Вопросы и задания

1. Почему Стендаль на протяжении романа выделяет курсивом слова «сила, одиночество, величие, честолюбие»? Меняют ли значение эти слова в развитии сюжета? Чем отличаются два употребления слова «величие» в начале и конце романа?

2. Описание вещи (деталь, интерьер, экстерьер)

а) костюмы Жюльена Сореля ("Красное и черное" Стендаля).

2. Художественное пространство в психологическом романе 19 века:

а) Изменение пространства и художественный смысл перемен в романе Стендаля "Красное и черное" (Верьер, Безансон, Париж — мир);

б) Художественное время в романе (проследите, как время отражается в названии глав и как протекает субъективное время Жюльена Сореля)

3. Автор и повествователь в тексте:

Почему роман Стендаля «Красное с черное» называется монологическим романом?

4. Истории героев в психологическом романе:

а) Жюльен Сорель в романе "Красное и черное" Стендаля;

б) Луиза де Реналь в романе;

в) Матильда де ла Моль в романе.

P.S. Эти вопросы – практическая часть экзамена (19 век)

Литература (художественная)

Подчеркнутые тексты — для обязательного чтения.

1. Стендаль Собр. соч., т. 1-15. М.,1959.

2. Стендаль Красное и черное. О любви.

Литература (критическая)

(Указанные во время лекций преподавателем тексты обязательны для чтения, остальные тексты - по выбору)

Учебники

1. История всемирной литературы. Т. 6,7.

2. История зарубежная литература 19 века (под ред. Я.Н. Засурского и С.В. Тураева).

3. Зарубежная литература. 19 век. Романтизм. Критический реализм (Хрестоматия). Под ред. Я.Н. Засурского.

4. Хрестоматия зарубежной литературы 19 века. (Под ред.Н.Я. Соловьевой).

Общая литература

8. Андрие Р. Стендаль, или Бал-маскарад. – М., 1985.

9. Моруа А. Литературные портреты. М., 1967.

10. Реизов Б.Г. Стендаль. Художественное творчество. Л., 1978.

11. Эпштейн М.Н. Поэтика дисгармонии (Стендаль и Бальзак) // Эпштейн М. Парадоксы новизны. М., 1988.

VII.

Оноре де Бальзак.

1799—1850 — Даты его жизни.

1. О Бальзаке

Это грандиознейший писатель, быть может, вообще самый значительный писатель, которого когда-либо выдвигала Франция. Один из главных деятелей литературы XIX века, писатель огромной плодовитости. Он ос­тавил целые полчища романов после себя. Великий труже­ник литературы, человек, неустанно трудившийся над руко­писями и гранками. Ночной работник, просиживавший целые ночи подряд над версткой своих книг. Жизнь его была ко­ротка. Он работал с перенапряжением всех сил.

У него была вообще такая манера: он не отделывал руко­писей. А настоящая отделка у него уже начиналась в гранках, в верстке.

Так вот, эта работа над рукописями, вперемежку с чер­ным кофе. Ночи с черным кофе. Когда он умер, его друг Теофиль Готье в замечательном некрологе написал: Бальзак умер, убитый таким-то количеством чашек кофе, выпитых им в ночные часы.

Но что замечательно, он был не только литератором. Он был человеком очень интенсивной жизни. Он был увлечен политикой, политической борьбой, светской жизнью. Много путешествовал. Занимался, правда, всегда неудачно, но с жаром занимался коммерческими делами. Пытался быть издателем. Одно время пустился разрабатывать серебряные рудники в Сиракузах. Коллекционер. Он собрал вели­колепную коллекцию картин. И так далее, и так далее. Че­ловек очень широкой и своеобразной жизни. Не будь этого обстоятельства, у него не было бы питания для его обшир­нейших романов.

Он был человеком самого скромного происхождения. Его дед был простой землепашец. Отец уже выбился в люди, был чиновником.

Бальзак — это одна из его слабостей — был влюблен в аристократию. Он, вероятно, многие свои таланты обменял бы на хорошее происхождение. Дед был просто Бальса, чисто крестьянская фамилия. Отец уже стал называть себя Баль­зак. «Ак» — это дворянское окончание. А Оноре самовольно приставил к своей фамилии частицу «де». Так из Бальса че­рез два поколения получился де Бальзак.

Бальзак в литературе огромный новатор. Это человек, от­крывший новые территории в литературе, которые до него никем никогда по-настоящему не обрабатывались. В какой области его новаторство? Бальзак создал новую тематику. Конечно, у всего на свете есть предшественники. Тем не менее, Бальзак создал совершенно новую тематику. С такой широтой и смелостью его тематическое поле до него еще никем не обрабатывалось.

Что же это была за новая тематика? Как ее определить, почти небывалую в литературе в таких масштабах?

Новая тематика Бальзака — это материальная практика со­временного общества. В каком-то скромном домашнем масшта­бе материальная практика всегда входила в литературу. Но дело в том, что у Бальзака материальная практика представлена в масштабе колоссальном и многообразном. Это мир производства: промышленность, земледелие, коммерция; всякого рода приобретательство; созидание капитализма; исто­рия того, как люди делают деньги; история богатств, история денежных спекуляций; нотариальная контора, где производят­ся сделки; всякого рода современные карьеры, борьба за жизнь, борьба за существование, борьба за успех, за материальный успех, прежде всего. Вот в чем содержание его романов.

Плюс еще политическая жизнь, ад­министративная. Он стремится к энциклопедизму в своих романах. И когда он спохватывается, что какая-то отрасль современной жизни еще им не отображена, он сразу броса­ется заполнять пробелы. Суда еще нет в его романах - он тут же пишет роман о судах. Армии нет — роман об армии. Не все провинции описаны — недостающие провинции вводятся в роман. И так далее.

Со временем Бальзак стал все свои романы объединять в еди­ную эпопею и дал ей название «Человеческая комедия». Не случайное название. «Человеческая комедия» должна была охватить всю французскую жизнь, начиная (и это особенно для него было важно) с самых низших ее проявлений: земледе­лие, промышленность, торговля — и восходя все выше и выше...

Бальзак выступает в литературе с 1820-х годов. Настоящий расцвет его — в тридца­тые годы, как и у романтиков, как у Виктора Гюго. Они шли рядом. Только разница в том, что Виктор Гюго намного пере­жил Бальзака. Но трудно себе представить роман­тика, для которого основной нерв — торговля, как таковая, у которого купцы, продавцы, агенты фирм были бы главными действующими лицами. И при всем этом, Бальзак по-свое­му сближается с романтиками. Ему в высшей степени была присуща романтическая идея, что искусство существует как сила, сражающаяся с действительностью, соперни­чающая с ней. Романтики рассматривали ис­кусство как состязание с жизнью. Притом они верили, что искусство сильнее жизни: искусство одерживает в этом со­стязании победу. В этом отношении знамена­тельна новелла замечательного американского романтика Эдгара По. Это звучит несколько странно: американский романтизм. Уж кому не подобает романтизм, это Америке. Однако в Америке существовала романтическая школа и был такой замечательный романтик, как Эдгар По. У него есть новелла «Овальный портрет». Это история о том, как один молодой художник стал рисовать свою молодую жену, в которую он был влюблен. Овальный портрет удавался. Но вот что происходило: чем дальше продвигался портрет, тем становилось яснее, что женщина, с которой пишется портрет, вянет и чахнет. И когда портрет был готов, жена художника умерла. Портрет зажил жизнью, а живая женщина скончалась. Искусство победило жизнь, отобрало у жизни все силы; все ее силы впитало в себя. И от­менило жизнь, сделало ее ненужной.

Бальзаку была присуща эта идея состязания с жизнью. Он пишет свою эпопею — «Человеческую комедию». Вся Франция перейдет в его романы. Известны очень характерные анекдоты о Баль­заке. К нему приехала из про­винции племянница. Он, как всегда, был занят, но вы­шел с ней в сад погулять. Он писал в то время «Евгению Гранде». Она ему рассказала про какого-то дя­дюшку, тетушку... Он очень нетерпеливо ее выслушал. Потом сказал: хватит, давайте вернемся к действительности. И рас­сказал ей сюжет «Евгении Гранде».

Теперь спрашивается: почему вся эта огромная тематика современной материальной практики была усыновлена в ли­тературе именно Бальзаком? Почему до Бальзака ее в лите­ратуре не было?

Чтобы то или иное явление жизни могло войти в искусство, нужны определенные условия. Это вовсе не делается беспересадочным способом. Как объясняют, по­чему Гоголь стал изображать чиновников? Ну вот, были чи­новники, и Гоголь стал их изображать. Но ведь и до Гоголя были чиновники. Значит, само наличие факта не означает, что этот факт может стать темой литературы.

Бальзак с его новой тематикой мог по­явиться именно в 1820—1830-е годы, в эпоху разворачивания капитализма во Франции. В послере­волюционную эпоху. Писатель типа Бальзака в XVIII веке немыслим. Хотя в XVIII веке существовали и земледелие, и промышленность, и торговля и т. д. И нотариусы существо­вали, и купцы, а если они и выводились в литературе, то обыкновенно под комическим знаком. А у Бальзака они вы­водятся в самом серьезном смысле. Возьмем Мольера. Мольер изображает купца, нотариуса как персонаж коме­дийный. А у Бальзака нет никакой комедийности. Хотя он, по особым причинам, всю свою эпопею назвал «Человечес­кой комедией».

Почему же эта сфера, эта огромная сфера материальной практики именно в эту эпо­ху становится достоянием литературы? Все дело в тех переворотах, которые произвела революция. Революция сняла всякого рода оковы, всякого рода насильственную опеку, всякого рода регламент с мате­риальной практики общества. Это и было главным содер­жанием Французской революции: борьба со всеми силами, ограничивающими развитие материальной практики, сдер­живающими ее.

В самом деле, представьте себе, как жила Франция до революции. Все находилось под наблюдением государства. Все контролировалось государством. Промышленник никаких самостоятельных прав не имел. Купцу было предписано государством, какого сорта сукна он должен производить. Ну, а что говорить о земледелии? Земледелие было кре­постным.

Революция все это отменила. Она предоставила промыш­ленности и торговле полнейшую свободу. Крестьян она ос­вободила от крепостничества. Иначе говоря, Французская ре­волюция внесла в материальную практику общества дух сво­боды, инициативы. Материальная практика заиграла жизнью, индиви­дуальностью и потому смогла стать достоянием искусства. У Бальзака материальная практика проникнута духом мощ­ной энергии и личной свободы. За материальной практикой всюду видны люди. Личности. И в этой области, которая, казалось, была безна­дежной прозой, теперь появляется своеобразная поэзия.

В литературу и искусство попало то, что вышло из области прозы, в нем по­является «поэтический» смысл. И сами личности, герои материальной практики, пос­ле революции очень изменились. Купцы, промышленники — после революции совсем другие люди. Новая практи­ка, свободная практика требует инициативы. Свободная материальная прак­тика требует от ее героев таланта. Надо быть не только про­мышленником, но талантливым промышленником, талантливым брокером, Наполеоном биржи.

Герои Бальзака, эти делатели мил­лионов, например, старый Гранде, — ведь это талантливые личности. Гранде симпатий к себе не вызывает, но ведь это крупный человек, талант, ум, настоящий стратег и тактик в своем виноградарстве. Гранде прозаичен. Хотя он только и занят своими подсчетами. Этот скупец, эта чер­ствая душа — все-таки он не прозаичен. О нем можно сказать так: это крупный разбойник... Он может со­перничать по какой-то значительности с Корсаром Байрона. Да он и есть корсар. Особый корсар складов с винными боч­ками. Корсар на купечестве. Это очень крупнопородный че­ловек. У Бальзака таких героев много...

Да, характер, талант, ум — вот что требовалось от этих новых людей во всех областях. А люди без дарований в промышленности, торговле у Бальзака все гибнут.

Например, роман Бальзака «История величия и падения Сезара Бирото»? Ничему Сезар Бирото не выдержал, не мог справиться с жизнью? А потому, что он был посредственностью. А посредственности у Бальзака погибают.

А финансисты Бальзака? Гобсек. Талантливая личность, выдающийся ум. Сравните Гобсека и Плюшкина, это очень интересно. У нас в России почвы для этого не было. Плюш­кин — какой же это Гобсек? Ни таланта, ни ума, ни воли. Это патологическая фигура.

Гранде, старик Гранде, — это грандиозная личность. Вы никак не скажете, что старик

В этих людях говорит освобожденная материальная прак­тика послереволюционного буржуазного общества. Она сде­лала этих людей. Она дала им масштаб, дала им дарования, иногда даже гениальность. Иные из финансистов или предпринимателей Бальзака — это гении.

Теперь второе. Что изменила буржуазная революция?

Материальную практику общества, да. Люди работают на себя, что и придаст им энергию. Но они работают в то же время на общество. Они работают, имея в виду необъятный общественный горизонт.

Вот в чем особое содержание «Человеческой комедии» — в освобождении стихии материальной практики. Романтики прославляют стихию жизни вообще. Бальзак отличается от романтиков тем, что его романы тоже наполнены стихией и энергией, но это стихия и энергия получает новое содержание. Это стихия — поток материальных вещей, существующих в предпринимательстве, в обмене, в коммерческих сделках и т.д. Причем Бальзак дает чувствовать, что эта стихия матери­альной практики — стихия первостепенного значения. По­этому никаких комизмов здесь нет.

Вот вам сравнение. У Мольера есть предшественник Гоб­сека. Это Гарпагон («Скупой»). Но Гарпагон смешная, комическая фигура. А если вы снимете все смешное, то получится Гоб­сек. Он может быть отвратительным, но не смешным.

Мольер жил в недрах другого общества, и это делание денег ему могло показаться комическим занятием. Бальза­ку — нет. Бальзак понимал, что делание денег — это основа основ. Как же это могло быть смешным?

Но почему же вся эпопея на­зывается «Человеческая комедия»? Все серьезно, все значи­тельно. А все-таки — комедия.

Бальзак постиг великое противоречие современного об­щества. Да, все эти буржуа, которых он изображает, все эти промышленники, финансисты, торговцы и так далее работают на общество. Но противоречие в том, что на общество работает не общественная сила, а от­дельные индивидумы. А вот эта материальная практика - не обобществлена, она анархична, индивидуаль­на. И вот это и есть великая антитеза, великий контраст, схваченный Бальзаком. Бальзак, как и Виктор Гюго, умеет видеть антитезы. Только он видит их более реалистич­но, чем Виктор Гюго. И первое и величайшее противоречие, что на общество работают разрозненные индивидуумы. Материальная практика находится в руках у разрозненных индивидуумов. И эти разрозненные индивидуумы вынуждены вести друг с другом жесточайшую борьбу. Общеизвестно, что в буржуазном обществе генеральное явление — конкуренция. Эту конкурентную борьбу, со всеми ее последствиями, Бальзак прекрасно изобразил. Звериные отношения между конкурентами. Борьба идет на уничтожение, на подавление. Каждый буржуазный деятель материальной практики вынужден добиваться для себя монополии, подавлять противника. Очень хорошо общество дано в письме Белинского от 2-6 декабря 1847 года: «Торгаш есть существо по натуре своей пошлое, дрянное, низкое, пре­зренное, ибо он служит Плутусу, а этот бог ревнивее всех других богов и больше их имеет право сказать: кто не за меня, тот против меня. Он требует себе человека всего, без раздела, и тогда щедро награждает его; приверженцев же не­полных он бросает в банкротство, а потом в тюрьму, и, нако­нец, в нищету. Торгаш — существо, цель жизни которого — нажива, поставить пределы этой наживе невозможно. Она — как морская вода; не удовлетворяет жажды, а только сильнее раздражает ее. Торгаш не может иметь интересов, не относя­щихся к его карману. Для него деньги не средство, а цель и люди — тоже цель; у него нет к ним любви и сострадания, он свирепее зверя, неумолимее смерти. Это портрет не торгаша вообще, а торгаша-гения».

Видно, что Белинский к тому времени начитался Бальзака. Это Бальзак ему подска­зал, что торгаш может быть гением, Наполеоном. Это откры­тие Бальзака.

Что в этом письме надо выделить? Что погоня за деньгами в современном обществе не имеет и не может иметь меры. Вот в старом обществе, добуржуазном, чело­век мог себе поставить пределы. А в том обществе, в котором жил Бальзак, мера - всякая мера — отпадает. Если ты зарабо­тал себе только на дом с садиком, то можешь не сомневаться, что через несколько месяцев с молотка продадут твой дом и са­дик. Человек должен стремиться к тому, чтобы расширять свои капиталы. Это уже не дело его личной жадности. У Мольера Гарпагон обожает деньги. И это его личная слабость. Болезнь. А Гобсек не может не обожать деньги. Он должен стремиться к этому бесконечному разрастанию своего богатства.

Вот игра, вот диалектика, которую постоянно Бальзак воспроизводит. Революция освободила материальные отношения, материальную практику. Она начала с того, что сделала человека свободным. А привела к тому, что материальный интерес поедает человека до конца. Люди, освобожденные революцией, превращаются в рабов материальной практики, в ее пленников, хотят они этого или нет. И это и есть настоящее содержание комедии Бальзака.

Вещи, имущественные интересы съедают людей. Жизнь принадлежит в этом обществе не людям, а вещам. Душой, страстями, волей обладают мертвые вещи, а человек превращается в вещь.

Гранде, архимиллионер, был порабощен своими же миллионами. Помните его чудовищную скупость? Приезжает племянник из Парижа. Он его угощает чуть ли не вороньим бульоном. Помните, как он воспитывает свою дочь?

Мертвое — вещи, капиталы, деньги становятся хозяевами в жизни, а живые мертвеют. Вот в этом и состоит страшная человеческая комедия, изображенная Бальзаком.

Огромный цикл Бальза­ка носит название «Человеческой комедии», притом что в целом этот цикл состоит из трагических историй. Это ис­тории большей частью о погибших жизнях, о погибших мечтах (один из самых известных романов так и называет­ся — «Утраченные иллюзии»). Мечтания гибнут, лю­ди гибнут — у всех такие утраченные судьбы, а все вместе называется «Человеческой комедией». Это грандиозная комедия, состоящая из многих трагедий.

У Бальзака происходит особое, комедийное перемещение смысла. А именно: материальные вещи приобретают душу, одушевленность, личность. А люди — овеществляются.

Приведу вам один пример. Вот как Бальзак описывает своего старика Гранде. Бальзак много раз перерабатывал этот роман и вносил в каждое новое издание очень любопытные поправки. Вот какие поправки вносились.

В издании 1834 года к моменту смерти Гранде его состо­яние доходило до двадцати миллионов. В издании 1839 го­да Бальзак вдруг понижает цифру состояния — Гранде оставил одиннадцать миллионов. В издании 1843 года он опять подымает состояние Гранде — до семна­дцати миллионов.

Притом Бальзак очень точно подсчитывает, указывает, откуда эти миллионы. Он точно указывает, сколько де­сятин земли было занято у Гранде под виноградники, сколь­ко каждый виноградник ему давал, сколько получалось бочек вина, сколько сена было снято с лугов, какие тополя были посажены стариком Гранде.

Итак: двадцать миллионов, одиннадцать миллионов, сем­надцать миллионов.

Что ж вы думаете, это случайные цифры у Бальзака? Бальзак очень обдумывал эти цифры, очень их примерял. Вот в чем дело: для Бальзака эти цифры и были портретом старика Гранде. Вот художник пишет портрет и добивается максимального сходства. И сходство требует: там прибавить лба, там убавить носа — тогда похоже будет. Бальзак все эти цифры дает для максимального сходства, для того, чтобы по­лучился похожий портрет. Сначала он дал Гранде двадцать миллионов, а потом подумал и решил: нет, что-то не похоже, давайте мы ему снизим. Одиннадцать миллионов — вот те­перь сходство есть. Нет, одиннадцать миллионов слишком мало. Семнадцать миллионов. Вот теперь Гранде похож.

Для Бальзака человека выражают цифры. И именно циф­ры — это портрет и есть, человек — это то, что он имеет. Состав имущества, количество владений — это портрет человека.

Бальзак в этом отношении совпадает с американцами. Это их обычная манера. Если американцу показали нового для него человека, он спрашивает: сколько он стоит? — то есть каков его доход? Так и у Бальзака. Эти цифры дают профили людей.

Это одно из проявлений «Человеческой комедии»

Люди, превращаемые в цифры.

«Евгения Гранде».

Как Бальзак описывает старика Гранде? Волосы у него были рыжеватые с проседью — золото и серебро. Он имеет в виду серебро валютное. И блеск золота — это монетный блеск.

Перед читателем как раз и происходит это овеществление человека. Гранде это овеществленный че­ловек. Человек, понятый, воспринятый, описанный на языке вещей и цифр.

Так обстоит дело в «Человеческой комедии». И величай­шие трагикомические происшествия происходят от неправильной оценки бюджета. Вот на какой тяжелой иронии по­строена повесть о Гранде. Приехал кузен Гранде из Пари­жа. Евгения без памяти влюблена в Шарля, а Шарль не понял, не оценил, сколько она стоит. Что за ней стоят миллионы. Евгения всю жизнь любит Шарля, эту тень, однажды ей мелькнувшую. Шарль приезжает из Индии, женится на богатой невесте в Париже, и вдруг он узнает, какие мил­лионы стоят за Евгенией. Он ошибся! Это бюджетная ошибка. Это, конечно, горький юмор. Вот, «счастье» не состоялось. Шарль Гранде плохо рас­считал. Это ирония Бальзака: плохо рассчитал. Он не дога­дывается о том, что эта беззаветно влюбленная в него Евге­ния — одна из самых богатых невест во Франции.

А Евгения? Вы помните, как Евгения доживает среди всех этих бесполезных миллионов? Миллионы сами по себе, а она сама по себе. Миллионы растут, но это ненужные миллионы.

Видите, как у Бальзака получается: вещи имеют свою ис­торию, люди имеют свою историю, и они плохо соединяются друг с другом. Все подлежит учету, но люди часто плохо учитывают. У Бальзака даже описания, если хотите, носят коммерческий характер. Когда Бальзак описывает обстанов­ку человека — так это, собственно говоря, ответ на тот же вопрос: сколько он стоит?

Вот у Бальзака описывается жилище в романе «Крестья­не». Описывается жилище ростовщика Ригу со всем движи­мым и недвижимым. И Бальзак сам добавляет: «По этому сжатому описанию, стилем своим не уступающему объявле­нию о распродаже...» и так далее. Бальзак намеренно превра­щает описание в объявление о продаже. Судьбы личностей — это судьбы имуществ. И все окружающее их — это имущество. Это важнейший элемент в «Человеческой комедии»,

Какие выходы искал Бальзак в «Человеческой комедии»? Он видит, что современ­ное общество глубоко неблагополучно; ведь нельзя же оставаться при таком порядке вещей, когда людьми командуют вещи. Нужно непременно обновление. Но Бальзак, в сущнос­ти, ничего предложить не мог.

В его время были развиты идеи утопического социализ­ма, но Бальзак был чужд им. Он был реалист, и не верил в учение утопического социализма. И вы­ход он видел не впереди, а в реставрации прошлого. Он ду­мал, что Францию может спасти сильная монархическая власть и Церковь. Этот человек, создавший беспощадную картину со­временного общества, в то же время проповедует как спасе­ние старую бурбонскую монархию. Проповедует трон и алтарь.

Либо Бальзак указывает на другой выход — чисто анархический. И этот выход представлен у него в одном из самых замеча­тельных героев — в Вотрене.

Бальзак умел создавать интересных людей. Его персо­нажи — это очень интересные личности. Это не просто Жа­ны и Жаки, а это очень примечательные личности. И может быть, самая замечательная личность — это Вотрен.

Вотрен появляется у него в разных романах: в «Отце Горио», в романе «Утраченные иллюзии». Потом Бальзак на­писал (правда, совсем неудачную) пьесу о Вотрене, которая называлась «Последнее воплощение Вотрена».

Вотрен — особый человек, ведущий странный образ жизни. Он живет в пансионе, где-то пропадает по но­чам, принимает у себя странных людей и развращает, сколь­ко может, молодого Растиньяка.

Растиньяк — тоже один из любимых героев Бальзака, мо­лодой человек, приехавший из провинции с тем, чтобы за­воевать Париж. Вотрен преподает ему науку завоевания Па­рижа. И главное правило этой науки: ничем себя не стеснять. Нужен подлог — совершай подлог. Есть надобность в убий­стве — совершай убийство. Одним словом, успех оправдан при любых обстоятельствах. Растиньяк беден. Он нищий сту­дент, живет в пансионе мамаши Воке, где-то там, на краю стола, обедает. А Вотрен говорит ему: вот видите там, за столом, такую девочку, мадемуазель Тайфер? Так вот, вы знаете, что эта Тайфер в один прекрасный день может оказаться одной из самых богатых невест Парижа? У нее есть единственный брат, наследник состоя­ния богатого банкира. Ну, а что, если мы ее братца уберем? Тогда, хочет ее отец или не хочет, она окажется его наслед­ницей. Вотрен объясняет Растиньяку, что у него есть подруч­ный, величайший бурбон и забияка; он может затеять ссору и вызвать Тайфера на дуэль. И ведь Вотрен так все и выполнил. В один прекрасный день Тайфер убит на дуэли.

Вотрен — это своеобразный фи­лософ. Вообще у Бальзака все его большие люди склонны к философствованию. Ростовщик Гобсек — это же мыслитель, философ. И Вотрен — это философ. Во­трен не просто мастер всяких темных дел, он еще теоретик темных дел. И у него есть своя мораль. А мораль эта такая: все дозволено. Если ты можешь, если ты умеешь — все дозволено. Если ты умеешь проложить себе путь к большим деньгам, то тебе все дозволено.

Пользуйся без оговорок своим умом, своей изо­бретательностью, своей энергией. Убийство молодого Тайфе­ра — это пример.

Вотрен — беглый каторжник. Но этот человек со страшными идеями (и тем он особенно инте­ресен) — это, в сущности, интересный ум. Он ненави­дит современное общество. Современное общество со всем его насилием, со всем его шарлатанством. Недаром он попал на каторгу. Он попал на каторгу как ненавистник существую­щего порядка вещей. Он себя называет, когда полиция прихо­дит его арестовать, учеником Жан-Жака Руссо, апостола соци­альной справедливости. У Вотрена фило­софия, порожденная эпохой. Да, надо воевать с современным обществом, надо делать все, чтобы его разрушать. А что для этого нужно? До конца доводить собственные принципы этого общества. Бур­жуазное общество существует на принципе: все дозволено. Оно тайно исповедует этот принцип. Тайно. Трусливо. Всякий так и поступает — никто только не смеет этого проповедовать. Буржуазное общество индивидуально. А что это значит? Это и значит — жить по принципу: все дозволено. Только бур­жуа делает это замаскировано, наполовину, А Вотрен пропо­ведует то, что все делают потихоньку, скрытно, не полностью,— только он делает все открыто, до конца.

Если в современном обществе доводить до конца его соб­ственный принцип — это и значит разрушать его. Все дозволено — это всеобщее разрушение. Вот он и проповедует это «все дозволено» для того, чтобы покончить с ненавистным ему буржуазным обществом.

Вот что это за человек: это в одном лице философ и разбойник. Друг справедливости, призывающий к крайней несправедливости во имя той же справедливости. То, чему призывает Бальзак - при помощи Церкви и престола скреплять современное ему об­щество, - наоборот, проповедует самый яростный, без­удержный анархизм Вотрена. Вот два варианта защиты современного общества, по Бальзаку. Церковь и престол — один вариант. А другой — анархизм Вотрена.

VII-A

1.

Оноре Бальзак:

О 19 веке. «Люди требуют от нас прекрасных картин, но где же модели для них? Неужели ваши убогие одежды, ваши неудавшиеся революции, ваши короли на половинном окладе настолько поэтичны, что стоит их изображать?»

«В 19 веке у пэра Франции и у торговца, у художника и буржуа, у студента и военного — почти одинаковый вид… Нужен проницательный взор для того, чтобы оттыкать в кабинете поверенного, в конторе нотариуса, в глубине провинции, под обивкой парижских будуаров ту драму, которую все требуют, которая, как змея при приближении зимы, скрывается в самых темных расселинах скал».

Из предисловия к «Человеческой комедии»: «Самим историком должно было оказаться французское Общество, мне оставалось только быть его секретарем. Составляя опись пороков и добродетелей, собирая наиболее яркие случаи проявления страстей, изображая характеры, выбирая главнейшие события из жизни Общества, создавая типы путем соединения отдельных черт многочисленных однородных характеров, быть может, мне удалось бы написать историю, забытую столькими историками, историю нравов. …

Подобный труд был бы еще ничем. …

Мне нужно было изучить основы или одну общую основу социальных явлений, уловить скрытый смысл подобного скопища типов, страстей и событий. … Найдя эту основу, этот социальный двигатель, мне следовало поразмыслить о принципах естества и обнаружить, в чем человеческое Общество отдаляются или приближаются к вечному закону, к истине, к красоте. … Изображенное так Общество должно заключать в себе смысл своего развития».

« Предстояло написать произведение, которое должно было охватить три формы бытия – мужчин, женщин и вещи, то есть людей и материальное воплощение их мышления, - словом, изобразить человека и жизнь».

«Идея «Человеческой комедии» родилась из сравнения человечества с животным миром. … Единство организмов занимало величайшие умы (Сведенборг, Сен-мартен, Лейбниц, Бюффон, Шарль Бонне, Кювье, Жофруа Сент-Илер),у них находишь зачатки замечательного закона: каждый для себя, на котором и зиждется единство организмов. …

Проникнувшись идеями этой системы… я увидел, что в этом отношении Общество подобно природе. Ведь Общество создает из человека, соответственно среде, где он действует, столько же разнообразных видов, сколько их существует в животном мире. Различие между солдатом, рабочим, чиновником, адвокатом, бездельником, ученым, государственным деятелем, торговцем, моряком, поэтом, бедняком, священником так же значительно, как и то, что отличает друг от друга волка, льва, ворона, тюленя и т.д. …

Но разнообразию животного мира природа поставила границы, в которых Обществу не суждено было удержаться.

Когда Бюффон изображает льва-самца, ему достаточно всего нескольких фраз, чтобы определить и львицу, между тем в Общест­ве женщина далеко не всегда может рассматриваться как самка мужчины. Даже в одной семье могут быть два существа, совершенно не похожие друг на друга. Жена торговца иной раз достойна быть женой принца, и часто жена принца не стоит жены художника. Общественное состояние отмечено случайностями, которых никогда не допускает Природа, ибо общественное состояние склады­вается из Природы и Общества. Следовательно, описа­ние социальных видов, если даже принимать во внима­ние только различие полов, должно быть в два раза бо­лее обширным по сравнению с описанием животных ви­дов. Наконец, у животных не бывает внутренней борьбы, никакой путаницы; они только преследуют друг друга — вот и все. Люди тоже преследуют друг друга, но боль­шее или меньшее наличие разума приводит к гораздо бо­лее сложной борьбе. Если некоторые ученые и не при­знают, что в великом потоке жизни Животность вры­вается в Человечность, то несомненно, что все же лавоч­ник становится иногда пэром Франции, а дворянин иной раз опускается на самое дно».

«Что же касается внутреннего смысла, души этого произведения, то вот на каких принципах оно основывается.

Человек ни добр, ни зол, он рождается с инстинктами и наклонностями: Общество отнюдь не портит его, как полагал Руссо, а совершенствует, делает лучшим; но стремление к выгоде со своей стороны развивает в нем дурные склонности. Христианство, как я показал в «Сельском враче», представляя собою целостную систему подавления порочных стремлений человека, является основою социального порядка».

VII- B.