А. Н. Барулин

Основания семиотики

Знаки, знаковые системы, коммуникация

Том 1

Базовые понятия.

Эволюционная теория происхождения языка.

Москва

2002

Введение

0. Основателями семиотики (семиологии) считаются математик, логик и философ Ч. С. Пирс и лингвист Ф. де Соссюр, иногда также (и я присоединяюсь к этому редкому мнению) в качестве одного из основателей этой науки называют математика, логика и философа Г. Фреге.

Каждый из этих исследователей пришел к семиотическим идеям своим особым путем, исходя из своей особой логики, из своего мировоззрения. Так, Ч. С. Пирс разработал довольно сложную философскую концепцию, которая охватывала все мироздание. Знаковые системы и знаковая деятельность по Пирсу пронизывает как живую, так и неживую природу, весь мир (если он вообще не состоит из знаков). «Эта возможность для знаковости как явления проникать во все сферы бытия приводит Пирса к базовому пансемиотическому постулату, по которому познание, мышление и даже человек имеют семиотическую природу» (Nöth 2000, 61).

Соссюрианские семиотические идеи были гораздо более скромными. Он определял семиотику как науку, которая должна быть посвящена изучению жизни знаков в рамках социальной жизни. Это наука должна изучать, из каких компонентов состоит знак, каким законам в своем функционировании он подчиняется.

Фреге шел к семиотическим идеям от «концептуальной рассады» (Фреге), которую оставил после себя Г. В. Лейбниц. Вслед за Лейбницем он пытался решить проблему создания универсального искусственного языка науки.

Идеи трех этих гигантов семиотической мысли в некотором отношении дополняют друг друга, в некоторых - друг другу противостоят, и семиотика вслед за ними концептуально постепенно разделяется на несколько различных течений. Как и следовало ожидать, основой для расхождений послужили различия в наиболее глубинных областях: в определении того, какова структура знака, в представлениях о том, сколь широкий спектр фактов должна изучать семиотика, как должен быть построен метаязык семиотики и т. д. Как говорил А. Черч, метаязык и есть теория, поэтому из этой глубинной области и выросли почти все основные разногласия семиологов по теоретическим проблемам.

Естественно, формы, которые принимали утверждения новой науки, определялись метаязыками логики, математики и лингвистики. В формы и образы метаязыков соответствующих наук были отлиты и основные идеи семиотики-семиологии.

Если теперь учесть, что разнообразие этих форм и образов ограничено сферой исследования соответствующих наук, то становится понятным и то, что, по крайней мере, в начале своего пути семиотика-семиология напоминала приложения к соответствующим дисциплинам. Это естественное положение расходилось с исходными постулатами семиотики, как науки о знаках и знаковых системах любого вида. Изначально было заявлено, что семиотика должна изучать и такие уже изучаемые в рамках других наук области знания, как знаковые системы животных, театр, фотография, литература, живопись, скульптура, архитектура, музыка, одежда и др.

«Экстравертные» представители соответствующих наук присматривались к методам семиотики, пробовали применить ее методы к объектам своих дисциплин, отбрасывали в этих методах все, что не могло быть немедленно адаптировано к объектам их исследования, и объявляли то, что у них получалось, семиотикой. Так возникли искусствоведческая, литературоведческая, театральная, культурологическая, музеологическая, историческая, этнологическая и другие «семиотики», связанные, как правило, с классическими работами по семиотике-семиологии лишь через поверхностные представления о структуре знака, понятия оппозиции, парадигматики, синтагматики и отличаемые от искусствоведения, литературоведения, театроведения, культурологии и т. д. лишь консервативными «интровертными» специалистами в соответствующих областях, как правило, кстати, предающими семиотические методы исследования в рамках своих дисциплин анафеме.

1. Процесс семиотизации гуманитарных наук играл двойственную роль в их истории. С одной стороны, несомненно, полезным было само обращение специалистов по этим наукам к семиотическим понятиям. Оно далее вело к междисциплинарным исследованиям, к интересу к методам исследования своих объектов в других науках, к структуре рассуждения, вывода и доказательного рассуждения в других науках, к большей точности в построении терминологии и в доказательности рассуждений, к более глубокому рассмотрению объектов исследования. С другой стороны, большой разрыв в степени формализации логических работ (особенно работ по математической логике) не позволял исследователям-гуманитариям рассчитывать на быстрые результаты в применении строгих семиотических методов к материалам их дисциплин, заставлял их вообще сомневаться в возможности полноценного взаимодействия «логической семиотики» и прочих гуманитарных наук, и эти сомнения толкали гуманитариев на поиски менее глубоких, но более легких путей подобного взаимодействия.

Однако за подобную легкость приходилось платить семиотике. Чем больший успех внутри соответствующих наук имели «гуманитарные» семиотические построения, тем более они отождествлялись (неспециалистами) с собственно семиотикой. Поскольку же соответствующие гуманитарные направления поддерживались еще и экстранаучными факторами (научной модой, авторитетностью и большим общественным весом научных лидеров гуманитарной семиотики, идеологическим давлением на соответствующее направление со стороны официальной власти, например, в России и т. п.), фундаментальная семиотика все более бледнела, отходила на задний план и забывалась. Требования к гуманитарным отраслям семиотики становились все менее и менее строгими. На деле происходило постепенное растворение еще неокрепшей науки, даже не утвердившейся в образовательных структурах, в других научных дисциплинах. В результате этого процесса на месте одной семиотики возникло множество не связанных друг с другом квазисемиотических дисциплин, не выходящих за пределы соответствующих наук.

2. Самым большим научным «грехом» квазисемиотик являлось их на удивление легкое отношение к базовым понятиям семиотики: понятию знака, коммуникативного акта, референции, синтактики, обозначения. Постоянно говоря об означающем и означаемом, теоретики квазисемиотик и не пытались описывать ни означающее, ни означаемое знака, ни структуру обозначения в своих дисциплинах (я не говорю здесь уже о системах знаков). Говоря о структуре коммуникативного акта, они даже не пытались понять, подходит ли схема Бюлера или Якобсона к тем конкретным видам коммуникативного акта, с которыми им приходилось иметь дело. А она не подходит, например, ко всем типам массовой коммуникации: ни к литературе, ни к живописи, ни к архитектуре, ни к деловой переписке, ни к рекламе, ни даже к эпитафии... Она не работает в истории, этнологии, социологии и других дисциплинах, связанных с общественным сознанием. Какая же может быть теория без осмысления базовых понятий!

3. И все же, несмотря на эти очевидные отрицательные стороны процесса растворения семиотики в квазисемиотиках, для серьезных исследователей, не оставлявших почвы чистой семиотики, процесс этот имел и глубокую положительную сторону. Квазисемиотические (не путать с квазинаучными) исследования, естественно наряду с семиотическими, расширяли горизонты семиотики, ставили перед ней новые проблемы, требовали введения в область ее внимания новых аспектов рассмотрения процессов семиозиса, образования и функционирования знака, референции и т. п. Так, выдающийся немецкий психолог и лингвист Карл Бюлер обратил внимание специалистов по семиотике на тот факт, что на образование знаков, на структуру текста оказывают большое влияние сами участники коммуникативного акта: адресант и адресат. Это проявляется и в том, что существует целый класс знаков, структура обозначения в которых опирается на структуру коммуникативного акта (этот класс получил название дейктических знаков, а позже Р. Якобсон обобщил это понятие в термине шифтер), и в том, что адресант в зависимости от роли, которую по его оценке он должен играть в коммуникативной ситуации, выбирает для выражения своих идей и символическую систему и подсистему знаковых средств, соответствующих этой роли и контексту, в рамках которого протекает коммуникативный процесс. Остается сделать всего один шаг, чтобы обнаружить, что на выбор знаковых средств оказывает при этом и персонологический класс адресанта, и эмоциональное состояние, в котором он находится, и система ценностей, которой он придерживается, и цель, которую он преследует, и т. д.

Работы таких выдающихся этнологов, как Фрезер, Тэйлор, Леви-Брюль, Леви-Строс обратили внимание специалистов по семиотике на необходимость описания внутреннего мира, мифа, в который погружены сознания адресанта и адресата. Работы Вяч. Вс. Иванова указали на необходимость приобщить к семиотическим исследованиям проблемы семиогенеза, отчасти поставленные в работах выдающегося российского литературоведа А. Н. Веселовского, а затем в работах не менее выдающегося российского психолога Л. С. Выготского.

Настоящий переворот в семиотике произвели работы по дешифровке генетического кода Ф. Х. К. Криком, Дж. Уотсоном, М. У. Ниренбергом и др. американскими биохимиками и генетиками, работы по этологии таких выдающихся ученых, как нобелевские лауреаты Н. Тинберген, К. Лоренц и К. фон Фриш. Так К. Фриш дешифровал танец рабочих пчел и выявил в этом танце сложную знаковую систему, Н. Тинберген совместно с К. Лоренцем разработали учение об инстинктивном поведении животных. Из их работ стало ясно, что поведение это пронизано знаковыми компонентами, что схемы поведения не представляют собой раз и навсегда застывшие формы, а изменяются, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды, эволюционируют вместе с видами. Все эти и многие другие исследования по этологии, гистологии, молекулярной биологии показали, что ставший традиционным взгляд на объект семиотики, как на предмет, ограниченный системами знаков homo sapiens sapiens, необходимо изменить в сторону расширения объекта рассмотрения. Так появились биосемиотика, эволюционная семиотика и другие научные дисциплины пытающиеся увязать процессы физической, химической и биологической эволюции, понять какова роль знаков, знаковых систем, коммуникации в этом общем эволюционном процессе. В теоретическом становлении этих дисциплин большую роль сыграли работы 20-х годов Я. Фон Икскюля.

Огромное влияние на семиотику оказали работы по общей теории моделирования. Особого упоминания заслуживают здесь работы М. Хэсс и М. Бунге. Определение понятия модели, процесса моделирования позволили сравнить материальные и ментальные модели, сделали возможным обобщить это понятие и применить его к знаковой деятельности.

Рассмотрение знака как одного из типов ментальных моделей позволило сопоставить семантику знака с ментальной моделью, не выходящей на знаковый уровень. Возникновение когнитивной психологии, когитологии позволили углубить это сопоставление, увидеть в процессе семиозиса дознаковый уровень, выведя на новый уровень и рассмотрение семиогенеза. Большую роль в пересмотре основных положений семиотики играют и новые разработки в программировании, логике и дисциплинах, имеющих в качестве объекта исследования игры. Здесь нет места для рассмотрения других линий влияния наук семиотического цикла на семиотику, скажу лишь, что один только обзор литературы на эту тему занимает увесистый том (см., например фундаментальный труд В. Нёта (Nöth 2000), одна только библиография в котором занимает почти сто страниц). Между тем, семиотика, по моим наблюдениям, не приобретает, а теряет позиции. Ее теснят герменевтика, наука о паблик рилейшнз, когитология и прочие порождения нового времени, не имеющие ни своих точных ментальных инструментов, ни четко очерченного объекта исследования.

4. Из всего сказанного выше следует, что основной задачей семиотики на нынешнем этапе развития является, с одной стороны, укрепление позиций тех завоеваний, которые составили проверенное, прочное ядро семиотической теории, сформированное ее классиками (Ч. С. Пирсом, Г. Фреге, Ф. де Соссюром, Ч. Моррисом, Э. Кассирером, философами венской школы (которые, кстати, оба учились у Фреге) - Р. Карнапом и Л. Витгенштейном, К. Бюлером, Р. Якобсоном и др., с другой стороны, - осторожное и последовательное введение без потери изначальной строгости новых аспектов рассмотрения основных объектов семиотики - знака, коммуникативного акта, факторов, влияющих на синтез и анализ семиотического текста - эволюции знаковых систем, начиная с генетического кода, исследование знаковых систем, которые позволяют ганглию и мозгу управлять организмом, которые обеспечивают информационные процессы, протекающие внутри организма, исследование в связи с семиотическими процессами памяти и мира, в котором определены описываемые коммуникативным актом события и объекты и т. д.

5. В основу предлагаемой в данной монографии концепции был положен новый взгляд на семиотику, как на науку о биологическом, (био)интеллектуальном знаковом моделировании, о знаковой деятельности (семиозисе) и о коммуникативных системах любого типа, о законах их функционирования, о сложных знаковых образованиях - семиотических текстах, которые, так же, как и простые знаки, представляют собой модели.

В отличие от многих прежних теоретико-семиотических построений, в предлагаемом здесь исследовании большое внимание, вслед за Вяч. Вс. Ивановым, а также В. Кохом, который ввел понятие семиогенеза, уделяется семиогенезу, хотя я и вкладываю в это понятие не совсем то, что вкладывал в него В. Кох. Большое внимание уделяется месту и функциям семиотических систем в жизнедеятельности живых организмов, эволюции семиотических систем. Подробно анализируется одна из гипотез о происхождении языка и связанных с ним семиотических систем. Главный принцип теоретических построений - синтез гуманитарных знаний, устранение перегородок между гуманитарными и естественнонаучными дисциплинами, поиск основ единого знания. В книге предполагается показать, как исходные теоретические положения применяются к материалу различных дисциплин семиотического цикла.

Я хотел бы принести свою глубокую благодарность моим учителям И. А. Мельчуку и Ю. Д. Апресяну, оказавшим на меня большое влияние своими трудами титанам гуманитарной мысли, с которыми мне выпало счастье беседовать на различные семиотические темы, А. А. Зализняку, В. Н. Топорову, Б. А. Успенскому, Ю. М. Лотману, Ю. С. Степанову.

Эта книга не вышла бы в свет без поддержки и помощи А. В. Дыбо и Л. Л. Федоровой.

Я глубоко благодарен своим бывшим студентам, прослушавшим у меня курс «Введение в семиотику» и написавшим на интересовавшие меня темы замечательные рефераты, курсовые и дипломные работы, защитивших кандидатские диссертации. Особая моя благодарность И. Иткину, В. Хариной, И. Гитер, А. Курбаковой, А. Реезе, М. Поповой, А. Котову, О. Киселевой, С. Цинской, Е. Евграфовой, М. Фарафоновой, С. Едемской, А. Кривошеевой, Ю. Коклягиной, И. Теодорович, Ю. Кузнецовой, Е. Глазуновой.

Книга не была бы написана, если бы не самоотверженная помощь в подготовке ее первой электронной версии Г. Бронникова.

Хотелось бы выразить мою благодарность Г. С. Старостину, участвовавшему в анализе некоторых конкретных примеров. Он также любезно согласился проконсультировать меня по вопросам китайской иероглифики.

Особую благодарность я приношу моим консультантам и одновременно доброжелательным критикам по математике - Г. Б. Шабату, по биологическим проблемам - В. С. Фридману и М. Гельфанду, по санскритским текстам - С. В. Кулланде.

Я бесконечно благодарен также моему старшему другу А. В. Гладкому, поддержавшему меня в трудные времена и обратившему мое внимание на важность для семиотических исследований работ К. Лоренца, а также моему другу, заведующему кафедрой общего языкознания МГУ - С. Н. Кузнецову за поддержку и внимание к моим работам.

Глава 1

Основные понятия семиотики

Предварительное ознакомление с исходными семиотическими понятиями. Анализ конкретного коммуникативного акта. Компоненты коммуникативного акта. Ознакомление с понятиями модели, знака, объекта семиотики. Анализ элементарной семиотической системы.

"Внутреннему человеку сообщил об этом состоящий у

него в услужении внешний; я, внутренний, узнал об этом,

я, душа, через свои телесные чувства"

<DIV ALIGN=right>Блаженный Августин</DIV>

"И люди идут дивиться горным высотам, морским валам, речным просторам, океану, объемлющему землю, круговращению звезд, - а себя самих оставляют в стороне! Их не удивляет, что, говоря обо всем этом, я не вижу этого перед собой, но я не мог бы об этом говорить, если бы не видел в себе, в памяти своей, и гор, и волн, и рек, и звезд (это я видел наяву), и океана, о котором слышал, во всей огромности их, словно я вижу их въявь перед собой. И, однако, не их поглотил я, глядя на них своими глазами; не они сами во мне, а только образы их, и я знаю, что и каким телесным чувством запечатлено во мне".

"Ум тесен, чтобы овладеть собой же".

<DIV ALIGN=right>Блаженный Августин, Исповедь.</DIV> <DIV ALIGN=right> </DIV>

0. Дискурс. Соло сверчка на жужжальцах.

Представьте себе тихий летний вечер в деревенском доме. Вы сидите в темноте, или же при свечах в уютном кресле, смотрите за окно на мерцающие в небе звезды и слушаете сверчка, поющего за печкой. Поэзия. Вам хорошо. Вы сливаетесь с этим тихим деревенским домом. За окнами шуршат ветвями яблони. В открытой печи потрескивает декоративный, совершенно не нужный летом огонь. На коленях у Вас книга.

Закройте глаза. Послушайте сверчка. Он - всего лишь тоненькая ниточка в приятном, мягком ковре ваших ощущений. Вы не очень-то выделяете его из приглушенной гаммы, которую составляют ощущения всех Ваших органов чувств в этот вечер. Роль, которую играет сверчок в этом коротком мгновении Вашей жизни, ограничивается тем, что он приятно разнообразит звуки тихого деревенского вечера, они гармонируют с другими Вашими ощущениями.

А что же сам сверчок (коль скоро уж он стал героем этой главы, дам ему какое-нибудь принятое среди сверчков имя: СВЕРЫЧ)?

Сверыч

Он "понимает" назначение своего стрекотания так же, как Вы? Преданно вплетаться в гамму Ваших ощущений - цель его неумолчной жизни? Нет, конечно же, нет. Нашего Сверыча занимает в данный момент другой сверчок, того же самецкого пола. Дам имя и этому: СВОРЫЧ. Он опасно близко для нашего Сверыча приблизился к его владениям. Сверыч поет в это время жуткую, устрашающую боевую песню, в которой Сворычу отводится роль корма для крота (сверчки - отличные бойцы; в Азии бои сверчков - популярнейшее развлечение). А Вы прекраснодушествуете. Вы не понимаете Сверыча потому, что Вам только кажется, что Вы живете с ним в одном и том же мире. Увы! В разных. Вы живете для него в другом мире, мире, до которого сверчкам нет никакого дела. Между вами пропасть! Песнь Сверыча не для вас. Сигнал тревоги, который он бьет сейчас во все свои жужжальца, Вам не понятен, поскольку вы НЕ ЗНАЕТЕ СВЕРЧИНСКОГО ЯЗЫКА, ВАМ НЕ ИЗВЕСТНЫ ПРАВИЛА СВЕРЧКОВСКОЙ ЖИЗНИ. Между вами нет коммуникативного контакта! Вы не взаимодействуете с ним, он не взаимодействует с Вами. Звук его стрекотания для Вас имеет то же значение, что и шорох веток яблони за окном. А для Сверыча звук его стрекотания - страстная филиппика с вызовом на смертельный поединок, перчатка, брошенная в лицо сопернику. Еще шаг, еще скачок со стороны Сворыча, и вперед, Orthoptera!

А что же Сворыч? А вот он-то как раз все понял. Он знает сверчинский язык, он знает правила сверчковской жизни. Он живет в том же мире, что и Сверыч, мире, образуемом их общей семиотической системой. Он знает, что приблизился на недопустимое расстояние к государственным (они же частные) границам чужого владения и что будет смертельный поединок (он же Великая Отечественная Война). Но наш Сверыч ему не по зубам (или что у него там). Такого страшного стрекотания он еще не слышал. Вон из избы! Сюда он больше не ходок! Найдется на Земле и слабым уголок!

Враг бежал, и наш Сверыч запел другую песню. Теперь это брачное объявление, песня любви, песнь песней. Он ждет подругу. Но Вы не различаете знаков сверчинского языка и поэтому не заметили перемены темы сверчения на противоположную. Для Вас это все то же стрекотанье сверчка в тихий деревенский вечер.