Глава 8. Практико-прикладные аспекты психологии

Эффективность любой науки оценивается в первую очередь по двум важнейшим критериям: адекватность ее теоретической составляющей изучаемой объективной реальности и польза от применения ее достижений в практической деятельности людей. По этим критериям, как правило, определяется ценность и любых конкретных научных исследований (разработок), что закреплено в требовании «научной и практической значимости». Единство этих двух компонентов любой науки отражено в известном тезисе: «Практика — критерий истины» (правильнее, конечно, говорить «практика — критерий истинности теории»). Понятно, что отсутствие у научной теории практического выхода демонстрирует ее бесплодность и обесценивает усилия, затраченные на ее разработку.

Все сказанное в полной мере относится и к психологии. И к ее чести необходимо отметить, что именно практические возможности психологии выдвинули ее на передовые позиции в человекознании и определили ее востребованность в большинстве областей социальной действительности. Эти возможности реализуются по двум направлениям, обозначаемым терминами «прикладная психология» и «практическая психология». Первое направление характеризуется применением полученных психологической наукой знаний в отдельных отраслях человеческой деятельности: в промышленности, строительстве, в педагогике, в здравоохранении, в государственном управлении, в спорте и т. д. Обычно это «внедрение» научных знаний в практику общественной жизни производится соответствующими исследованиями по заказу заинтересованных организаций (в том числе и различных министерств, стремящихся к повышению эффективности работы их отрасли). «На выходе» подобных исследований заказчику, как правило, выдаются определенные рекомендации

170

по совершенствованию его деятельности. Именно такие исследования носят название «прикладных», противопоставляемых по одной из приведенной выше классификаций «фундаментальным», а подругой — «эмпирическим» и «теоретическим» исследованиям. Кстати, благодаря растущему запросу общества на прикладные исследования интенсивно развивается блок отраслевых психологических наук.

Что касается «практической психологии», то здесь внедрение научных знаний в жизнь происходит путем оказания психологических услуг населению или организациям в форме консультаций (реже — психокоррекции и просветительства). Эти услуги могут носить разовый, эпизодический или систематический характер. В последнем случае процесс оказания таких услуг часто называют «психологическим сопровождением». В случаях достаточно сильной нужды в подобных услугах (особенно в индивидуальном порядке) их нередко называют «психологической помощью». Например, таковой помощью (иногда экстренного характера) расценивается деятельность психологов и социальных работников в столь популярной форме, как «телефон доверия». Интенсивное развитие в последние годы практической психологии в нашей стране сопровождается выпуском многочисленных специальных изданий. Однако следует отметить два тревожных обстоятельства, осложняющих понимание единства психологической теории и психологической практики [115, 125].

Первое обстоятельство связано с разночтением, а иногда со смешением в науке понятий «прикладная психология» и «практическая психология». Но что еще, на наш взгляд, опаснее — это претензии практической психологии на интеграцию знаний о человеке и на разработку самостоятельной, отличной от «академической» науки, теории [45, 149, 172].

Второе обстоятельство, еще сильнее обостряющее наметившийся разрыв между психологической наукой и практикой, — это снобизм многих практических (или практичных?) психологов, утверждающих, что «практика далеко опережает теорию». Дошло до того, что ставится вопрос: «Являются ли теоретическая и практическая психология ветвями одной науки?» И сравнение этих ветвей, с точки зрения практиков, явно не в пользу теории:

171

«В сущности, практическая психология хороша как социальный механизм, действие которого направлено на оздоровление экологии общества. Что же касается теоретической психологии, то никаких особенных успехов ей предрекать не приходится, особенно в нашей стране, где, ко всему прочему, большинство способных и талантливых психологов уйдет или уже ушло в практику, где значительно слабее ощущение бесплодной говорильни и значительно больше платят» [38, с. 149, 152]. Действительно, по свидетельству специалистов, на ниве отмеченного «оздоровления экологии общества» работников насчитывается как минимум в сто раз больше, чем в научно-исследовательском секторе психологии [151]. Предопределилось такое положение стремительными социально-экономическими изменениями в нашей стране, которые вдруг выявили, что потребность в психологических услугах у «советского человека» атрофировать не удалось. Более того, в современных условиях она даже обострилась, и люди устремились к различного толка «специалистам по душе». Стихийно формирующийся рынок психологических услуг спешно откликается на этот спрос. И практические психологи уходят «в отрыв» от теории (а точнее, науки), спеша догнать процветающих «докторов эзотерических наук» и «академиков иррациональной психологии». Научное психологическое сообщество встревожено таким положением [89, 220, 243, 245], но не более того.

Гонка за «золотым тельцом» провоцирует эклектический подход к психологическому инструментарию и наметившаяся еще в 1980-е годы «под воздействием требований жизни тенденция к единству методов изучения и методов воздействия на человека» [18, с. 8—9] все еще не дала ощутимых результатов. Лихорадочно «осваиваются» зарубежные методики (по большей части полувековой давности) без должного осмысления их методологических основ и социально-исторических условий их разработки. Поверхностная адаптация иностранных технологий создает видимость научно обоснованного подхода. Однако «некритическое использование западных методик приводит к необъективности данных, особенно на этапе их интерпретации... Прикладники сегодня диагностируют с позиции одной научной школы, консультируют — с точки зрения другого подхода, оказывают

172

помощь на основе положений третьей ориентации» [166, с. 44]. «Принципы, выдвигаемые в качестве краеугольного камня представителями различных направлений группового движения, порой в корне противоречат друг другу. Некоторые «групповоды» грешат откровенным эклектизмом, провозглашая практическую эффективность единственным своим принципом» [46, с. 13]. По мнению как иностранных, так и отечественных специалистов в области групповой практической работы, «эклектика является нормой американской социальной психологии» [161, с. 165].

Но на Западе осознание шаткости подобной практики привело к разработке специальных руководств и даже журнала по «эклектической психотерапии» [214]. Российские же практики, действуя на фоне, по выражению Н. С. Пряжникова, «недоса-моопределившегося» общества, «далеко не всегда и далеко не все озабочены смыслом своей профессиональной деятельности» [171, с. 106]. Нацеленность на сиюминутный практический успех (психотерапевтический, обучающий или организационный эффекты) и, как следствие, на быструю отдачу от используемого инструментария проблему его теоретического осмысления отодвигает на задний план. Гордые своими достижениями, практические психологи оставляют эту работу «на потом» либо уступают ее «теоретикам». И под девизом «Цель оправдывает средства!» практическая психология уходит далеко «вперед», демонстрируя «всеядность и ангажированность прикладников», которые «в одном лице выполняют разные роли, выступая в качестве многостаночников и как диагносты, и как консультанты, и как психотехнологи... Но чаще деятельность их напоминает коктейль» [166, с. 13—14].

Справедливости ради надо заметить, что высокомерное отношение к теории демонстрируют не только отечественные практики, но и зарубежные. Так, представители гуманистической психотерапии Дж. Фейдимен и Р. Фрейгер пишут: «Сторонники обучения на непосредственном опыте часто с предубеждением и нарочитым пренебрежением относятся к психологическим теориям и академической психологии в целом, как к чему-то устаревшему и ненужному» [211, с. 89]. Поданным специального исследования, абсолютное большинство членов Американской Ассоциации тренеров научной работы не ведут [252]. О наших

173

прикладниках говорить не приходится, если сам Ф. Перлз — основатель гештальт-терапии — характеризовал теорию непечатными эпитетами(!) [250]. Тем не менее противостояние теории и практики в западной психологии, пожалуй, не столь остро, как в нашей, отечественной. Даже упомянутый Перлз к концу жизни понял, что «нужно все же дать некоторые теоретические обоснования гештальт-подхода, чтобы предотвратить сведение его к набору трюков и попыток мгновенного «излечения» [105, с. 201]. Хотя, по мнению зарубежных психологов, для теоретической интерпретации процессов, происходящих в тренинговых группах, «основания для оптимизма минимальны» [87, с. 142], некоторое осмысление достижений практической психологии в теоретических терминах вполне возможно и необходимо, поскольку любая психотехнология имеет свои теоретические истоки [252]. Удручающий разрыв между теорией и практикой в последнее десятилетие становится предметом специального изучения в западной психологии, осознавшей бесперспективность концептуально-теоретического, терминологического и методического хаоса в психологической практике [251, 253].

Однако не исключено, что преодоление отмеченного «схизи-са» путем совершенствования методологической базы психологии и интеграции ее теоретической и практической ветвей натолкнется на препятствие, отмечаемое стратегической психологией и, видимо, предопределившее этот разрыв. Речь идет о все усиливающейся в обществе тенденции к подмене реальных человеческих ценностей на их виртуальные эквиваленты, что влечет попытки развития не заданных от природы психологических качеств человека (по терминологии стратегической психологии «первичных»), а тех, что способствуют успеху в приспособлении к искусственно создаваемому миру людей (по той же терминологии — «вторичных»). «Психологические реальности натурального мира относятся к числу вечных и абсолютных, а реальности искусственной среды временные, изменяющиеся. Жить человеку XXI века приходится и „там" (в искусственной среде. — В. Н.) тоже: в среде денег, рекламы, выборов, что требует своих, специфических способностей, талантов, свойств личности. Незнание психологии системы „человек—власть" привело к небывалому унижению людей,

174

взаимодействующих с макромиром по „типу И. Кеплера" или с микромиром по „типу М. Кюри". В то же время психологические свойства людей, работающих с эквивалентами микро- и макромира по „типу Гобсека" (персонаж финансового воротилы в „Человеческой комедии" О. Бальзака. — В. Н.), невероятно возвышены. Это нелепо, как нелепо, когда крестьянин, вырастивший хлеб, голодает из-за неумения продавать и покупать. И тем более когда физик-атомник, разрешивший проблему снабжения энергией человечества, оказывается нищим из-за того, что не умеет играть на бирже или избирать лояльных к себе руководителей из-за давления политической рекламы» [199, с. 28—29]. И в этой ситуации практическая психология нередко стремится прививать и развивать у клиента (отметь, читатель, этот термин виртуального мира, обозначающий живого человека!) именно «вторичные» качества и соответствующие им умения, на что стратегическая психология недвусмысленно указывает: «В психологии лицедейство приобрело форму всевозможных тренингов (СПТ, НЛП), которые начали учить „казаться", как ранее учили чувствовать, видеть, думать, понимать, действовать, терпеть. Вместо развития натуральных качеств в тяжелом личном труде и экстремальных испытаниях методами различных тренингов учат изображать вторичные качества личности и признаки веры в те или иные ценности. Проблемой для современной политической жизни стали имиджмейкерство, политический маркетинг, избирательные технологии, которые являются технологией имитации требуемых качеств личности» [199, с. 34].

Завершить эскиз практико-прикладного аспекта психологии хотелось бы напоминанием, что для психологии специфичны сочетание в едином процессе теоретической и эмпирической работы, поиск фундаментальных знаний на фоне сугубо практической деятельности. Особенно рельефен этот феномен в области медицины и педагогики. Действительно, многие крупные ученые, внесшие большой вклад в психологию, профессионально работали врачами, физиологами, анатомами, педагогами. Психология многим обязана таким врачам-профессионалам, как В. М. Бехтерев, П. Б. Ганнушкин, П. Жане, В. X. Кандинский, С. С. Корсаков, Э. Кречмер, А. Ф. Лазурский, Я. Морено, Г. Роршах, Г. И. Россолимо,

175

Г. Салливен, Г. Селье, В. Франкл, 3. Фрейд, К. Юнг. Не менее известны в психологии имена таких физиологов, как П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн, У. Кеннон, С. В. Кравков, И. Мюллер, И. П. Павлов, И. М. Сеченов, А. А. Ухтомский и педагогов, таких, как П. П. Блонский, А. Валлон, Дж. Дьюи, А. С. Макаренко, Э. Торндайк, К. Д. Ушинский. Именно в процессе медицинской или педагогической деятельности в непосредственном общении с пациентами и детьми эти выдающиеся исследователи совершали революционные открытия и оттачивали теории, вошедшие в золотой фонд психологической науки. Особенно характерно такое естественное и непосредственное «вырастание» теории из эмпирики и фундаментальных знаний из недр сугубо повседневно-практической работы для раннего периода развития психологии как самостоятельной науки (XIX — начало XX века.) Позже, окончательно обособившись и вырастив собственные психологические кадры, психология все равно сохранила эту специфику. В контексте практической работы с детьми занимались психологическими изысканиями столь известные ученые, как М. Я. Басов, Л. И. Божович, Л. С. Выготский, П. Я. Гальперин, Г. С. Костюк, А. А. Люблинская, Ж. Пиаже, А. В. Ярмоленко. С околомедицинской практикой связаны исследования в области психологии А. Р. Лурии, В. Н. Мясищева, Т. Г. Немчина.

176