1.3. Искусство и научные знания в религиозно-идеологических представления. Мифология как отражение модели мира

Историю возникновения и развития древнемайяского искусства исследователь может проследить на протяжении свыше 3000 лет, начиная с самых ранних памятников XX—XV вв. до н. э. и до момента испанского завоевания в 1527—1546 гг. Объем материала, естественно, огромен. Однако это не означает, во-первых, что все периоды развития и локальные стили майяского искусства в нем представлены одинаково равномерно, во-вторых, что мы в любом случае достаточно хорошо понимаем эстетические и общественно-политические установки создателей того или иного художественного памятника.² Идеология древних майя, в частности религиозная, почти еще не изучена; нет ясного понимания и комплекса устойчивых символических образов, являющихся обязательным ее арсеналом. Истолкование памятников всякого искусства требует глубокого знакомства с культурой и историей данного народа, иначе неизбежен формальный подход - форма и ее изменения вольно или невольно становятся в центре исследования, а главная цель - идейная значимость произведения - ускользает.³ Искусство Древней Америки, как и всякое другое искусство, обладает рядом особенностей и характерных, только ему присущих черт. Для того чтобы постигнуть это своеобразие, необходим диалектический подход, учет исторических условий, при которых развивались искусство и культура древнейших цивилизаций Мезоамерики.¹

Искусство майя - это придворное искусство, то есть поставленное на службу царской власти и элите. Конечно, именно в монументальном искусстве этот характер сильнее всего проявляется размерами, объемами и использованием долговечных материалов. Думается, цари майя пытались произвести впечатление на свои подданных и на соперничающие царства своими пирамидами и дворцами. Но архитектура и скульптура обращаются не только к людям. Повсюду видно стремление создать на земле образ Вселенной, пусть даже деформированный и уменьшенный. Это позволяло майя чувствовать себя в гармонии с космосом и магически воздействовать на него. К тому же монументальное искусство, выражаясь в камне, стремится остаться навечно. Официальное искусство, связанное с космологией и царской властью, хочет, чтобы заключенные в них смыслы существовали вечно. Прочное здание и скульптура из камня - это творения, которые существуют сами по себе и у которых есть своя собственная жизнь. Хранилища, которые устраиваются при закладке, дают жизнь зданию и стеле. Поэтому нас не удивляет, что некоторые из них включают в свой церемониал сотворение мира. Здание создается так же, как создавался мир. Скульптура на саркофаге царя Пакаля в Паленке и плита, которая служит ему крышкой, воспринимались как акт веры, выражение глубинных верований в гармонию космоса и круговорот смерти и возрождения; сам факт скульптурного воспроизведения этих сцен актуализировал эти верования, давал им жизнь и власть. В сравнении с этим созерцание данной скульптуры десятком лиц, присутствующих при погребении, имело меньшее значение. В XVI в., согласно Ланде скульпторы, создававшие деревянных идолов, должны были узнать у жреца наиболее благоприятное время для выполнения этой работы, которой предшествовали пост и воздержание; скульптор уединялся в шалаше и должен был часто прерывать работу для ритуального кровопускания и воскурения фимиама. Вполне вероятно, что в классический период скульпторы, создававшие космологические и царские изображения, подвергались сходным ограничениям из-за значимости этого творческого акта. Совсем так же, как единая система письменности и единый письменный язык позволяли различным группам народа майя, невзирая на их различия, общаться в рамках единой цивилизации, единая система иконографических и стилистических кодов стала цементом, позволявшим поддерживать ее существование на протяжении почти тысячелетия.¹ С технической точки зрения, искусство народа майя практически не менялось: совсем небольшие отклонения могли породить серьезные расхождения, но этого не произошло. Скульптуры все время высекали каменными инструментами, не думая о том, чтобы призвать на помощь металл, керамика ограничивалась терракотой, а ее тип, называемый «свинцованной», был первой попыткой освоить глазурование и появился лишь в постклассический период, но не имел последствий. Искусство майя близко к примитивным видам искусств, оно крайне закодировано, целиком основывается на условностях. По этой причине нам трудно его понимать, порой даже просто смотреть на него. Мы привыкли искать в изображениях сходство с естественными формами. У майя голова змеи имеет мало общего с натурой или с рептилиями европейского искусства. Нам трудно принять ее размер, объем, изгиб брови, избыточную развитость верхней челюсти, часто поднятой вертикально и как бы независимой от нижней челюсти, змеиный «нос», нарисованный в виде рельефного завитка на морде, ноздри, извергающие дым в виде нефритового цилиндра, преувеличенно длинный язык и бородатый подбородок, большие трехчастные ушные украшения и т.д. ² Майя мало заботятся о сходстве и преобразуют естественные формы так, как мы их преобразуем в геральдике. Животное выбрано за свои внешние качества, свойства или поведение; создается прототип, определяемый несколькими отличительными чертами, который воспроизводится затем во множестве вариантов. Бестиарий искусства майя сведен к небольшому числу видов: змея - всегда гремучая змея, а кошачьи - почти всегда ягуары. Если возможно, чтобы изображения понимались одинаково всеми «образованными людьми» в любой точке страны майя, почему некоторые темы отвергались в одном месте, но не в другом? Например, солярная метафора, идентифицирующая царя с солнцем восходящим и заходящим, присутствует лишь в изображениях юго-востока страны майя (Копан и Киригуа).¹ Тикаль был единственным местом - за исключением Йашха, - где строились и использовались группы парных пирамид. Йашчилан - единственное место, где столь подробно изображалась добровольная жертва. Цари Копана не используют скипетр-статуэтку в отличие от своих родичей в Киригуа. Как и почему Паленке сумела обойтись без стел? Почему в классический период маска Тлалока использовалась как жертвенная эмблема лишь в небольшом числе поселений? Так же обстоит дело с вопросами перспективы или стиля, как это показывает распространение удвоенных или фронтальных изображений. Эта вариативность демонстрирует степень художественной самостоятельности культурных центров страны майя, которые в тоже самое время принимают самое полное участие в формировании общей культуры. Искусство майя не принимается европейским зрителем из-за своей условности, а также из-за сложной переплетенности форм, вследствие которой трудно порой изолированно рассматривать одни мотивы рисунка отдельно от другого. Стало общим местом говорить об ужасе перед пустотой, дабы оправдать почти полное отсутствие пробелов в изобразительной композиции. У майя не было никакого ужаса пустоты; их изображения были плотно заполнены, потому что они должны были выразить длинные и сложные послания, которые у нас заняли бы несколько страниц. Переполненность, которая нас раздражает, связана с актом созидания и соответствует повторам, которые известны в молитвах и литаниях. Наконец, майя не оставляли свободных мест в своих изображениях еще и потому, что не знали законов перспективы. Памятникам архитектуры майя в различных областях свойственна значительно большая однотипность, чем в других видах искусства, что объясняется в первую очередь одинаковыми техническими возможностями, игравшими в данном случае решающую роль. Комплекс строений окружал площадь и составлял сердцевину центральной части города. К нему относятся храмы, дворцы, обсерватории, триумфальные арки, бани, платформы для культовых церемоний и другие постройки специального назначения. Такой центр составлял основу города. Он характерен для Тикаля, Паленке, Ушмаля, Чичен-Ицы. Как упоминалось выше, в классический период появился самый характерный элемент архитектуры майя - ступенчатый свод. Важную роль играли и другие элементы, такие, как карнизы, колонны и кровельные гребни, всевозможные варианты которых вместе с пирамидальным основанием положили начало различным архитектурным стилям цивилизации майя.¹

Стиль Петен. Здания этого типа сооружаются на пирамидальных основаниях со стенами типа «талуд» и резко выступающими углами. Используются внешние лестницы, выступающие из-за фасада зданий, отделка в форме гигантских масок из штука. При возведении стен часто применяются грубые каменные блоки, поэтому внутренние помещения получаются слишком узкими, а стены - слишком массивными. На задней стене храма были расположены своеобразные сооружения - так называемые кровельные гребни. Фасады украшены штуком. Образцы этого стиля можно встретить в городах Вашактун, Тикаль, Пьедрас-Неграс, Накум и Калакмуль.

Стиль Паленке. Для этого стиля присущи платформы с вертикальными строениями, лестницы с балюстрадами, храмы с двумя залами, в одном из которых, заднем, находилось святилище, фасады с фризами, украшенными лепными фигурками из штука, кровельные гребни, опирающиеся на центральную стену; преобладают полые блоки. Этот стиль встречается в городах Паленке, Тонина, Копан, Киригуа, Яшчитлан, Бонампак и Лаканха.

Стиль Рио-Бек. Для этого стиля характерно использование отделки зданий, высоких фундаментов в форме усеченных пирамид, (стилобатов) с фигурными лестницами. Здания напоминают высокие башни, украшенные орнаментом. Используется мозаика из камня (Шпухиль, Рио-Бек, Ормигеро).

Стиль Ченес. Это направление оказало воздействие на формирование стиля Пуук; оба они связаны с Рио-Беком. Для него характерны ступенчатые основания, построенные по принципу «талуд», свободное пространство разделяется колоннами и вертикальными фризами. Используются стрельчатые резные кровельные гребни и очень сложная отделка; в качестве ее основных элементов можно назвать изображения хижин, орнамент, напоминающий греческий, жалюзи, маленькие барабанчики и колонны, а также огромные лики бога дождя. Вся отделка выполнена из тщательно подогнанной каменной мозаики. Этот стиль встречается в некоторых городах Кампече и Юкатана, Хочобе, Эцне, Шкалумкине, Сайиле, Лабне, Чакмультуне и Ушмале.¹

Мексиканский стиль. Этот стиль появился в результате сильного влияния тольтеков на северную часть ареала майя. Тем не менее, он во многом напоминает Пуук. Преобладают фундаменты и платформы с высокими «талуд и таблеро» или карнизами, лестницы с балюстрадами в форме змеиных голов, алтари, украшенные черепами, змееподобные колонны и т д. Этот стиль получил распространение в городах Чичен-Ица, Тулум, Майяпан, Коба, Акансех и в более поздних селениях, возникших на Юкатане и в Кинтана-Роо.²

Особенностью архитектуры культуры майя является привязанность к нефриту. Наиболее ценными считались образцы с ярко-зеленой окраской. Пожалуй, ни один народ древней Америки не оставил такого количества изделий из нефрита и не достиг такой высокой ступени в его обработке. Из него изготавливались статуэтки (среди них голова бога Солнца, которая весит 4,3 кг); маски, как цельные, так и мозаичные, из мелких кусочков нефрита; украшения - бусы, ожерелья, кольца, серьги. Нефрит служил также в качестве обмена. В классический период широкое распространение получают различного рода нефритовые таблички с краткими иероглифическими текстами и рельефными изображениями человеческих фигур, вероятно богов, героев-правителей. Высота одной из них - 20 см. На лицевой стороне бледно-зеленого нефрита изображен торжествующий победитель, попирающий ногами распростертого противника. На обратной стороне вырезаны даты - приблизительно 320 г. н. э. Может быть, такая табличка служила знаком власти. Значительные собрания подобных изделий имеются во многих музеях. Наиболее богатая коллекция находится в Национальном музее в Мексике.

Высокого уровня развития достигла скульптура. Первоначальным ее материалом было дерево, поздней в монументальных памятниках замененное известняком и песчаником. Маски, музыкальные инструменты, орудия труда изготавливались из разных пород дерева, в то время как статуи богов делались исключительно из кедра, причем только когда разрешал жрец, и перед началом работы постились. В середине 16 в. было уничтожено более 6 тыс. деревянных идолов, которым поклонялись майя. Сохранившиеся единичные деревянные изделия свидетельствуют о необычайно высоком художественном и техническом уровне мастеров. Деревянные скульптуры передавались по наследству и считались самыми главными. В некоторые из них закладывались останки покойных предков. Некоторые деревянные скульптуры обклеивались тонким золотом или инкрустировались самоцветными камнями.¹

Назначение монументальной скульптуры было главным образом культовым: стелы и рельефы, украшавшие стены зданий и притолоки входов, возвеличивали правителей городов-государств и утверждали их божественное происхождение. Стелы обычно имели вид четырехгранных столбов с изображениями правителя на левой стороне и иероглифическими надписями на других. Плоские рельефы до 4 в. н. э. выполнены под сильным влиянием техники деревянной скульптуры: пропорции фигур неточны, а позы статичны и безжизненны. Примерно с середины 4 в. в рельефах совершенствовались пропорции фигур, все реалистичнее передавалось тело, тогда же появились более объемные рельефы с фигурами анфас, постепенно превратившиеся в почти круглую скульптуру.¹

В VII - начале VIII вв. (второй период) фигуры на плоских рельефах получили естественные анатомические пропорции, более жизненной стала передача движений. Усложнилась композиция: помимо фигуры правителя или Бога, появляются второстепенные персонажи. В рельефе, тяготеющем к круглой скульптуре, скованность фигуры была творчески переосмыслена: правитель изображался в торжественной и величественной позе. К концу периода в скульптуре различных городов появились стилистические различия, приведшие поздней к возникновению местных «школ». Период во второй половине VIII–IX в. явился вершиной в развитии скульптуры майя. В это время формировались школы Пьедрас-Неграс, Яшчитлана, Паленке, Копана и Киригуа. Появились многофигурные композиции, часто плоский рельеф свободно комбинировался с горельефом.

Скульптурная школа Пьедрас-Неграс замечательна живой естественностью передачи фигур и их движений, мягкостью очертаний, умелым комбинированием низкого и высокого рельефа, гармоничностью и уравновешенностью композиции. Встречаются памятники и иных стилей, что свидетельствует о различных художественных направлениях. До 687 г. красный цвет был единственным в окраске скульптур. Позже в Пьедрас-Неграс появляются многоцветные окраски стел.

Близка к ней скульптура школы Паленке, отмеченная тонкостью моделировки, тщательной проработкой деталей. Игра низкого и высокого рельефа, характерная для скульпторов Пьедрас-Неграс, не привлекала мастеров Паленке - их рельефы менее выпуклы. Большое внимание уделяется деталям костюмов божеств: сандалии, пышные головные уборы из перьев, расшитые драгоценными камнями одежды, браслеты изображаются скульптором с величайшей тщательностью, доходящей порой до педантизма. Рельефы школы Паленке оказали большое художественное влияние на памятники искусства соседних с ним городов.¹

Школы Копана и Киригуа стремились к созданию объемной скульптуры, хотя полностью не достигли этого. Для копанских памятников характерны грузные стелы с горельефным (почти 3/4 полного объема) изображением правителя в торжественной статичной позе. Внимание скульптора устремляется на изображение лица, часто – на передачу деталей костюма, тело же непропорционально коротко и тяжеловесно. Чрезмерное внимание к деталям, излишняя насыщенность стел замысловатыми декоративными элементами затрудняют восприятие копанской скульптуры. Именно из-за этих характерных черт некоторые зарубежные исследователи сравнивают копанскую крупную пластику с памятниками «цветущей» готики; в действительности отдельные произведения копанской школы могут быть сопоставлены с лучшими произведениями скульптуры Древнего Востока. Такова, например, статуя Бога Кукурузы. Стелы Киригуа отличаются от стел других школ совершенно иным соотношением ширины и высоты. Отличается и форма стелы. Если в Копане она приближается почти к круглому столбу, то здесь четырехгранная форма чувствуется совершенно определенно. Отдельные стелы по своим очертаниям напоминают памятники Копана. На стелах Киригуа имеется целый ряд прекрасных портретов. Фигура правителя почти неразличима из-за огромного количества украшений. Их отделка, однако, не достигает той степени совершенства, которую можно наблюдать на копанских памятниках.¹

Очень своеобразные, присущие только Копану и Киригуа, причудливые скульптуры, помещенные обычно перед стелами на открытом воздухе. Они изображают каких-то мифологических чудовищ. У одного такого чудовища из Киригуа в раскрытой пасти находится сидящая человеческая Фигура. Скульптурная школа Яшчитлана была во многом противоположна иаленкской школе. Деталям здесь не уделялось особого внимания. Тематика рельефов разнообразна: сцены триумфа, поединка, явлений божеств и так далее. Многие рельефы Яшчитлана кажутся «переводами» с дерева на камень.²

Высокого совершенства майя достигли в мелкой пластике - терракотовых статуэтках, изображавших божества и людей, в изделиях из нефрита. Эти изображения непосредственной правдивостью, смелой индивидуализацией образов, мягкостью и жизненностью моделировки часто превосходят памятники крупной пластики. Центры их изготовления не совпадают с центрами монументальной скульптуры. На острове Хайна (штат Кампече в Мексике), известном лучшими образцами терракот, монументальная скульптура почти отсутствует.³

Рисунки из древней рукописи майя «Чилам-Балам» не уступают по художественным достоинствам фресковой живописи храмов. Они дают богатый материал для изучения культуры древних майя. Некоторые разделы рукописей восходят к очень ранним временам и отражают традиции, исчезнувшие уже в классический период. В целом рукописи являются своего рода энциклопедией, охватывающей все стороны жизни индейцев. С помощью этих рукописей жрецы ориентировались в ритуалах многочисленных праздников. Рукопись иллюстрируется графическими рисунками, которые дают пояснения к тексту. Четыре цвета фона рисунков, видимо, имеют отношение к четырем богам сторон света. Среди сюжетов рисунков – бог с поднятыми руками (Ицамна) держит в руках раму с тканью и большую иглу с ниткой. Бог сидящий держит в руке ветку с улиткой, фон голубой. Бог с головой собаки, сидя, держит стебель с улиткой, фон красный. Бог с головой грифа сидит, подняв руку ладонью вверх, и тому подобное.¹

Замечательные памятники архитектуры, сохранившиеся до нашего времени, свидетельствуют о том, что архитекторы обладали значительными инженерными и математическими познаниями. Величественные строения этой древней цивилизации поражают своей красотой и грандиозностью. Типичными для архитектуры майя были ступенчатые своды, устремленные вверх фасады и крыши с гребнем. Эти массивные фасады и крыши, венчавшие дворцы и храмы, создавали впечатление высоты и величественности. Высокого уровня развития достигла скульптура, что свидетельствует о необычайно высоком художественном и техническом уровне мастеров. Назначение монументальной скульптуры было главным образом культовым. Изучив искусство майя, можно с точностью сказать, что хоть они и жили несколько сотен лет назад, и были оторваны от Старого света, но обладали таким же чувством прекрасного и совершенного.

Развитие научных, или положительных, знаний достигло у древних майя значительного уровня, хотя в большинстве они были еще тесно связаны с религией. Это обстоятельство не должно удивлять, так как известно, что во всех раннеклассовых обществах религиозная идеология являлась ведущей и объемлющей все другие виды идеологии.

Древние майя уделяли большое внимание изучению календаря и летосчисления, математики, астрономии, медицины и истории. Кроме того, у них имелись некоторые практические сведения по географии, геодезии, метеорологии, климатологии, сейсмологии и минералогии. Однако, все эти отрасли положительных знаний были тесно переплетены с религиозными учениями о демонах, божествах, знамениях и предсказаниях. Сведения о них часто излагались весьма запутанным и перегруженным мифологическими намеками языком, и поэтому современному исследователю порой трудно сделать из таких текстов полезный и определенный по своей точности вывод.¹

Свойственные земледельческим народам потребности предопределяют, что в ходе своего культурного развития они вынуждены изобрести или заимствовать календарную систему. Исходя из периодичности земледельческих циклов и желая точно знать время, когда следует сеять, чтобы воспользоваться сезоном дождей, люди с давних времен вели наблюдения за небесными светилами. Майя, когда закладывали начала собственной культуры, четко отличавшейся от остальных мезоамериканских культур, унаследовали календарные знания, приобретенные другими народами за несколько веков до этого, и дополнили их новыми идеями и изобретениями, разработав, таким образом, весьма сложную календарную систему. ²

Строители Монте-Альбана и так называемые ольмеки с побережья Веракруса и Табаско записывали на камне даты, которые позволяют утверждать, что между 500 г. до н. э. и началом нашей эры использовались два календаря, воспринятых майя в конце III в. н.э., а именно календарь в 260 дней и другой - в 365 дней.³

Можно предположить, что первым календарем, изобретенным мезоамериканскими народами, был лунный, поскольку фазы нашего спутника довольно легко наблюдаемы. Однако ни в ольмекских, ни в сапотекских надписях нет ни малейшего следа его использования.

С древнейших времен использовался календарь в 260 дней. Как известно, этот календарь является результатом комбинаций 20 названий и числительных от 1 до 13. Значения названий в различных культурах частично совпадают и охватывают названия животных, явления природы и некоторые материальные предметы. Если сравнить, например, ритуальный календарь ацтеков и так называемый цолькин майя, видно, что приблизительно половина названий у них совпадает.¹

Неоднократно предпринимались тщетные попытки объяснить этот календарь в рамках какого-то природного цикла. Например, упоминалось возделывание маиса (от момента подготовки земли посредством выжигания до окончания сбора урожая) или период беременности женщин.

На самом деле функция этого календаря была исключительно «астрологической», хотя движение светил не повлияло, видимо, на его создание. Им манипулировали жрецы, обращаясь к нему, чтобы дать новорожденному его первое имя - имя соответствующего дня - и установить то, что сейчас назвали бы его гороскопом. Некоторые книги «Чилам-Балам» содержат предсказания, связанные с каждым из 20 дней, следующих друг за другом с различными числами, пока не завершится весь цикл вынашивания ребенка. Таким образом, как бы предсказывался характер еще не родившегося человека. Кроме того, от дня рождения зависело, будет ли благоприятным будущее человека или нет. Поскольку большая часть дней оказывалась неблагоприятной, при желании можно было договориться со жрецами, чтобы они фиксировали не день рождения, а день принесения ребенка в храм.²

Солнечный календарь из 365 дней, или хааб, - астрономического характера. Он связан с земледельческими работами, то есть он изобретен оседлыми земледельческими народами. Наблюдение за восходом Солнца на горизонте, за смещением точки восхода с севера на юг, а затем обратно, за летним и зимним солнцестоянием позволило уточнить длительность солнечного цикла. Исходя из 365 дней, протекающих между двумя последовательными повторениями одного и того же крайнего положения точки восхода Солнца, древние мезоамериканцы изобрели гораздо более логичное деление этого промежутка времени, чем наше: 18 месяцев по 20 дней и еще 5 «лишних» дней, считавшихся неблагоприятными, вместо наших месяцев из 30 и 31 дня, которые должны чередоваться, но не делают этого два раза в год, и одного странного месяца из 28 дней, который каждые четыре года имеет 29 дней.¹

Майя знали, что длительность солнечного цикла была больше 365 дней, но не уточняли свой календарь посредством добавления одного дня каждые четыре года. В момент регистрации даты в какой-либо надписи они объясняли, что к этой дате нужно добавить определенное количество лет, месяцев и дней, чтобы компенсировать ежегодное накопление доли дня, не учтенное с даты, когда был изобретен календарь, до этого момента. Согласно подсчетам специалистов, коррекция календаря, сделанная майя, была на одну десятитысячную долю дня в год точнее, чем коррекция нашего календаря с добавлением високосного месяца.

Мудрецы майя заметили, что можно совместить религиозный календарь из 260 дней и светский из 365, так как 73 цолькина (260 х 73) давали то же число дней, что и 52 светских года (365x52), или 18 980 дней. Нужно было, чтобы истек этот период для того, чтобы соответствие между определенным днем цолькина и определенным днем в одном из месяцев хааба повторилось. Другие мезоамериканские народы, в том числе ацтеки, считали его своим наибольшим циклом, полагая, что когда этот цикл закончится, может наступить конец света.

Но сами майя имели относительно времени представление, весьма отличающееся от короткого периода из 52 лет. Они могли вообразить циклы в тысячи и миллионы лет благодаря использованию системы, которую мы называем «Длинным счетом».

Э. Томпсон, проанализировав многие памятники с иероглифическими надписями, признал наличие ритуального цикла из 819 дней: Происхождение этого цикла можно связать с верой майя в семь земных божеств, девять божеств подземного мира и 13 небесных божеств. Если перемножить эти цифры (7x9x13), то получится 819. Этот цикл мог служить для определения совместных влияний божеств в данный день. Сложность календаря майя, его невероятная точность, его возможность считать на тысячи и миллионы лет в прошлое, привели исследователей к заключению, что они имеют перед собой изобретение, уникальное в истории народов.¹

Весьма значительными были успехи майя в астрономии, тесно связанной календарем. На основании многовековых наблюдений их астрономы вычислили продолжительность солнечного года с точностью, превосходящей григорианский календарь, которым пользуемся в настоящее время мы. По их вычислениям длина этого года равнялась 365.2420 дням; по григорианскому календарю она составляет 365. 2425 дней, а по современным астрономическим данным - 365.2422 дня. Они умели рассчитывать наступление солнечных затмений, близко подошли к пониманию 19-летнего метонова цикла. В 682 г. жрецы-астрономы Копана ввели в употребление формулу, по которой 149 лунных месяцев = 4400 дням. Вскоре эта формула была принята почти во всех городах классического периода. По ней длина лунного месяца равнялась в среднем 29.53020 дням - цифра, очень близкая к данным наших астрономов (29.53059 дней). Астрономические наблюдения производились майя с вершин их пирамидальных храмов невооруженным глазом; единственным инструментом, возможно, служили две перекрещенные палки, чтобы фиксировать точку наблюдения. По крайней мере подобные орудия изображены в рукописях Наттол, Сельдена и Бодли около жрецов, наблюдающих звезды. Кроме того, имелись специальные архитектурные комплексы, предназначенные для определения переломных точек времен года.²

Если задаться вопросом, занимались ли майя наблюдением за движением других планет, кроме Венеры, то ответ, скорее всего, должен быть утвердительным. Трудно представить себе, что одна из таблиц «Дрезденского кодекса», включающая в себя таблицу умножения числа 78, может быть чем-либо иным, кроме как таблицей расчета движения Марса, синодический цикл которого составляет 780 дней. Также трудно представить, что такие интеллектуалы, как майя, могли проглядеть тот факт, что число 117, которое получается в результате перемножения двух магических чисел нумерологии, 13 и 9, приблизительно равняется синодическому циклу Меркурия, по современным вычислениям - 116 дням. Были высказаны предположения о том, что майя интересовались и Юпитером. Но следует учесть, что майя были не столько астрономами, сколько астрологами, и все небесные тела, блуждающие по небу на фоне звезд, должны были, с их точки зрения, влиять на их судьбу.¹

В более позднее время появляются специальные здания, служившие для астрономических наблюдений. Таким была в Чич-ен-Ице круглая башня Караколь - «улитка», названная так за извивающуюся подобно раковине улитки лестницу, ведущую в небольшую комнату на вершине. Эта башня, помещенная на двух находящихся друг на друге прямоугольных террасах, достигает 13 м в высоту. Небольшие прямоугольные окна, прорезанные в толще ее стен, направлены на важные астрономические пункты - точки захода солнца в день весеннего равноденствия, захода луны в эту ночь.²

Для древних майя причины заболевания могли быть естественными или сверхъестественными. В первом случае лечение осуществлялось посредством применения имевшихся у них эмпирических знаний о лечебных свойствах растений. Но если заболевания были вызваны «плохими ветрами», или насланы врагами, или вызваны нарушениями религиозных предписаний, или имели любое другое «чудесное» происхождение, считалось, что излечить их может только колдовство.³

Ланда заметил эту двойственность, но не смог выявить различия между «научной» и магической сферами, смешивая обе. Он упоминает «хирургов, лучше сказать, колдунов, которые лечат травами и многими суевериями», а также «жрецов, лекарей и колдунов, что одно и то же». Хронист пишет также о практике кровопускания на больных частях тела, которая все еще применяется современной медициной, об использовании массажей и паровых ванн, сообщает о некоторых рецептах лечения на основе напитка из коры дерева бальче, разных трав, листьев, фруктов, соков растений, а также упоминает о лекарствах животного происхождения, таких, как жир некоторых птиц и экскременты игуаны. Знахари применяли часто терапевтический метод, основанный на элементарном принципе: лечить сходное сходным. Но сходство для майя было поверхностным, потому что на самом деле речь шла о попытке сравнить цвет, связываемый с симптомом, с цветом растения, предназначенного для лечения. Например, желтые цветы использовались против желтухи или разлития желчи, а красные - против кровохарканья или дизентерии. Некоторые способы лечения, применяемые в настоящее время и описываемые Ройсом в его очень важной книге «Этноботаника майя», должны быть доиспанского происхождения. Среди них такие, как использование размятых осиных гнезд против некоторых кожных сыпей, похожих на укусы осы, или применение лозы со свернутыми побегами, напоминающими змей, против змеиных укусов. Работа Ройса дополняется списками названий растений и животных на языке майя и их эквивалентами в научной номенклатуре. Среди знахарей доиспанских времен, как и среди современных, имелась некоторая профессиональная дифференциация. Костоправы лечили все виды растяжений, вывихов и переломов. Хирурги, которых Ланда уподоблял знахарям, были способны осуществить, хотя и не всегда успешно, судя по археологическим свидетельствам, такие трудные операции, как трепанация черепа.¹

Как показывают исследования, знаниями в области химии древние майя обладали. У древних майя голубой цвет считался цветом богов. Они использовали пигмент, получивший название «майянская лазурь» в ритуальных целях, для декорации настенных фресок и других изделий искусства. Майянская лазурь, представляющая собой пигмент индиго, включенный в алюмосиликатный минерал - палыгорскит отличается высокой насыщенностью цвета, красотой и долговечностью.

Исследовательская группа Антонио Доменеха из Университета Валенсии обнаружили, что ряд желтых майянских пигментов состоит из подобных компонентов. Как сообщают исследователи, майя разработали препаративную методику, возможности которой не ограничивались изготовлением синего пигмента, предвосхитив современный синтез органических-неорганических гибридных материалов. Уникальность майянской лазури заключается в том, что она характеризуется яркой окраской и насыщенным цветом, оттенки которого могут варьироваться от светло-бирюзовой до темно-сине-зеленой.

Вероятнее всего, индейцы Мезоамерики применяли такую технологию - листья и ветви растений индиго замачивали в водной суспензии гашеной извести, после чего сырой материал отфильтровывали. После фильтрования часть желтой суспензии отбирали и добавляли к палыгорскиту, чтобы получить желтый пигмент, а оставшуюся порцию суспензии интенсивно перемешивали и продували через нее воздух до приобретения синей окраски, после чего суспензию фильтровали и выделяли индиго, которое смешивали с палыгорскитом для получения майянской лазури.¹

Древние цивилизации большей части Мексики и Центральной Америки изготовляли различного класса резину ещё за 3000 лет до того, как Чарльз Гудиер «стабилизировал» материю в середине 19 века.

Давно уже известно, что в Месоамерике ольмеки, майя и ацтеки изготовляли резину используя для этого натуральный латекс - млечный сок каучуконосов. Область, ныне известная как Месоамерика, охватывала территорию современных стран Мексики, Белиза, Гватемалы, Гондураса и Сальвадора.

Древние изготовители резины собирали латекс с каучуконосных деревьев и смешивали его с соком лозы Ипомеи, в котором содержались химические элементы, позволявшие затвердевшему латексу быть менее хрупким. Смешивая каучук в различных пропорциях с соком ипомеи, исследователи из Массачусетского технологического института обнаружили, что это приводит к продуктам, обладающими разными свойствами. Некоторые из изделий получались более пружинистыми и прыгучими, что указывает на возможное использование данной пропорции для изготовления мячей для легендарной месоамериканской игры в мяч.

Смешивая латекс с Ипомеей в другой пропорции, ученые получили более прочную резину, которую ацтеки могли использовать для изготовления сандалий, описанных испанскими конкистадорами, но так и не найденных археологами.¹

Сведения о религии древних майя, создавших к рубежу нашей эры в лесах Южной Мексики и Северной Гватемалы одну из величайших цивилизаций доколумбовой Америки, до сих пор остаются крайне отрывочными и противоречивыми. Они складываются, прежде всего, на основе данных испанских и индейских хроник XVI—XVII вв. и позднейших наблюдений этнографов за пережитками древних культов и верований у современных индейских общин. Важным источником по религии майя служат также три уцелевшие иероглифические рукописи - Дрезденская (XII в.), Парижская (до XV в.) и Мадридская (XV в.), которые помимо текста содержат многочисленные цветные рисунки богов майяского пантеона.²

Для более раннего, классического периода (I тысячелетие н. э.) истории майя мы располагаем только археологическими источниками - многочисленными изображениями культового характера на каменных изваяниях, рельефах, фресках, терракоте и расписной полихромной керамике. Однако извлечение соответствующей информации из этого материала - весьма сложный и трудный процесс.

«Религиозные представления майя классического периода,- пишет западногерманский исследователь Д. Дюттинг,- это таинственная книга, многие главы которой остаются скрытыми от нас. Вычурные сцены на некоторых сосудах с полихромной росписью, рассказывающие, вероятно, о судьбе умершего в подземном царстве смерти, наглядно показывают, как много было утеряно из подобных познаний».

Дело в том, что пантеон древних майя был велик и разнообразен. Функции и характерные признаки отдельных богов, их взаимосвязи изучены еще крайне недостаточно. К тому же основная особенность центральноамериканской мифологии состоит как раз в том, что боги здесь, как правило, не имеют однозначной принадлежности и однозначных функций.¹

Старые традиционные культы богов - покровителей земледелия и основных сил природы - в условиях складывающегося раннеклассового государства (к началу нашей эры) были видоизменены и приспособлены жрецами для нужд правящей касты. На протяжении тех почти 2000 лет, которые отделяют время появления основного сонма богов у майя и до начала Конкисты, уничтожившей древние традиции индейской культуры, религиозные воззрения местных племен безусловно должны были претерпеть серьезные перемены. Одни боги утратили свои функции и внешние признаки; другие исчезли вовсе; третьи во многом сохранили свой прежний облик и назначение; наконец, появились совершенно новые божества как местного, так и иноземного происхождения. Значительные изменения в религиозных воззрениях майя вызвало, безусловно, тольтекское вторжение на Юкатан в X-XI вв. н. э. Поэтому пути идентификации богов до сих пор очень сложны и далеко не всегда дают нужный эффект. Если боги из иероглифических рукописей отождествляются сейчас с пантеоном майя XVI в. довольно уверенно, то этого отнюдь не скажешь о божествах I тысячелетия н. э. Последние часто отличаются от более поздних своих собратьев уже хотя бы в силу специфики тех памятников, на которых они запечатлены. Понятно, что каменная скульптура будет значительно отличаться в трактовке многих существенных деталей от произведений живописи или рисунков в иероглифических рукописях. Следует также напомнить, что в различных городах-государствах майя пантеон был разным, и хотя некоторые божества были общими для всех, но называли их часто по-разному. Все это наставляет быть предельно осторожным при идентификации древних («классических») богов и сопоставлении их с пантеоном XVI в. Можно говорить лишь об условном отождествлении тех и других. Тем не менее сейчас уже создана обширная специальная литература, посвященная как религии майя в целом, так и отдельным ее аспектам.¹

Религия различных областей доиспанской Мезоамерики (в том числе и майя) имеет между собой много общего и восходит, вероятно, к духовному наследию «ольмекской» культуры. Основополагающей в ней является идея о вселенной, ориентированной в семи направлениях. Поверхность земли имеет пять из этих направлений, включая четыре угла по странам света, где стоит по одному «мировому» дереву. Каждое из них служит местом пребывания богов дождя и связано с определенным цветом. Пятое дерево йаш-че - зеленое «древо изобилия» - расположено в центре земли, на пятом направлении.

Над землей находится небесный свод, состоящий из 13 слоев (или ярусов), каждым из которых правит свой бог. Ниже земной поверхности размещалось 9 ярусов преисподней, управлявшихся девятью богами смерти.²

В сельской земледельческой религии большое место занимал культ чаков, богов ветра и дождя, покровителей полей. «Верховным богом в пантеоне майя считался Ицамна, бог неба Ицамна был покровителем жрецов, ему приписывали изобретение письменности и наук. Согласно жреческим учениям, было 13 богов, которые правили миром в следующем порядке: каждый бог находился у власти 30 лет; первые 10 лет он принимал власть у своего предшественника, затем 10 лет правил один, и последние 10 лет он правил вместе с преемником, передавая ему власть».¹

В целом о пантеоне майя известно еще очень мало. Во всяком случае, «майяский Олимп» был весьма населенным: в рукописи XVIII в. «Ритуал Бакабов» упомянуты имена 166 богов, а в иероглифических книгах XII-XV вв. выделено свыше 30 различных божеств. Это «теоизобилие» объясняется тем, что майяские боги имели множество различных аспектов. Во-первых, многие из них выступали сразу в четырех ипостасях, связанных с определенной цветовой символикой. Во-вторых, все представители пантеона майя обычно имеют при себе сопровождающее лицо противоположного пола (бог грозы и богиня грозы и т. д.). И наконец, каждый небесный бог имел в подземном царстве своего «визави», так как он умирал и проходил по мрачным лабиринтам преисподней, чтобы воскреснуть и вновь появиться на небесах. Само солнце умирало в конце каждого дня (в лице бога солнца Ах Кинчиля), скрываясь за линией горизонта на западе. Оно уходило в подземное царство смерти и становилось там одним из повелителей преисподней (в облике страшного ягуароподобного божества). Наконец, имелись боги-покровители сословий и профессий во главе с Кукульканом («Пернатым Змеем»), божеством царских династий майя на полуострове Юкатан в X-XVI вв.²

Среди наименее изученных к настоящему времени проблем майяской религии находится, безусловно, проблема культа предков у древних майя. А между тем этот, казалось бы, весьма частный вопрос имеет большое значение для оценки официальной культуры майя I тысячелетия н. э. в городах-государствах Юкатана, Северной Гватемалы и Белиза.

Культ предков на уровне простой земледельческой общины хорошо описан этнографами для майя-чорти, живущих на территории горной Гватемалы и Гондураса. Празднество в честь предков - «Цикинь - отмечается чорти в ноябре, во время почти 100-дневного перерыва в сельскохозяйственных работах, и является строго обязательным для каждой семьи, несмотря на большие материальные затраты. «Цикин» проводится всегда в доме главы семьи, куда собираются в назначенный день все близкие родственники. Они приносят с собой множество продуктов и готовят обильное пиршество для предков. Перед домашним алтарем ставят праздничный большой стол, где каждому покойнику отводится свое определенное место. Там же на сиденья кладут комплекты новой одежды в зависимости от пола и возраста умершего. Когда все приготовления закончены, собравшиеся поют хором специальную песню-молитву и приглашают покойных родичей принять участие в пиршестве. Затем все выходят из дома, плотно закрывают двери и ждут снаружи в благоговейном молчании. По поверьям чорти, в этот самый момент в доме собираются духи умерших предков. Они надевают новые одежды, едят, пьют и курят, радуясь тому вниманию, которое уделено им со стороны живых родственников. Затем, через определенное время, к пиршеству мертвецов присоединяются и живые. Считается, что духи предков приходят к людям и в горе, и в радости, они охраняют семью от бед и напастей, помогают во всех работах и начинаниях и содействуют небесным богам в посылании на землю обильных дождей и тем самым обеспечению хорошего урожая.¹

Достаточно полную информацию о культе предков у майя накануне испанского завоевания в XVI в. дают нам и различные исторические документы индейских и европейских авторов. Испанский хронист Хуан де Вильягутьерре Сото-Майор, описывая последнее независимое государство майя-ицев - Тайясаль, уцелевшее в непроходимых джунглях Северной Гватемалы вплоть до конца XVII в. отмечает, что в столице майя-ицев имелось «большое святилище, принадлежащее правителю Канеку и его предкам, которые были когда-то царями в провинциях Юкатана». ссылка

Индеец-майя из знатного рода правителей Тутуль-Шивов - Гаспар Антонио Чи приводит следующие интересные факты о культе предков на Юкатане: «И главными идолами, которым они приносили жертвы, были статуи мужей в их естественном обличье, которые были выдающимися и храбрыми людьми и которых они вызывали, чтобы те смогли помочь им в войнах, даровали процветание и продлили их жизни.»¹

Главный наш источник по культуре майя XVI в.- испанский; епископ Диего де Ланда приводит еще более подробное описание культа предков (как предков простых общинников, так и царских) на Юкатане в канун европейского завоевания: «Они погребали умерших внутри своих домов или позади их, помещая им в могилу несколько своих идолов; если это был жрец, то несколько книг, если колдун, то его колдовские камни и снаряжение. Обычно они покидали дом и оставляли его необитаемым после погребения. Иначе было, когда в нем жило много людей, в чьем обществе они отчасти теряли страх, который вызывал у них мертвец. Что до сеньоров и людей очень значительных, то они сжигали их тела, клали пепел в большие сосуды и строили над ними храмы, как показывают сделанные в древности, которые встречались в Исамале. В настоящее время бывает, что пепел кладут в статуи, сделанные полыми из глины, если умершие были великими сеньорами.

Отдельные знатные люди делали для своих отцов деревянные статуи, у которых оставляли отверстие в затылке; они сжигали какую-нибудь часть тела, клали туда пепел и закрывали его; затем они сдирали с умерших кожу с затылка и прикрепляли ее там, погребая остальное по обычаю. Они сохраняли эти статуи с большим почитанием между своими идолами.²

У сеньоров древнего рода Коком они отрубали головы, когда они умирали, и, сварив их, очищали от мяса; затем отпиливали заднюю половину темени, оставляя переднюю с челюстями и зубами. У этих половин черепов заменяли недостающее мясо особой смолой и делали их очень похожими, какими они были при жизни. Они держали их вместе со статуями с пеплом и все это хранили в молельнях своих домов, со своими идолами, с очень большим почитанием и благоговением. Во все дни их праздников и увеселений они им делали приношения из своих кушаний, чтобы они не испытывали недостатка в них в другой жизни, где, как они думали, покоились их души и пользовались их дарами».¹

Нужно сказать, что археологические материалы I тысячелетия н. э. из городов майя дают прямые подтверждения свидетельствам Ланды. В Тикале, еще на стадии формирования института царской власти, в I в. до н. э., в районе «Северного Акрополя», была сооружена каменная гробница. На полу склепа, увенчанного ступенчатым сводом, находился скелет взрослого мужчины, плотно спеленатый тканью. Череп и берцовые кости ног отсутствовали. На месте черепа лежала великолепная маска из зеленого камня, глаза и зубы которой были инкрустированы раковинами. Хотя маска довольно реалистично передает черты лица какого-то человека, ее вряд ли следует считать портретным изображением умершего. Дело в том, что в верхней части маски искусно вырезано подобие диадемы со стилизованным початком маиса в центре. Опираясь на данный факт, Р. В. Кинжалов рассматривает указанный предмет как «древнейшее изображение божества кукурузы» у майя. Если это так, то перед нами погребение какого-то знатного персонажа в маске бога кукурузы, часть костей которого (череп и длинные кости ног) была намеренно изъята еще в древности для совершения определенных обрядов.²

Накануне испанского завоевания культ предков играл существенную роль в религиозных обрядах майя. Он осуществлялся первоначально в семейных святилищах и внутри домов, так как умерших хоронили здесь же - под полами жилых домов или поблизости от них. Как и все земледельческие народы, майя придавали общению с духами предков весьма большое значение, ожидая от них предсказаний будущего и покровительства во всех делах и начинаниях. Так, в Дрезденской рукописи XII в. бог-покровитель земледельцев в специально отведенные для этого по ритуальному календарю дни совершает обряды на могилах предков и общается с их духами.¹

По мере усиления социального размежевания в обществе майя и укрепления власти правителя на первый план в майяской религии все более выступает поклонение царским предкам. Оно осуществляется в специальных храмах и над гробницами наиболее почитаемых умерших лиц из правящей династии. Наличие подобного культа у майя отражено в письменных источниках X—XVI вв.²

Наиболее изученным археологами памятником классического периода майя в настоящее время является Тикаль, расположенный в департаменте Петен, на севере Гватемалы. Именно материалы из этого города и послужили основой для дальнейших выводов и рассуждений.

Если обратиться к сооружениям центральной части Тикаля, то здесь, как и в центре любого другого классического города майя, можно выделить три основных компонента: храмы, дворцы и стелы (алтари), как резные, так и гладкие. Стелы и связанные с ними алтари непосредственно касаются личности правителей городов-государств и что возле стел совершались какие-то сложные религиозные обряды, они служили объектом культа. Во многих случаях под основанием стел или близ него встречаются ритуальные тайники с весьма специфическим набором предметов, среди которых выделяются стандартные наборы из 9 фигурных кремней и 9 кусков резного обсидиана. Данные предметы безусловно связаны с культовыми церемониями в честь небесных и подземных божеств майяского пантеона.¹

Культ предков играл существенную роль в религиозных обрядах всех слоев общества майя. Он осуществлялся первоначально только в семейных святилищах и внутри домов, так как умерших хоронили тут же, под полами жилищ. Как и все земледельческие народы, майя придавали большое значение общению с духами умерших, у которых они искали покровительства. Однако по мере усиления классовых противоречий в обществе майя и укрепления власти правителя на первый план выступает поклонение царским предкам. Культ предков правителя осуществляется теперь в специальных храмах, возведенных над гробницами наиболее почитаемых представителей правящей династии. Судя по материальным признакам проявления этого культа (культ стелы-алтаря и размещение монументов на главных площадях) и по размаху архитектурного строительства в этой связи, уже на рубеже нашей эры поклонение царским предкам приобрело характер общегосударственной религии. Именно данная особенность майяской религии оказала непосредственное влияние как на официальное искусство городов-государств I тысячелетия н. э., так и на их внешний вид и планировку. Наиболее ярким образцом такого рода мемориальных сооружений, связанных с заупокойным культом правителя и его предков, служит «Храм Надписей» в Паленке (VIII в. н. э.): там между гробницей правителя и храмом наверху существует не только опосредствованная, но и прямая связь - через особую каменную трубу «канал для души».²

В мифологии майя наблюдается двойственность - конфликт между светом и тьмой, противостоящих друг другу, с одной стороны, богов солнца, тепла и света, цивилизованной и радостной жизни, а с другой стороны - зловещих богов смерти, ночи, мрака и страха. Из этих изначальных понятий света и тьмы произошли все мифологические формы майя. Когда мы бросаем первый взгляд на верования майя, то отдаем себе отчет в том, что в ту пору, когда они попали в поле зрения европейцев, боги тьмы имели большое влияние, а в образе мыслей и теологии майя преобладал глубокий пессимизм. Жизнерадостный аспект веры майя был подчинен культу темных существ, божеств смерти и преисподней. И если культа света все еще держались с трогательной верностью, то это потому, что добрые силы обещали не покидать человечество навсегда, а возвратиться когда-нибудь в будущем и снова установить свет и мир.¹

Самым ярким примером преемственности религиозных традиций классической эпохи может служить священная книга майя-киче «Пополь-Вух», датируемая XVI веком. Новейшие исследования показали, что большинство мифов творения, и особенно та часть, которая рассказывает о героях-близнецах и их отце были известны майя еще в классический период. Доказано, что классические и доклассические фрагменты книги «Пополь-Вух» представляют собой самые древние из задокументированных мифов Нового Света.

В первой части эпоса «Пополь-Вух» содержится волнующее описание сотворения мира и его обитателей из первичных моря и неба. Как и в ацтекском мифе о пяти Солнцах, здесь последовательно сменяют друг друга несколько эпох, каждая из которых связана с определенной расой людей. Однако появление и гибель всех рас вызваны конкретной причиной. Согласно книге «Пополь-Вух», люди были созданы для того, чтобы обеспечить пропитание богам — в виде молитв и жертв. Так появились люди кукурузы, порождение космического поля, которые в конечном счете обеспечили существование богов.

Лишь отдельные фрагменты первой части «Пополь-Вух» представлены в литературе и искусстве классического периода майя, быть может потому, что здесь мы имеем дело с абстрактными представлениями космического характера, а не с легко идентифицируемыми мифами. В период колонизации юкатанские майя по-прежнему сравнивали землю с четырехугольным кукурузным полем. Многие элементы первой части «Пополь-Вух», например создание и гибель нескольких миров, а также дуалистическое противопоставление земли и неба, по всей видимости, служили основополагающими понятиями в древней религии Мезоамерики.

Миф творения в «Пополь-Вух» начинается со слов о том, что создания земли существовали лишь бесконечные и неподвижное море и небо. Вторая часть «Пополь-Вух» посвящена жизни и подвигам двух связанных родственными узами пар близнецов. Многие действующие лица и события, упоминаемые в той части эпоса «Пополь-Вух», где рассказывается о героях-близнецах, присутствовали в мифологии майя классического. Искусно разрисованные или покрытые резьбой керамические сосуды служат самым ценным источником сведений, связанных с содержанием эпоса «Пополь-Вух». Иногда эти эпизоды проливают свет на глубинный смысл описанных в «Пополь-Вух» событий.¹

В классический период аналогом отца двух героев-близнецов Хун-Хун-Ахпу был бог кукурузы. Это божество изображалось с уплощенным и удлиненным лбом, который часто подчеркивался выбритыми участками, окружавшими волосы на макушке. Продолговатая обритая голова напоминала созревший початок кукурузы, а пучок волос на темени - волокна на стержне початка. Снятие початка со стебля символизировало обезглавливание бога - точно такая же судьба постигла Хун-Хун-Ахпу. На одном из сосудов позднего классического периода голова бога кукурузы изображена на дереве какао; сверху среди какао-бобов можно различить еще одну человеческую голову, частично превратившуюся в плод дерева какао. Этот рисунок иллюстрирует одну из версий описанного в «Пополь-Вух» эпизода, когда отрубленная голова Хун-Хун-Ахпу была помещена на дерево - в данном случае на какао, а не на тыквенное дерево.

Иллюстрации классической эпохи, связанные с Хун-Хун-Ахпу, гораздо подробнее и сложнее тех, что включены в книгу «Пополь-Вух», написанную в ранний колониальный период. Очень часто этот персонаж изображался рядом с водоемами - возможно, это намек на подземное царство Шибальбу, которое майя представляли как изобилующее водой место. В одном часто встречающемся эпизоде он стоит в воде, облаченный в лучшие одежды и окруженный молодыми женщинами. Иногда данный эпизод носит явный эротический оттенок, хотя нам неизвестно, были ли эти женщины женами бога кукурузы. Похоже, женщины одевают бога кукурузы для путешествия, поскольку дальше он изображен плывущим в каноэ. Не исключено, что это путешествие в страну мертвых, хотя вполне вероятна и ассоциация с его воскрешением.

В искусстве классического периода Хун-Хун-Ахпу часто изображался в образе танцора или артиста. Однако, как и в книге «Пополь-Вух», покровителем писцов считался не он, а его сыновья Хун-Бац и Хун-Чоуэн. В классической иконографии Хун-Бац и Хун-Чоуэн обычно появляются в облике обезьян (в этих животных они были превращены единокровными братьями, Хун-Ахпу и Шбаланке) с ручками и чернильницами из обрезанных морских раковин, а также с рукописными книгами.

Герои-близнецы Хун-Ахпу и Шбаланке тоже часто встречаются в произведениях литературы и изобразительного искусства классической эпохи. Обоих обычно изображали с красно-белой повязкой на голове, которая в классический период культуры майя считалась атрибутом власти, а само лицо Хун-Апху служило символом названия дня «ахау», слова, которое на языке народов майя обозначало вождя. Хун-Ахпу можно было узнать по большим черным пятнам на щеках, а у Шбаланке пятна располагались вокруг рта, на руках, ногах и туловище - как на шкуре ягуара. Близнецы изображались не только вместе с отцом, матерью и писцами-обезьянами, но и с выдувными трубками в руках, стреляющими в гигантскую птицу Вукуб-Какиш. Однако в классическом искусстве эта птица похожа не на попугая макао, а на мифическое существо с крыльями из змей и длинным загнутым клювом, напоминающим клюв королевского грифа.¹

Убийство гигантской птицы героями-близнецами - это весьма распространенный мотив искусства майя доклассического периода, то есть истоков цивилизации майя. Находки, сделанные в городе Исапе, расположенном в прибрежном мексиканском штате Чьяпас на границе с Гватемалой, не оставляют сомнений в связи этой гигантской птицы с персонажем эпоса «Пополь-Вух». На двух стелах из Исапы, датируемых началом христианской эры, изображена одна из ранних версий мифа о Вукуб-Какиш. На стеле из Исапы огромная птица садится на усеянное плодами дерево, к которому бегут две человеческие фигуры, - возможно, это самое древнее из найденных в Новом Свете изображений героев-близнецов. Второй раз гигантская птица появляется под деревом, но уже с содранной до кости нижней челюстью и неловко подвернутым под туловище крылом. Вся сцена иллюстрирует поражение чудовищной птицы, сбитой с дерева героями-близнецами. На другом памятнике из Исапы, изображена гигантская птица, нависшая над одноруким человеком; другая рука У него оторвана, а из культи хлещет кровь. По всей видимости, это сцена битвы, во время которой Вукуб-Какиш отрывает руку Хун-Ахпу и уносит ее.²

В классическом искусстве майя, как и в книге «Пополь-Вух», герои-близнецы ассоциировались с игрой в мяч. В городе Копан на каменном маркере настоящей площадки для игры в мяч изображен Хун-Ахпу, играющий в мяч с богами смерти. На другом каменном маркере, найденном неподалеку от Чинкультика в горных районах штата Чьяпас, изображен игрок, ударяющий по мячу бедром, а на одежде этого игрока можно различить символы смерти. На мяче вырезана голова Хун-Ахпу, это напоминает эпизод из книги киче «Пополь-Вух», где боги смерти играли головой Хун-Ахпу, после того как она была отрезана в «доме летучих мышей». Эти каменные маркеры доказывают, что в классический период на площадках для игры в мяч майя воспроизводили легендарную игру между героями-близнецами и владыками Шибальбы.¹

В одном из самых распространенных и важных мотивов керамики майя классического периода герои-близнецы изображаются рядом со своим отцом, богом кукурузы. В некоторых случаях близнецы стоят в воде вместе с обнаженными молодыми женщинами и держат атрибуты бога кукурузы, например его украшения и мешок. Иногда этот мешок наполнен зернами кукурузы - символом их отца. В сходном эпизоде близнецы изображены рядом с богом кукурузы, который появляется из панциря черепахи. У древних майя черепаха служила олицетворением земли, плавающей на поверхности моря, и вполне возможно, что эта сцена изображает воскрешение бога кукурузы. На одной из ваз два Чака, стоящие по обе стороны от панциря черепахи, угрожающе размахивают испускающим молнии оружием. Это одна из версий мифа о происхождении кукурузы из горы Тонакатепетль. Согласно дошедшей до наших дней легенде Чаки молниями раскололи гору с зернами кукурузы.

Несмотря на то, что эти эпизоды не упоминаются в книге «Пополь-Вух», воскрешение бога кукурузы героями-близнецами и присутствие Чаков позволяют понять смысл путешествия близнецов в поисках отца. Они должны не только отомстить за его смерть, но и воскресить его, вернув кукурузу из подземного царства на поверхность. Однако этот миф повествует не только о происхождении кукурузы. В книге майя-киче «Пополь-Вух» вслед за уничтожением Шибальбы и частичным возрождением Хун-Хун-Ахпу и Вукуб-Хун-Ахпу идет рассказ о поисках кукурузы. Таким образом, в культуре майя классического периода полное приключений путешествие в подземный мир бога кукурузы и его сыновей, в конечном счете, связывается с происхождением человека, то есть с созданием людей из кукурузы. И содержание, и смысл этого мифа напоминают рассказ о спуске Кетцалькоатля в подземное царство за костями, из которых впоследствии будут созданы люди. В ацтекском мифе эти кости были превращены в муку старой богиней Сиуакоатль, а в эпосе «Пополь-Вух» старая Шмукане размалывает зерно кукурузы, из которого сделают первых людей.

В отличие от мифологии горных племен майя-киче, до наших дней не дошло практически никаких письменных свидетельств о мифологии майя с полуострова Юкатан. Диего де Ланда снабдил нас подробной информацией о ритуалах и календаре, но, к сожалению, в своих заметках он почти не касается легенд и мифов. Единственное исключение - это краткое упоминание о четырех поддерживающих небо богах и о потопе. Три книги майя-юкатеков доиспанского периода - известные как Дрезденский, Мадридский и Парижский кодексы - содержат лишь гуманные намеки на мифологические события. Трудный для понимания раздел «Змеевидные числа» из Дрезденского кодекса повествует о событиях глубокой древности, случившихся еще до наступления нынешней эры Бактун в 3114 году до н. э. Как и в источниках классического периода, эти древние события, по всей видимости, имеют отношение к происхождению богов и сотворению мира. Примечательно, что в юкатекских кодексах упоминаются доиспанские аналоги Шбаланке и Хун-Ахпу, причем нередко вместе с богом кукурузы. Таким образом, несмотря на то что от колониальной эпохи сохранился лишь эпос майя-киче «Пополь-Вух», одна из его версий, по всей видимости, была распространена на полуострове Юкатан еще в постклассическом периоде.¹