2. Деятельность иеромонаха Николая в Хакодатэ.

В сентябре 1855 г. Россия открыла консульство в г. Хакодатэ, и первый русский консул И. А. Гошкевич приступил к исполнению своих обязанностей. В 1859 г. И. А. Гошкевич на консульские средства построил в Хакодатэ, на о. Хоккайдо, русскую православную церковь во имя Воскресения Христова. Он был её архитектор и ктитор¹⁶.

Первый священнослужитель Воскресенского храма флотский протоиерей Василий Махов в июле 1860 г. из-за болезни вернулся в Россию. Консул Гошкевич направил в Святейший Синод прошение о присылке преемника о. В. Махову. В этом прошении Иосиф Антонович писал: «Настоятель православной церкви также может содействовать распространению христианства в Японии»¹⁷, а также подчёркивал, чтобы посылаемый священник был из окончивших курс духовной академии, который мог бы быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учёными трудами. По запросу Гошкевича в Хакодатэ из Петербургской Духовной Академии прибыл 25-летний иеромонах Николай, обладавший теми качествами, которые требовал русский консул.

Святитель Николай, в миру Иван Дмитриевич Касаткин, родился 1 августа (по старому стилю) 1836 г. в Егорьевском погосте деревни Берёза Бельского уезда Смоленской губернии в семье диакона местной церкви. Архимандрит Георгий (Тертышников) так писал о юных годах свт. Николая: «Школьные годы отрока Иоанна проходили среди многих лишений — холода и голода. Но эти трудности укрепили его волю. По отзывам людей, знавших его в детстве, он всегда был веселым и жизнерадостным. Имея прекрасные умственные способности, Иоанн Касаткин в 1856 г. блестяще окончил Смоленскую Духовную семинарию и был принят на казенный счет в Петербургскую Духовную академию»¹⁸. Духовную Академию свт. Николай окончил со степенью кандидата богословия в 1860 г. Он выразил желание ехать в Японию, но не женатым священником, как предлагали его товарищи, а монахом, поэтому ему дано было преимущество перед ними, и он получил назначение в Хакодатэ миссионером и консульским священником. Впоследствии св. Николай так вспоминал то время: «Будучи от природы жизнерадостен, я не особенно задумывался над тем, как устроить свою судьбу. На последнем курсе духовной академии я спокойно относился к будущему, сколько мог, веселился и как-то отплясывал на свадьбе своих родственников, не думая о том, что через несколько времени буду монахом. Проходя как-то по академическим комнатам, я совершенно машинально остановил свой взор на лежавшем листе белой бумаги, где прочитал такие строки: "Не пожелает ли кто отправиться в Японию на должность настоятеля консульской церкви в Хакодатэ и приступить к проповеди Православия в указанной стране"»¹⁹. Иван Касаткин вспомнил "Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев...", много раз читанные им в детстве. Пред­ложение заинтересовало его, но не настолько, чтобы сразу же решиться ехать в такую далекую и варвар­скую страну. Он колебался. Однако вечером, стоя в церкви на всенощной, он услышал голос, повелевший ему стать монахом и ехать миссионером в Японию. Так совершилось его призвание. «А что, не поехать ли мне, — решил я, — и в этот день за всенощной я уже принадлежал Японии»²⁰.

«Быстрое и бесповоротное избрание отцом Николаем своего жизненного пути, пишет архимандрит Георгий, говорит о многом. За все предшествующие годы он приучил себя быть внимательным к внутреннему голосу, и когда в душе прозвучал призыв на служение Церкви, он с глубокой верой в промысл Божий, подобно пророку Исаии, ответил: "... вот я, пошли меня" (Ис. 6, 8)»²¹. 24 июня 1860 г. Ивана Касаткина постригли в монашество, 29 июня он был рукоположен в иеродиакона, а на следующий день в иеромонаха.

1 августа 1860 г. 24-летний иеромонах Николай выехал в Японию, на место своего служения, взяв с собой икону Смоленской Божией Матери, которую хранил всю свою жизнь. Дорога через Сибирь оказалась долгой и трудной, и о. Николаю пришлось зимовать в Николаевске-на-Амуре, так как навигация уже закончилась. Здесь, в Николаевске, который за два года до этого стал епархиальным городом для Камчатки, Курильских и Алеутских островов, он встретился с его архиереем, знаменитым своей миссионерской деятельностью среди северных малых народов Преосвященным Епископом Иннокентием (Вениаминовым), ставшим позже Митрополитом Московским и Коломенским. Встреча с великим миссионером, который отнёсся отечески к молодому иеромонаху, делясь с ним своим богатым опытом и давая мудрые советы, стала для о. Николая настоящей миссионерской школой, курсом практических знаний, не преподававшихся в академии. Архиепископ Иннокентий научил иеромонаха Николая ещё одному: необходимости помогать своим пасомым в их бытовых и культурных нуждах, обучать их ремёслам, гигиене, санитарному делу и борьбе с болезнями²².

«В 1861 году в г. Хакодатэ прибыл молодой, горящий верой священник – иеромонах о. Николай. Этот человек великого духа - один из величайших наших православных миссионеров, происходивший их древнего княжеского рода князей Касаткиных. Он… движимый неодолимым стремлением работать на ниве Христовой, повинуясь божественному призыву, прибыл в Японию»²³, писал о святителе другой известный русский просветитель Дальнего Востока митр. Нестор (Анисимов). Профессор Ёсикадзу Накамура так описывает внешность свт. Николая: «Высокий, крепкого сложения, Николай в глазах японцев был подобен былинному богатырю. Черты лица его тоже были крупными, во взгляде его чувствовалась сила…»²⁴.

Он ещё сохранял юношеские мечты и представлял себе Японию внимающей евангельскому благовестию. Однако совсем скоро ему пришлось пережить глубокое разочарование. Святитель с горьким юмором рассказывал об этом архимандриту Сергию (Старгородскому): «Когда я ехал туда, я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моём воображении, как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот проснётся в её тьме весть о Христе, и всё обновится. Приехал, смотрю, — моя невеста спит самым прозаическим образом и даже не думает обо мне. Тогда я был молод и не лишён воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекавшихся слушателей, а затем и последователей слова Божия, раз это последнее раздастся в Японской стране. Каково же было моё разочарование, когда я, по прибытии в Японию, встретил совершенно противоположное тому, о чём мечтал... Надо мной издевались и бросали камнями»²⁵.

Однако свт. Николай был одинок и в русском консульстве. Вызвавший его консул И. Гошкевич, хотя и был выпускни­ком той же Петербургской Духовной академии, что и моло­дой иеромонах, однако мог часами держать его в прием­ной, нередко дискредитируя русского миссионера в глазах японцев. При этом консул подчеркнуто вежливо обращал­ся с местными синтоистскими или буддийскими служителями. Причиной этому, как предполагали сотрудники консульства, послужило отсутствие светских манер у молодого иеромо­наха, каковые особо ценились консулом. Позднее отцу Николаю удалось снискать любовь и уважение среди рус­ского дипломатического корпуса, но на первых порах ему было очень одиноко²⁶.

В такой обстановке, тем более без знания японского языка, нельзя было и думать открыто проповедовать Евангелие, поэтому о. Николай приступил к изучению языка, литературы, истории, религии Японии. «Я старался, — говорил о. Николай, — сначала со всею тщательностью изучить японскую историю, религию и дух японского народа, чтобы узнать, в какой мере осуществимы там надежды на просвещение страны Евангельской проповедью»²⁷.

Что же оказалось? Отец Николай отвечает: «Чем больше я знакомился со страною, тем более убеждался, что очень близко время, когда слово Евангелия громко раздастся там и быстро понесётся из конца в конец Империи»²⁸. Но он понимал, что многое в деле проповеди зависит от самих людей. «Бог сам, конечно, решает такие великие вопросы, как принятие Веры всей страной, пишет святитель, но Бог решает не без нас, а через нас же, людей; поэтому и мы должны принимать все меры, чтобы сделаться достойными орудиями воли Божией, должны делать и с нашей стороны всё возможное, всё зависящее от нас»²⁹.

О. Николай ревностно принялся изучать японский, как он сам говорил, «варварский язык, положительно труднейший в свете»³⁰, о котором когда-то католики писали, что он «изобретён самим дьяволом с целью оградить Японию от христианских миссионеров»³¹. Он достиг удивительного знания этого языка, как разговорного так и литературного, и по свидетельству людей лично знавших Владыку, говорил по-японски не только свободно и легко, но и красиво и сильно, хотя и с акцентом, свойственным жителям северной префектуры Акита, так как учителем св. Николая был выходец из Акита врач Кимура Кэнсай. В изучении языка и страны помогал и консул Гошкевич, пионер русской японологии и автор первого японо-русского словаря.

Научившись говорить и писать на японском языке, употреблявшимся для оригинальных и переводных учёных сочинений, св. Николай взялся за перевод Нового Завета с китайского на японский, проверяя и поправляя перевод с одним учёным японцем. Перевод шёл следующим образом: японец, хорошо понимавший китайскую книгу, переводил Евангелие на японский, св. Николай с другим учёным японцем проверял и поправлял перевод. Кроме этого были переведены: Соборные послания, Послания апостола Павла к Галатам, Ефесянам, Филиппийцам и Колоссянам, половина Послания к Римлянам, а также Православное Исповедание св. Димитрия Ростовского, Катехизис для оглашенных, Краткая история Ветхого Завета, утренние и вечерние молитвы, обряд присоединения иноверных и крещения.

О том, как сильно было желание молодого иеромонаха Николая просветить Японию светом христианского учения и не отстать при этом от инославных миссионеров, толпы которых «в видах скорой и обильной жатвы, католические и протестантские державы давно уже выслали сюда»³², видно из его письма Иннокентию, Митрополиту Московскому: «Католичество и протестантство облетели весь мир. Вот почти единственный уголок земли, где и православие могло бы принести свою чистую, беспорочную лепту. Ужели и здесь православие ничего не сделает? Нет, не может быть, даст Бог! С этим "Даст Бог!" я поехал в Японию; с ним ежедневно ложусь спать и просыпаюсь; оно всосалось мне в плоть и в кровь; для него я семь лет бился над японским языком, чуть не ежедневно вздыхая о том, что сутки состоят не из ста часов и что нельзя все эти сто часов употребить на изучение языка. Много раз сомнение о том, будет ли какая-нибудь польза из моих трудов, закрадывалось мне в душу и — Боже! — не было ничего тяжелее этих сомнений. Много раз меня также манила на своё поле наука; японская история и вся японская литература — совершенно непочатые сокровища, — стоит лишь черпать целыми пригоршнями, всё будет ново, интересно в Европе и труд не пропадёт даром. Но наука и без меня найдёт себе много сынов, пусть другие несут ей в дар свои силы, мои же всецело посвящены надеждам миссионерским»³³. В этих словах отца Николая, отличавшегося поистине апостольской ревностью и любовью к своему делу, нет и тени преувеличения. Он любил миссионерский труд, любил своих духовных чад. Сами японцы сразу же увидели искренность отношений к ним иеромонаха Николая и даже распустили легенду, будто он — сын японца, бежавшего некогда в Россию из Японии от преследований своего правительства, принявшего в России христианство и женившегося там — от этого брака и родился о. Николай.

Что касается самой миссионерской деятельности, то здесь помог случай: через четыре года по прибытии о. Николай познакомился с Савабэ Такума, синтоистским жрецом и бывшим самураем из княжества Тоса на о. Сикоку, который приходил в консульство обучать японскому фехтованию кэндо сына Гошкевича. Савабэ, происходивший из самурайского рода Кувадзу (его прежняя фамилия), около 1848 г. пришёл в Хакодатэ и стал учителем кэндо. Спустя некоторое время он женился на дочери хакодатского синтоистского жреца Савабэ, с условием сделаться его преемником по должности и принять его фамилию, так как Савабэ не имел сыновей. Фехтовальщик очень гордился своим отечеством, верой своих предков и потому презирал иностранцев и их религию. Иеромонах Николай, постоянно встречавший его злобный взгляд, не считал нужным искать знакомства с ним, но однажды Савабэ сам зашёл к нему, честно признавшись в своём намерении убить о. Николая за то, что тот распространяет христианскую веру. Миссионер заметил Савабэ, что было бы справедливо предварительно познакомиться с учением этой веры и тогда уже выносить такой или иной приговор, и предложил выслушать изложение этого учения, на что Савабэ охотно согласился. О. Николай писал о нём в Россию митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Исидору: «Ходит ко мне один жрец древней религии изучать нашу веру. Если он не охладеет, или не погибнет (от смертной казни за принятие христианства), то от него можно ожидать многого»³⁴. Спустя год, Савабэ привлёк к христианству своего друга, врача Сакаи Токурэй, и ещё в течение года они нашли и третьего, тоже врача, Урано Дайдзо, желающего слушать у о. Николая православное учение. Вот как пишет об этом архимандрит Сергий (Страгородский): «Между тем, посеянное там зерно не оставалось бесплодным: Павел и Иоанн потихоньку, в дружеских беседах проповедовали христианство своим близким друзьям. Все это делалось секретно, крадучись, потому что тогда христианство не было еще дозволено японцам. Проповедь шла во время прогулки за город, среди гор окружающих Хакодатэ. Тогда обратились многие из теперешних священников, например, о. Иоанн Оно, лучший проповедник в японской церкви. Все это были самураи, преимущественно северных провинций, с их глухим выговором и неизящными по японским понятиям мане­рами. Все это были своего рода галилеяне, на которых свысока смотрели остальные японцы. И здесь Бог избрал немощных и бедных Mиpa, чтобы потом победить богатых и сильных»³⁵. Таким образом, Павел Савабэ, став первенцем православной церкви в Японии, впоследствии привлёк в её лоно многих своих соотечественников.

О. Николай учил японцев и русскому языку, открыв для этого у себя в доме школу. Он считал, что на миссионеров из японцев нельзя рассчитывать до тех пор, пока не появится на японском языке полная богословская литература, однако японцы могут быть полезны как катехизаторы под непосредственным руководством действительного миссионера.

В Хакодатэ будущему Владыке пришлось применить свой практический миссионерский такт, приспосабливаясь к существующим обстоятельствам и условиям жизни основываемой им Церкви. Он обучил нескольких катехизаторов, в дома к которым уже собиралось около двадцати человек, желающих знакомиться с православным учением, и как раз в Хакодатэ были получены указы нового правительства, среди которых один, запрещавший принимать христианскую веру. Таким образом, катехизаторам угрожала опасность быть посаженными в тюрьму и, может быть, казнёнными. О. Николай писал: «Не колеблясь долго, я решился избавить их от этой участи. Так как они давно уже приготовлены были к крещению, то я (18-го мая) крестил их, нарекши имена; снабдил книгами и отправил в разные стороны... Целью их путешествия, кроме ближайшей — скрыться от опасности, поставлено ещё то, чтобы они хорошенько разузнали везде направление умов, постарались найти людей, нужных для нашего дела и, наконец, если можно, положили по местам хоть начатки христианских обществ. Для всего этого они снабжены подробными наставлениями, сообразными с важностью дела и с личным характером каждого. Но всё это на всякий случай; в глубине души я очень мало питаю надежды на их успехи; пусть бы хоть сами остались целы, да не компрометировали себя»³⁶.

Эти трое японцев, которых в мае 1868 г., крестил о. Николай, были вышеупомянутые Савабэ, Сакаи и Урано. Св. Николай нарёк их, соответственно, Павлом, Иоанном и Яковом. Они стали его первыми помощниками, первыми проповедниками христианства в Японии, особенно в тех областях, куда отец Николай, как иностранец, не имел доступа.

Когда число православных христиан стало постепенно возрастать, о. Николай, ободрённый переменами в политической жизни Японии, решил отправиться в Россию ходатайствовать перед Святейшим Синодом о разрешении открыть на Японских островах русскую духовную миссию. Оставив паству на попечение своих помощников, он в 1869 г. выехал на родину.

Первое пребывание о. Николая на родине в 1869-1870 гг. оказалось плодотворным: постановлением Святейшего Синода от 6 апреля 1870 г. в Японии учреждалась Российская Духовная Миссия, начальником её назначен о. Николай с возведением его в сан архимандрита, его помощником священник Григорий Воронцов, окончивший Казанскую Духовную Академию. Миссия была подчинена ведению Камчатского епископа. За свою деятельность в Японии 12 апреля 1870 г. о. Николай был представлен к ордену св. Анны 2-й степени. О. Николай ходатайствовал перед Святейшим Синодом о назначении ему в помощь трёх лиц с богословским образованием, для успеха миссионерского дела предполагая разместить их в следующих местах: Нагасаки — колыбели христианства в Японии, Токио — столице, Киото — столичном городе в центре Японии, Хакодатэ — местонахождении русского консульства и церкви, откуда удобно действовать в северной части страны.

Одной из причин успешного ходатайства о. Николая перед Святейшим Синодом было то, что перед поездкой в Россию он глубоко продумал и подготовил свод правил, лёгших в основу деятельности будущей Миссии. «Положение для Российской Духовной Миссии в Японии», представленное о. Николаем, было утверждено Святейшим Синодом.

В его отсутствие первенцы японского православия занимались катехизаторством. Иоанн Сакаи, вернувшись на свою родину в княжестве Сэндай, старался обратить в христианскую веру своих родных и ближайших знакомых. То же старался делать у себя дома, в княжестве Намбу, и Яков Урано. Павел Савабэ, оставаясь в Хакодатэ, активно проповедовал учение Христа среди молодых самураев сёгунской армии, делая упор на их патриотические чувства. «В христианстве их бо­льше всего привлекали не доктрины греха и его искупления, а сила характера Христа и упорство апостолов. Их вера была более этичес­кой, нежели религиозной и вписывалась в наследованные ими идеи конфуцианства о чести и стойкости в достижении цели»³⁷. Многие самураи прислушались к тому, что проповедовал Савабэ, и после сражения, положившего конец гражданской войне в Японии, посвятили свою жизнь новой религии.

Возвратившись в Японию, о. Николай имел возможность порадоваться: православная проповедь нашла благоприятную почву в Сэндай, проникла в Намбу, Акита — в области, недоступные для иностранцев. Хотя проповедь всё ещё была тайной, но число оглашенных увеличивалось и архимандриту Николаю нужен был помощник, так как приехавший с ним в Японию кандидат Казанской Духовной Академии священник Григорий Воронцов оказался непригодным для миссионерской работы, и о. Николай уже через три месяца нашёл удобный повод отправить его обратно в Россию.

Богослужение ещё совершалось на церковно-славянском языке, но «Господи, помилуй», «Святый Боже», «Отче наш», Евангелие и Апостол читались и пелись по-японски. Это были одни из первых переводов архимандрита Николая. При церкви была открыта первая школа русского языка для готовящихся принять христианскую веру и желающих учить язык. Средств для расширения миссионерского дела не хватало, хотя о. Николай и отдавал ему большую часть своего жалованья. В рапорте Святейшему Синоду он просил предупредить того, кто захочет заменить уехавшего отца Григория, что из двух тысяч рублей назначаемого ему жалованья, по крайней мере, половину он должен считать не своей собственностью, а предназначенной на нужды Миссии, в том пункте, куда он будет поставлен служить. «И вот жду, жду я себе другого товарища. Не ждёт с таким нетерпением влюбленный жених свидания с невестой, как я жду его!»³⁸ — записывал о. Николай в 1872 г. в своём дневнике. В том же году на таких условиях к нему приехал иеромонах Анатолий Тихай, кандидат Киевской Духовной Академии. Родом из старинного городка Хотин, в Бессарабии, он учился в Кишинёвской семинарии, но, не окончив её, ушёл в монастырь на Афон, где и был пострижен в монашество. После четырёхлетнего пребывания на Афоне он вернулся в семинарию и, окончив её в 1867 г., а затем и Киевскую Духовную Академию, был направлен в Японию в качестве члена Православной Миссии, работе для которой отдал двадцать один год. В 1878 г. отец Анатолий переехал для проповеди в Осака, где построил миссионерский дом, храм и катехизаторскую школу. Затем он был переведён настоятелем посольской церкви в Токио, но и тогда продолжал ревностно помогать начальнику Миссии. Особой заслугой о. Анатолия было внимание, которое он уделял организации школ. Он открыл начальное христианское училище в Ха­кодатэ, назначив надзирателем его одного из катехизаторов-японцев. Для деятельности и личности о. Анатолия характерен следующий лю­бопытный эпизод. Однажды утром он пришел в школу и, как только вошел в двери, горько расплакался. Его, естественно, окружили дети, стараясь узнать, что вызвало такие слезы. Оказалось, что на стенах были нарисованы кем-то дурные картинки. Этот случай произвел такое впечатление на учащихся, что училище в Хакодатэ стало с тех пор традиционным питомником христианского добронравия. О. Анатолий Тихай скончался в сане архимандрита 23 ноября 1893 года

В Хакодатэ о. Николаем было крещено около пятидесяти человек, и город долгое время оставался главным центром православия в Японии. Братская жизнь его общины напоминала первые времена христианства.

Сюда приходили из северных провинций страны, особенно из Сэндай, слушать православное учение, многие из приходящих принимали здесь крещение, иногда даже целые семейства. Стараниями отца Анатолия к концу 1873 г. всенощную уже служили полностью по-японски. По окончании всенощного богослужения, как правило, устраивалось чтение истории церкви или же проводились беседы катехизаторов. Постепенно составился маленький хор, основание которому положил псаломщик консульской церкви Виссарион Сартов, напевы целиком были взяты русские с незначительными изменениями. Желая сделать богослужение в зарождающейся Японской Церкви, насколько возможно, красивым, о. Николай с о. Анатолием в начале 1874г. вызвали из России на свои собственные средства специалиста, который бы организовал, как следует, церковное пение в Японии. Это был родной брат отца Анатолия Яков Тихай, студент семинарии.

Всех крещёных в Хакодатэ к середине 1874 г. было около трёхсот человек. К этому времени в миссионерской литографии были напечатаны на японском языке только три книжки: Главные молитвы, Православное исповедание веры св. Димитрия Ростовского, Катехизис для оглашенных и подготовлены к печати переведённые архимандритом Николаем: Краткая священная история, Евангелие от Матфея и Чин оглашения язычников, желающих принять православную веру. При хакодатской церкви устроили братство, целью которого было оказание помощи нуждающимся христианам.

Впоследствии центр Православной Миссии был перенесен в столицу страны — Токио. Миссия разделилась на два стана.

Так закончился первый период в истории Японской Православной Церкви, начало которой было положено крещением Павла Савабэ, Иоанна Сакаи и Якова Урано в 1868 г.

На основании вышеизложенного можно сделать следующие выводы: 1) традиционные особенности религиозной жизни Японии создали в ней относительно благоприятную почву для распространения христианства, в частности, православия; 2) период пребывания иеромонаха Николая в Хакодатэ с 1861 г. по 1869 г. явился подготовительной стадией к его последующей деятельности по распространению православия в Японии. Главнейшая работа его в эти годы была сосредоточена на изучении японского языка и Японии.