Альтернативная программа приватизации

Процесс приватизации, очевидно, не закончен: доля госсектора в России явно слишком велика. После намеченного правительством плана приватизации напрашивается следующий этап – продажа контрольных пакетов госкомпаний. Но нет смысла растягивать ее на десяток лет. Приватизацию надо резко ускорить как минимум по двум причинам.

1. Приватизация выступит средством повышения эффективности госкорпораций, резкого сокращения воровства и повышения эффективности их работы. А также позволит пресечь коррупцию госорганов, связанную с госбизнесом, лоббирование макроэкономической политики в пользу госкомпаний (например, опережающий рост тарифов естественных монополий или прекращение бесконечных амбициозных политических проектов вроде зимней Олимпиады в тропиках или саммита АТЭС на безлюдном острове).

2. Приватизация может обеспечить очень большие дополнительные доходы бюджета.

Альтернативная программа приватизации должна включать в себя уже сейчас продажу контрольных и даже блокирующих госпакетов в «Газпроме», «Роснефти», «Транснефти», «Сбербанке», «ВТБ», «АвтоВАЗе», «Ростехнологиях» и многих других госкомпаниях. Примерный масштаб альтернативной программы приватизации – 200 млрд дол. в течение 5 лет – втрое выше запланированной правительством.

Пока о таком подходе можно только мечтать. Нынешние чиновники (особенно высокого ранга) найдут массу причин, почему необходимо сохранить госкомпании. И почему их продавать невыгодно именно сейчас. Придется преодолеть их активное сопротивление, связанное с участием или заинтересованностью в том или ином виде госбизнеса. Для этого нужна политическая воля. Не меньшая, чем на первом этапе приватизации, в 1992–1994 гг.

Возможно, следующий этап реальной приватизации начнется только тогда, когда нынешняя политическая элита поймет необходимость ухода от власти и постарается конвертировать власть в собственность (как раз та самая сделка, о которой говорил Е.Т. Гайдар).

Итоги

Приватизация в России была необходимым элементом перехода от социализма к рыночной экономике и остается значимым элементом экономической политики. Однако очень важно, насколько она выгодна обществу, с какими целями и в какой ситуации проводится.

Оценка итогов прошедшей приватизации очень политизирована и мифологизирована, говорить о них почти не принято. Бизнесом и властью это воспринимается в штыки как попытка пересмотра итогов приватизации. Остается ощущение, что им есть что скрывать. Обсуждение будущей приватизации покрыто тайной, и все решения по ней принимаются правительством кулуарно.

Неудивительно, что итоги приватизации подводились крайне формально. За 1992–1994 гг. было приватизировано около 110 тыс. предприятий (50% имевшихся на 01.01.1992 г.). Зарегистрировано 25 тыс. акционерных обществ на базе госпредприятий. Уже в 1993 г. больше половины ВВП было произведено вне госсектора (хотя эти цифры вызывают сомнение).

Задачи приватизации, понимаемые как избавление государства от собственности, были выполнены. Другая статистика реформаторов не интересовала.

Что на самом деле происходило с отношениями собственности в России? Увы, количественному описанию с использованием имеющейся статистики приватизационные процессы почти не поддаются, видимо, их можно оценивать только качественно.

Приватизация в России с конца 1992 г. активно двинулась, но каким способом?

Малая приватизация пошла по советскому закону об аренде. Если в 1992 г. таким образом было выкуплено 32% предприятий, то в 1993 г. – 56% (в 1994 г. – снова 32%). Резко увеличилась доля коммерческого конкурса – самого непрозрачного из всех способов (35–52% в разные годы). Аукционы просто прекратились (19% – в 1992 г. и 1% – в 1994 г.). Стоит отметить, что конкуренция при этих продажах все же присутствовала – продажная цена превысила начальную в 1993 г. в 7,5 раза. Покупателем предприятий выступал в основном их трудовой коллектив (1992 г. – в 60% случаев, 1993 г. – в 70%).

Можно констатировать почти полный провал чековой приватизации. Людям было выдано более 140 млн чеков. На 1 января 1994 г. в разной степени акционирования находилось около 20 тыс. предприятий, то есть предложение акций под чеки было более-менее подготовлено. Но процесс пошел совсем иначе, чем рассчитывали. На чековые аукционы за 13 месяцев попало только 7,7 тыс. предприятий (треть) и было выставлено только 20,8% их уставного капитала (по закону – 29%).

Доля акций, пошедших на чековую приватизацию, даже не в разы, а на порядок ниже, чем было использовано для иных способов приватизации. Если на пике в январе 1993 г. на один ваучер (номинал 10 тыс. руб.) можно было купить на чековом аукционе 4 акции по 1 тыс. руб. (всего 40% от номинала, но это был рекорд), то в среднем за 1993 г. ваучер стоил всего 1,6 таких акций. Рыночный курс чека вырос за 1993 г. от трети номинала до 2 номиналов, т.е. в 6 раз, но заметно отстал от инфляции, которая составила за год более 9 раз. Самые «лакомые» куски госсобственности – нефтяные и прочие предприятия – были практически выведены из-под чековой приватизации. Главной проблемой чековой приватизации стал дефицит акций под чеки. Решить эту проблему реформаторам оказалось не под силу, и ваучер стоил не две «Волги» (как обещалось), а бутылку водки.

Население почувствовало себя обманутым. И не без основания: значительные льготы получили работники предприятий, а все работники социальной сферы, пенсионеры, дети оказались в стороне от дележа «пирога» гособственности, которая, по логике, должна принадлежать всем поровну. После скачка цен и обесценения сбережений это был новый мощный удар по общественному мнению.

Парадокс, но бесплатную приватизацию квартир население восприняло как само собой разумеющуюся. В плюс реформаторам это не попало. Приватизация в сельском хозяйстве: после первичного распределения земельных паев началась их активная скупка за бесценок, как правило, директорами бывших колхозов и совхозов, либо взятие паев «в аренду» за мешок картошки в год.

Социальные цели первого этапа приватизации достигнуты не были, люди не почувствовали себя новыми собственниками, они сочли себя в очередной раз обманутыми властями.

Подавляющая доля акций при акционировании попала в руки трудовых коллективов, чего реформаторы явно старались избежать. 75% акционировавшихся предприятий выбрали второй вариант льгот с передачей контрольного пакета в пользу трудового коллектива – несмотря на фактически штрафные санкции: акции при этом варианте продавались с наценкой 1,7 к номиналу с оплатой их в течение 90 дней, хотя по другим вариантам льгот оплата шла в рассрочку до 3 лет, что в условиях высокой инфляции означало фактически бесплатную передачу.

Трудовые коллективы по ряду причин являются неэффективными собственниками:

- они заинтересованы в потреблении, а не инвестировании. Отчасти именно поэтому весь 1992 г. в России не удавалось достичь ценовой стабильности. Зарплаты росли вне зависимости от эффективности работы предприятий, и это подхлестывало рост потребительских цен;

- коллективы не способны, как правило, контролировать менеджмент предприятий;

- наконец, трудовые коллективы не способны реально удержать собственность в своих руках. Широко развернулись процессы скупки акций менеджментом, часто наперегонки с недружественным рейдером.

ЧИФы (чековые инвестиционные фонды) исчезали и появлялись в другой ипостаси, перепродав, иногда не раз, свои активы и обратив стоимость чеков в свою пользу, почти ничего не оставив населению. Дивиденды выплачивало менее четверти, и те были ниже уровня инфляции.

Е.Т. Гайдар писал о приватизации как о процессе обмена власти на собственность. Однако обмена не состоялось, экономическая власть («красные директора») в процессе массовой приватизации фактически получила собственность, не отдав ничего. Поражение они потерпели в ходе последующей «переприватизации». «Большой сделки» в ходе приватизации совсем не проглядывается, скорее это – капитуляция государства перед сложившейся ситуацией, перед фактическими хозяевами предприятий в лице их менеджмента. А последующая «переприватизация» – капитуляция перед новыми собственниками.

Капитуляция перед «красными директорами» была предрешена именно в момент «перестановки ходов» – она стала результатом как отсутствия денег у потенциальных альтернативных покупателей госимущества (отличных от менеджмента предприятий), так и растраты политического авторитета реформаторами на либерализацию цен с последующей стабилизацией, а не на приватизацию.

Можно ли было провести массовую приватизацию иначе? Можно, но только до массовой либерализации цен. После нее Россия оказалась фактически обречена на ту сумбурную, непоследовательную, сумасшедшую, агрессивную, многоступенчатую эволюцию отношений собственности, «спусковым крючком» которой послужила массовая приватизация начала 1990-х годов.

Но даже и в этой ситуации можно было сделать все иначе. Например, в Польше не спешили с крупной приватизацией, а когда она сдвинулась с места, были объявлены четкие принципы: недопущение контроля менеджеров над своими предприятиями, учет мнения иностранных инвесторов и консультантов, выгоды от приватизации для общества в целом, борьба с коррупцией.

В России таких задач не ставилось. Была только одна цель – поскорее избавить государство от собственности любым путем. В надежде, что рынок сам все расставит по своим местам. Таким образом, фактически в 1990–2000-е годы произошло несколько революций в отношениях собственности, но сама приватизация такой революцией, вопреки всеобщему мнению, не была. Массовая приватизация фактически внесла немного изменений в уже сформировавшиеся тенденции в отношении собственности, закрепив сложившийся к началу 1990-х годов факт самоустранения государства от управления предприятиями.

Кстати, именно множественность процессов перехода собственности на один и тот же объект создавала невероятные возможности концентрации и монополизации капитала в руках отдельных лиц. Что во многом определило структуру нашей сегодняшней экономики и количество миллиардеров в стране.

Можно ли считать описанные процессы неизбежными? Конечно, нет. Например, в стране, с которой мы копировали чековую приватизацию – Чехии/Словакии – этого не было, чековые фонды, появившиеся тогда, остаются основными владельцами предприятий. Если бы Россия создала еще в процессе массовой приватизации ликвидный фондовый рынок – многих проблем можно было бы избежать. Если бы ЧИФы были по единым правилам преобразованы в инвестфонды, если бы не отрицательная реальная процентная ставка ЦБР, подкармливавшая крупные банки, если бы… Вряд ли имеет смысл продолжать.

Эволюция владения российским бизнесом осуществлялась в основном в виде «схватки бульдогов под ковром». Российские власти пошли по этому пути отчасти из-за непонимания экономических процессов и последствий своих решений, а отчасти – вполне цинично-сознательно, максимально ускоряя процессы первоначального накопления частных капиталов.

Есть точка зрения: а не все ли равно, как именно прошла приватизация? Главное, что она прошла. Экономика стала частной.

Нет, не все равно, и многие проблемы того периода мы ощущаем до сих пор.

Отношение к приватизации у населения простое – его ограбили. Отсюда и недоверие к дальнейшей приватизации, и согласие с национализацией, и огульное обвинение всех бизнесменов в воровстве, и молчаливая поддержка госчиновников в борьбе с бизнесом (даже с очевидно коррупционными намерениями) и т.д. Эти социально-психологические стереотипы во многом определяют нашу сегодняшнюю жизнь.

Сложившаяся в результате переприватизационных процессов структура собственности в России серьезно деформирована, она отличается очень высокой степенью концентрации и монополизма, а также срощенностью с госструктурами и «офшоризацией» владения российскими предприятиями как защитной стратегией. Создание на Западе «плацдармов» стало обязательным элементом крупного российского бизнеса.

И, конечно, слишком много криминалитета выплеснулось в 1990-е годы. Для многих людей это – сломанные судьбы, нереализованные потенции, несостоявшиеся мечты…

Для экономики и для людей важно, как прошла приватизация. Но, конечно, важнее – как она будет проходить дальше.