4. 7. 0. Об определении мифа.

Наука о мифах еще не выработала единообразного определения мифа, в силу расплывчатости и сложности объекта изучения а также в силу недостаточной разработанности методов фиксации и классификации мифов. В электронной энциклопедии «Britannica», например, миф определяется следующим образом: «Myth, a story, usually of unknown origin and at least partially traditional, that ostensibly relates actual events to explain some practice, belief, institution, or natural phenomenon, and that is especially associated with religious rites and beliefs». ('Миф – обычно неизвестного происхождения и, по крайней мере, частично носящее традиционный характер повествование, которое содержит рассказ о якобы реальных событиях, которые могут объяснить некоторые обычаи, верования, установления или естественные явления, чаще всего это тексты, соотнесенные с религиозными обрядами и верованиями'). Сходное определение дается и в энциклопедии «Энкарта»: «Experts usually define a myth as a story that has compelling drama and deals with basic elements and assumptions of a culture. Myths explain, for example, how the world began; how humans and animals came into being; how certain customs, gestures, or forms of human activity originated; and how the divine and human worlds interact. Many myths take place at a time before the world as human beings know it came into being. Because myth-making often involves gods, other supernatural beings, and processes beyond human understanding, some scholars have viewed it as a dimension of religion. However, many myths address topics that are not typically considered religious—for example, why features of the landscape take a certain shape». ('Специалисты обычно определяют миф, как повествование, рассказывающее о захватывающих драматических событиях, касающихся основных элементов и понятий определенной культуры. В мифах, например, объясняется происхождение мира, как возникли люди и животные, как возникли те или иные обычаи, привычки, виды человеческой деятельности, как взаимодействуют мир богов и мир людей. Действие многих мифов происходит во времена, предшествующие тому времени, когда начал существовать мир в том виде, в котором люди его знают. Поскольку в мифах часто присутствуют боги и другие сверхъестественные существа и события, находящиеся за пределами человеческого понимания, некоторые ученые рассматривают их как некоторый аспект религиозных верований. Однако, тематика многих мифов является нетипичной для религиозных верований, таков, например, сюжет о том, почему некоторая деталь ландшафта имеет такой вид').

4. 7. 1. Мифологическое сознание и его носитель.

Подобные определения хотя и дают некоторое представление о мифе, все же не учитывает многих его важнейших характеристик.

Прежде всего, следует отметить, что понятие мифа оказывается различным при различных принятых на него точках зрения. Для носителя мифологического сознания миф, если говорить о внешнем мире, практически ничем не отличается от реальности, если же говорить о его внутреннем мире, то миф ничем не отличается от картины мира, определяющей поведение субъекта, от правил его поведения в некоторых, совершенно определенных условиях. Для него это часть его памяти, часть истории, часть его практических представлений о мире, т. е. таких, которые определяют его поведение, часть законов по которым он должен жить, часть логики, т. е. законов, по которым он должен мыслить, особая система восприятия событий, наконец, это часть его подсознания. Ровно поэтому миф для него не может стать в полной мере объектом рефлексии. Именно поэтому носителю мифологического сознания бессмысленно доказывать, что какие-то его мифологические установки не имеют смысла, не имеют под собой реальной почвы. Для той специальной области жизни, которую обслуживает мифологическое сознание, у него нет других законов мышления и бытия, кроме мифических. Носитель мифологического мышления особым способом видит, а главное интерпретирует события. Вот, он увидел непонятную ему молнию и воспринимает ее как знак появления на небе бога-громовержца. Его образ объясняет ему, почему, или зачем на небе появилась молния, он знает из чего она сделана и какую форму имеет «на самом деле». То, что имеет объяснение, меньше пугает. Бог гневается на кого-то. Если человек исправно приносил жертвоприношения, ему нечего бояться. Известно и то, как нужно поступать, если жертвовал громовержцу недостаточно. Нужно тотчас помолиться ему и пообещать в ближайшее время принести ему посильную жертву. Далее, нужно обязательно сдержать слово. Правда, неизвестно, простит ли бог твое прегрешение. Все это относится к «мифологическому» поведению. Очевидно, что без его исследования трудно говорить о полноте описания мифа как феномена. Даже исследуя только мифологические тексты, исследователь стремится понять лежащие за ними правила мифологического поведения носителя мифологического сознания.

В силу этих соображений трудно согласиться с теми мифологами, которые утверждают, что миф - это повествование, текст (см., в частности, выше). Миф становится текстом, когда он предстает как способ чувственного восприятия мифа, как его модель, для его исследователя, человека, не являющегося носителем мифологического сознания. Следует отметить, однако, что исследование текста не является единственным способом познания мифа. Леви Брюль, например, как и многие другие исследователи архаических сообществ, с большим уважением пишет о Ф.-Г. Кэшинге, который «приобрел что-то вроде умственной натурализации среди зуньи. Не удовлетворяясь пребыванием среди них и ведением их образа жизни, он добился посвящения и усыновления со стороны их религиозных вождей, а также принятия его в тайные общества: в священных церемониях зуньи он, подобно жрецам, имел свою собственную роль, которую старательно выполнял» (Леви-Брюль 1999, стр. 57). Для Кэшинга, как для исследователя архаического сообщества оказалось недостаточным записать и изучить тексты мифов зуньи, он увидел в их мифологии законы, по которым они живут и не увидел другого способа их изучения, кроме как жить по ним вместе с зуньи. Для него миф - это система правил восприятия событий внешнего мира, построения их моделей и принятия решений в соответствии с построенными моделями. Это другой способ понимания мифа нежели те, которые отображены в приведенных выше определениях⁵³. Кэшинг изучает не текст, а мифологическое сознание и его знание мифа несомненно полнее и точнее, чем знание мифа, ограниченное знанием текста или текстов. Как способ мыслить понимали миф и, например, такие разные исследователи, как Л. Леви-Брюль, К. Хюбнер, Е. М. Мелетинский и др. Так же буду понимать миф и я. Это, конечно же не означает, что я отвергаю все, что написано о мифе, как о тексте. Текст я буду считать важнейшим источником знаний о мифе, но не единственным. Скажем, изложение своих мыслей о мифе носителей мифологического сознания будут для меня не менее важными, чем сами мифологические тексты.

Из предыдущего абзаца ясно, что, во-первых, я воспринимаю мифологические тексты, как свидетельства существования мифологического сознания, как его модели, которые в силу другой природы имеют свои особенности, отличающие их от мифологического сознания. Во-вторых я считаю, что миф, мифологическое сознание сравнимы скорее с правилами построения мифологических текстов, чем с самими текстами. С вербальными же мифологическими текстами сравнимы другие семиотические тексты, как такие же проявления, семиотические модели мифологического сознания: ритуалы, произведения искусства, архитектура, планы застройки поселений и т. д.

Сделав эти предварительные замечания, я могу теперь провести предварительное сравнение мифологического сознания как элемента человеческой психики и правил построения мифа, как его модели.

Одной из важнейших характеристик мифа является его многовариантность, с которой борются многие поколения мифологов, начиная с Аполлодора. Между тем, на мой взгляд, локальный миф, погибающий под размашистым пером мифолога, входит в систему мифов данной местности и, как и всякая семиотическая система, служит, с одной стороны, инструментом объединения членов данной общины, с другой стороны, - способом установления границ социума. Установление некоторого единого для более обширной территории мифа, укрепляющее позиции одних богов и ослабляющее позиции других богов, а то и вовсе их устраняющее, допустимо в том случае, если это необходимо для объединения нескольких социальных групп в одну. Создание кодифицированного мифа авторитетными представителями традиционного сообщества выполняет ту же роль, что и выработка нормативного кодифицированного языка для совокупности однородных диалектов. Дело ученого, на мой взгляд, построить правильное абстрактное представление множества однородных мифов. Для этого нужно определить, что является однородными мифами, что нет. А для этого нужно было бы обратиться к носителям мифологических представлений. Однако для многих мифологических систем время для такого рода исследования уже упущено.

То же можно сказать и о единстве мифа. Трудно сказать, где проходят границы текста. Множество мифов представляет систему иногда не в одном социуме, а в нескольких в некотором отношении культурно дополняющих друг друга социумах. С семиотически строгих позиций следовало бы разработать правила разграничения мифологических текстов. Однако, как уже было сказано время для подобного рода работы, видимо, уже упущено. Мифолог имеет дело, как правило, с пересказом мифа, причем взятым не из первых рук. Он работает с абстрактными сюжетными линиями, непонятно, как выделенными. Лишь в отдельных случаях, когда речь идет о крупных сакральных текстах, можно говорить о том, что имеешь дело с более или менее фиксированным самими носителями текстом. Однако чаще всего этот фиксированный текст уже оторван от живого рассказчика, от творца этого текста.