2.2. Отражение исторических процессов и функционирования????может е?? ранних государств майя в письменных источниках.

Не менее важными являются письменные источники XVI-XVII вв. Они подразделяются на две группы: к первой относятся написанные на индейских языках, ко второй - на испанском. Об их научном значении, думается, много говорить не приходится. Однако и здесь можно отметить досадные пробелы: далеко не все важные документы изучены как следует или даже опубликованы. В этой области исследователям, так же как и в археологии, еще предстоит значительная работа.²

Для изучения религии этого региона огромное значение имеют доиспанские рукописные книги, получившие названия кодексов. Сохранились всего четыре книги майя постклассического периода: Дрезденский, Мадридский и Парижский кодексы, а также обнаруженная совсем недавно книга - кодекс Гролье.

Иероглифические рукописи майя XII-XV вв. н.э., которые названы по именам европейских городов, где они сейчас находятся, Дрезденской, Парижской, Мадридской и Гролье, то они недавно были прочитаны и переведены на русский язык Ю.В.Кнорозовым.³ В научный оборот введен совершенно новый, полновесный, исторический источник, способный во многом восполнить и изменить наши пока еще скудные представления о характере общества индейцев майя накануне испанского завоевания в XVI в.

Они содержат подробный перечень обрядов, жертвоприношений и предсказаний, связанных со всеми отраслями хозяйства (земледелие, охота, рыбная ловля, пчеловодство) и касающихся всех слоев населения (жрецы, воины, купцы, ремесленники, земледельцы), кроме рабов. Соответствующие указания даны в виде краткого описания занятий богов. Эти сведения давали основание жрецу совершать обряды, требовать надлежащие жертвы, определять благоприятное время и предсказывать будущее (в основном, конечно, бедствия) всем, от правителей до новорожденных, используя исторические прецеденты и астрологические данные. В жреческих требниках дела богов (примеру которых должны были следовать соответствующие группы жителей) описаны в строгих календарных рамках, с точностью до одного дня.¹

Таким образом, это первые подлинные письменные документы доиспанской эпохи, дошедшие до наших дней, прочитанные и переведенные на один из европейских языков. До сих пор мы располагали для характеристики общества майя X-XVI вв. н.э. на Юкатане только испанскими источниками, в которых многие стороны повседневной жизни индейцев либо искажались, будучи непонятыми, либо вообще умалчивались. Индейские источники, наподобие известных книг «Чилам Балам», написанных латинскими буквами, но на языке майя, хотя и включали в себя значительные пласты информации по доиспанской эпохе, были созданы уже в колониальный период и не могли не нести на себе заметного влияния христианства и европейской культуры. Следовательно, майянистика вместе с прочтением этих четырех рукописей XII-XV вв. н.э. впервые получила аутентичные исторические документы для периода, на несколько столетий предшествовавшего приходу в Новый Свет испанских конкистадоров. В этих документах, созданных самими майя и для своих внутренних потребностей, объективно отражены многие стороны их повседневной жизни, экономики, социально-политической структуры и верований. Но особенно обильный и ценный материал дают рукописи для изучения религии древних майя.

К иероглифическим рукописям тесно примыкает группа текстов на языке майя, написанных после испанского завоевания, - книги «Чилам Балам», имеющие историческое, мифологическое, календарное и астрологическое содержание. Они написаны испанскими буквами и несут на себе известный отпечаток влияний со стороны европейской культуры и христианской религии. Однако значительные разделы их восходят, вероятно, к древним доиспанским текстам типа Дрезденской и других рукописей. «Книги Чилам Балам, - пишет Ю.В.Кнорозов, - представляют собой довольно хаотичную смесь текстов и отрывков различного содержания, стиля и происхождения. Некоторые тексты относятся к доиспанскому времени, но подверглись в той или иной мере переработке. Есть тексты, написанные уже в колониальное время, и тексты, переведенные с испанского языка. Исторические тексты, восходящие к доиспанскому периоду, представлены в книгах Чилам Балам тремя хрониками (из Мани, Тисимина и Чумайеля), тремя текстами о событиях времен Хунак Кееля и текстом о странствиях племени ица. Хроники представляют собой перечень «двадцатилетий» (катунов) с краткими указаниями, какие исторические события происходили в то или иное «двадцатилетие» Таким образом, хроники напоминают летописи».¹

Поскольку во всех трех имеющихся в нашем распоряжении кодексах майя имеется множество таблиц и иллюстраций и, кроме того, в текстах очень часто встречаются отрывки, имеющие отношение к датам 260-дневного календаря, то никто из специалистов не сомневается в том, что их содержание связано исключительно с религией и астрономией. Текст этих кодексов представляет собой свод утверждений эзотерического характера, которые, несомненно, должны были читаться на древнеюкатекском языке. Очень похоже, что содержание многих отрывков этих кодексов перекликается с содержанием отрывков из книг «Чилам Балам».¹

Какие же сведения тогда содержатся в надписях майя? Вплоть до недавнего времени большинство специалистов полагали, что содержание надписей не слишком отличается от содержания книг, и, более того, существовало мнение, что все календарные даты, записанные на монументах, связаны с существованием некоего культа, в котором обожествлялись различные периоды, хотя еще Джон Ллойд Стефенсон придерживался совершенно другого мнения. В своих записях, посвященных Копану, он писал: «Я полагаю, что на его памятниках вырезана история. Они все еще ждут своего Шампольона, который потратил бы на них силы своего пытливого ума. Кто же сумеет прочесть их?»²

Большой вклад в майянистику внес Брассера де Бурбура он нашел пропавший отчет Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане» - богатейшего и уникальнейшего источника из всех, когда-либо попадавших в руки майянистов. Написанное в 1566 году францисканским монахом Диего де Ландой, это исследование представляет собой подробную энциклопедию культуры индейцев-майя, населявших равнины Юкатана. Ланда, который, по собственному признанию, принимал участие в сожжении на костре рукописей индейцев-майя, написал «Сообщение о делах в Юкатане» в Испании, когда его судили за организацию печально известного аутодафе в Мани, во время которого тысячи юкатанских майя подверглись пыткам по обвинению в идолопоклонстве. Совершенно очевидно, что Ланда не был ни беспристрастным, ни доброжелательным хроникером местных традиций. Его книга содержит ценную информацию об истории юкатанских майя, об их календаре и обрядах, но в ней нет даже упоминания о мифологии народа. Единственным исключением можно считать несколько искаженный рассказ о потопе.³

Особенный интерес вызвала та часть отчета, где де Ланда рассказывает о своих попытках истолковать иероглифы. С помощью индейца, умевшего писать на древнем языке, де Ланда составил целый «алфавит» языка майя из 27 знаков-иероглифов. Он полагал, что записанные знаки являются фонетическими эквивалентами звуков, представленных знаками испанского алфавита. К сожалению, все эти символы оказались малопригодными для перевода кодексов или надписей на стелах, из чего ученые сделали вывод, что де Ланда пошел по ложному пути и что у древних майя было не фонетическое, а идеографическое письмо, то есть иероглифами обозначались не звуки, а понятия.

После находки рукописи де Ланды удалось расшифровать лишь небольшую часть символов, которые относились к области чисел, календарных дат, астрономических циклов. Это позволило некоторым исследователям сделать вывод о том, что письменность майя не выходила за рамки тематики, связанной со временем и числами. Такая точка зрения преобладала до середины XX века, главными ее защитниками были американский археолог Сильванус Г. Морли из Института Карнеги в Вашингтоне и Дж. С. Эрик Томпсон, англичанин, также имевший отношение к этому научному заведению. По мнению Томпсона, майя были миролюбивы, склонны к созерцательности, постоянно думали о ходе времени и слушались жрецов, следивших за движением небесных тел и узнававших по ним волю богов. Города майя являлись церемониальными центрами, а не оплотами земной власти. «Главная тема цивилизации майя, - писал он в 1956 году, - это ход времени: общее понятие о тайнах вечности и более конкретное - о делении времени на отрезки, соответствующие векам, годам, месяцам и дням. Ритм времени завораживал майя, нескончаемый поток дней из бесконечности в бесконечность, из прошлого в будущее приводил их в восхищение».¹

Поскольку никто не мог прочесть основную массу иероглифов, не было никаких оснований подвергать сомнению истинность этой картины. Но в 1952 году малоизвестный советский лингвист Юрий Кнорозов оспорил общепринятую точку зрения. Будучи специалистом по древнеегипетской письменности, он заинтересовался знаками, которые де Ланда считал алфавитом майя. Он исследовал известные к тому времени кодексы и подсчитал, что в целом в них содержится до 300 разных иероглифов. Если все знаки были идеограммами, то для языка их слишком мало. С другой стороны, для фонетической системы, использующей алфавит (для обозначения мельчайших отрезков звучащей речи) или слоговые единицы (гласный плюс согласный), потребовалось бы гораздо меньше знаков. Кнорозов заключил, что письменность майя представляла собой смешанную систему - частично фонетическую, частично семантическую, как было в случае с древними рукописями, найденными в Месопотамии, Египте и Китае. Затем Кнорозов показал, что в фонетическом аспекте письменность майя базировалась скорее на слоговой, а не на алфавитной записи. Он высказал предположение, что информатор де Ланды, записывая звучание испанских букв, использовал известные ему комбинации согласных и гласных звуков. Например, когда де Ланда называл букву «л», индеец записывал иероглиф, обозначающий слог «лу».¹

Идеи Ю.Кнорозова сразу же подверглись резкой критике, и действительно, некоторые из его высказываний впоследствии оказались неверными. Более того, сами древние письмена, даже и с найденным ключом, по-прежнему доставляли исследователям массу хлопот: грамматика и синтаксис майя, как оказалось, поставили перед учеными новую преграду, фонетические и идеографические элементы часто смешивались, начертания иероглифов варьировались, а сами тексты были к тому же осложнены игрой слов, метафорами и намеками. Из-за всех этих сложностей, а также из-за явных ошибок в работах Ю.Кнорозова «фонетический подход» к изучению письменности майя еще долгое время, до начала 1970-х годов, вызывал сомнения у большинства ученых. Но за это время были сделаны два новых серьезных открытия. В 1958 году Генрих Берлин, изучавший надписи на монументах в Паленке и других центрах майя, заметил сходство в некоторых группах иероглифов, найденных в самых разных местах. Основная, срединная часть в этих группах была каждый раз новой, но начало каждой группы было одним и тем же, что могло свидетельствовать о сходном содержании. Берлин предположил, что основная часть в группах могла обозначать либо название города, либо имя его правителя. Эти знаки Берлин назвал «иероглифом-эмблемой». Они стали первым указанием на то, что письменность майя не была целиком посвящена жреческим прорицаниям о времени и о светилах.

В 1960 году Татьяна Проскурякова, русская по происхождению, сотрудница того же Института Карнеги, где работал Эрик Томпсон, определила мирской характер некоторых иероглифических текстов. Проанализировав надписи на стелах из Пьедрас-Неграс - города, находившегося к югу от Паленке, - она обратила внимание на даты, связанные с другими иероглифами, и предположила, что они могли указывать на какие-то важные события. Похоже было, что в каждой новой надписи эти даты говорили о продолжительности жизни конкретных людей (возраст варьировался от 56 до 64 лет). Числовые записи часто прерывались, их дополняли портреты женщин, детей и молодых правителей. Татьяна Проскурякова заключила, что на монументах были записаны важнейшие события из жизни правящих династий, например, рождение, приход к власти, военные победы, смерть и т. п. Доказательство было настолько наглядным, что больше ни у кого не оставалось сомнений: на каменных монументах народ майя писал свою историю.¹

С открытиями Юрия Кнорозова, Генриха Берлина и Татьяны Проскуряковой начался новый этап в современной майянистике. С тех пор было разгадано более 80 процентов всех иероглифов, а археологи сделали множество поразительных открытий. В результате мир майя, известный ранее лишь по архитектурным памятникам, стал нам ближе и понятнее. История этого народа больше не была загадкой.

В поисках следов великой общемировой катастрофы в культурном наследии древних майя чаще всего обращаются и к другому широко известному источнику - эпосу майя-киче «Пополь-Вух». Однако нет никаких оснований считать «Пополь-Вух» необычайно древней книгой, отражающей события десяти-, пяти- или трехтысячелетней давности. Мы не можем даже точно определить время ее первоначального появления. Дело в том, что дошедший до нас вариант был записан после испанского завоевания в XVI веке по памяти образованным индейцем майя на языке киче, но латинскими буквами.¹

К сожалению, сам оригинал «Пополь-Вух» («Книга народа»), представлявшее собой собрание мифов и легенд и записанный иероглифами, был впоследствии утрачен, но латинская транскрипция сохранилась и попала в поле зрения ученых в середине XIX века, дав первый ключ к пониманию мышления древних майя. Исследователи нашли также целый ряд юкатанских манускриптов времен конкисты, написанных по-латыни. Известные под названием «Книги Чилам-Балам» («Книги для жрецов Ягуара»), они состояли в основном из фольклорных преданий, а также содержали сведения по астрологии и медицине. Ученые были рады почерпнуть из этих источников некоторую культурологическую информацию, но эти рукописи только лишний раз напомнили о том литературном богатстве, которое пропало навсегда. Когда испанцы только прибыли на Юкатан, у майя были, вероятно, тысячи рукописных книг, сделанных из природного материала наподобие бумаги - вроде тех, что де Ланда предал огню. Лишь какие-то крохи этого литературного богатства уцелели, переходя из рук в руки, удивляя собирателей редкостей, пока не осели в библиотеках и частных коллекциях.²

До сих пор не нашлось человека, который сумел бы прочитать майяские тексты дословно. Они еще ждут того, кто сможет расшифровать их так же, как Шампольон сумел расшифровать египетские иероглифы. Но вероятно, следует вспомнить, что именно идентификация личных имен и титулов в египетских текстах позволила великому ученому сделать это открытие, и понимание того, что именно содержат в себе тексты письма майя, открывает путь к их полной дешифровке.¹

Основные источники для изучения мифологии майя-юкатеков - это местные книги пророчеств, известные под названием «Чилам Балам». Самые старые из этих книг датируются XVII веком, и изложенные в них мифы часто связаны с календарными циклами, и особенно с Длинным Счетом майя. Эта древняя условность священных преданий равнинных майя непривычна для современного читателя, однако раздел «Змеевидные числа» Дрезденского кодекса и письменные источники майя классического периода имеют именно такую форму. Три книги «Чилам Балам» из городов Чумайель, Тисимин и Мани содержат практически идентичные описания потопа и последующего возрождения мира. Отрывки из этих книг «Чилам Балам» во многом совпадают с мифами творения ацтеков, а также с записками Диего де Ланды и содержанием доиспанского Дрезденского кодекса.

В книге Диего де Ланды «Сообщение о делах в Юкатане», написанной в XVI веке, потоп упоминается в связи с четырьмя держащими небо богами, которые носили имя Бакабов.

Среди многочисленных богов, которым поклонялся этот народ, были четыре бога, носивших одинаковое имя Бакаб. Говорят, что это четыре брата, которых бог поставил в четырех углах созданного им мира, чтобы поддерживали небо, не позволяя ему упасть на землю. Рассказывают также, что братья сбежали, когда мир был разрушен потопом.

Возможно, эти поддерживающие небо братья Бакабы являются одним из воплощений древнего бога майя Павахтуна. В искусстве майя этот старый бог, существовавший в четырех ипостасях, часто изображался поддерживающим мир и мог олицетворять горы, на которых, согласно представлениям майя, в четырех углах мира держалось небо.

Потоп в книгах «Чилам Балам» колониального периода может быть интерпретирован как акт творения, поскольку он привел к появлению современного мира. Главными противниками в этом мифе выступают Ах-Музенкаб, возможно пчелиный бог, и Ошлахун-Ти-Ку и Болон-Ти-Ку, имена которых, по всей видимости, связаны соответственно с небом и подземным миром, потому что, согласно легендам майя, небо имело 13 уровней (ошлахун), а подземный мир - 9 (болон). В этом мифе причиной потопа стали следующие события: Ах-Музенкаб и Болон-Ти-Ку нападают на Ошлахун-Ти-Ку и отнимают у него символы власти. Как и в записках Ланды, в книгах из Чумайеля и Мани в связи с потопом упоминаются Бакабы.

Потоп уничтожил - то же самое говорится и в книге «Пополь-Вух» - более древнюю, неразумную человеческую расу, однако в текстах майя-юкатеков не уточняется, из какого материала были сделаны эти люди.

Сразу же после потопа в четырех углах мира и в центре были поставлены деревья, которые должны были поддерживать небо. Во всех трех текстах эти деревья ассоциируются с определенными цветами, птицами и направлениями.¹

В вариантах из Мани и Тисимина первое из четырех деревьев, расположенное на востоке, тоже красного цвета. В книге из Мани также упоминается о том, что восточное дерево, Красное Имиш Че, служит символом зари. Древние мифы Мезоамерики изучены гораздо хуже мифов Старого Света - Месопотамии, Египта или Греции. Совершенно очевидно, что нам понятна лишь небольшая часть мифов, существовавших к моменту прихода испанцев; мифология классического периода по большей части остается загадкой. Как уже отмечалось, эпизод расчленения Тецкатлипоки богом Шиутекутли, изображенный на первой странице кодекса Фейервари-Майер, не упоминается в мифах Центральной Мексики, как и многие эпизоды, проиллюстрированные в средней части кодекса Борджиа. На многочисленных сосудах классического периода культуры майя изображены мифологические сцены, не имеющие никакого отношения к текстам «Пополь-Вух» и других источников постклассического и колониального периодов, а также современности. Ярким примером такого эпизода может служить сцена похищения кроликом широкополой шляпы и других символов власти неизвестного старого бога.

Маловероятно, однако, что мифы классического периода утрачены навсегда. Последние годы отмечены серьезными успехами в расшифровке иероглифов майя, и ученые, наконец, получили возможность прочесть имена богов и узнать об их деяниях. Исследования древней истории и мифологии майя переживают период мощного потока гипотез и интерпретаций - ситуацию, похожую на ту, что сложилась в XIX веке после расшифровки египетских иероглифов и месопотамской клинописи. Таким образом, следующие несколько десятилетий обещают нам серьезный прорыв в изучении древней религии майя.¹