лурия (сохраняю этот персональный культурно-исторический код). К этому нужно добавить также изучение отдельных деятельностей (как их называл А.Н. Леонтьев): ранних форм общения ребенка (М.И. Лисина), игровой деятельности ребенка (Д.Б. Эльконин), учебной деятельности школьника (Д.Б. Эльконин, В.В. Давыдов), трудовой деятельности, в том числе деятельности операторов систем управления (В.М. Мунипов, В.П. Зинченко). В перечисленных исследованиях в полной мере использовалась, так сказать, общепсихологическая теория деятельности. И обогащалась.

В происходившем с психологической теорией деятельности была определенная логика. Любое представление, будь то представление о деятельности, о сознании, об установке и т.п., превращенное в средство объяснения другой реальности (в нашем случае психической реальности), как писал К. Маркс, подвергается испарению путем превращения его в абстрактные определения. Эти абстрактные определения необходимы, ибо на их основе возможно воспроизведение конкретного путем мышления1. Вторая часть работы так и не была проделана в отношении предметной деятельности. Она не была проделана методологически, но была проделана эмпирически. Категория деятельности, превратившись в объяснительный принцип, действительно почти испарилась, но понятие действия и скрывающаяся за ним онтология не разделили эту судьбу. Действие не стало объяснительным принципом, а, напротив, стало предметом (одним из...!) психологического исследования. Насколько я понимаю, конца подобным исследователям не видно (см. об этом более подробно: 115; 11]).