Глава II. Жизненное пространство человека: становление и структура

Бытие человека остается чистой сущностью, предельно общей абстракцией до тех пор, пока не выяснены пространственно-времен-ные формы проявления сущности и существования человека. Во всем богатстве формирования человеческой жизни его телесное пространство и время жизнедеятельности, закрепленные ритмами человеческой деятельности, во многом определяют другие особенности его бытия. Человеческое пространство и время, имея природные основания, появляются вместе с человеком разумным. Эта банальная на первый взгляд истина содержит множество философских проблем, связанных с появлением социально-организованной жизни, возникновением сознания, мышления, языка. В возникновении человеческого пространства можно рассмотреть исходные формы становления институционального и ценностного человека, проследить в разнообразии эмпирического материала, накопленного антропологией, археологией, исторической лингвистикой, этнологией, весьма существенные особенности становления жизненного пространства.

1. Философские проблемы телесного пространства

Обращаясь к генезису жизненного пространства, невозможно обойтись без базовых дефиниций, которые становятся методологическими ориентирами такого исследования. Родовые формы жизненного пространства человека раскрываются в телесном пространстве, пространстве духа, пространстве свободы. Каждая из этих форм дает возможность понять, насколько состоялся человек в его основных проявлениях жизни. Телесное пространство как первоначальная дефиниция пространства человека выражает самые общие внутренние и внешние свойства человеческой природы, раскрывающиеся в окружающей среде.

В философии тело, телесная организация человека, пространство телесности образуют общий категориальный ряд. «Тело» раскрывается в разных проявлениях. Образуя основу человеческого бытия, тело становится исходной дефиницией для построения как рационалистических, так и иррационалистических концепций человеческого мира и мировоззрения. Выступая в виде образов или метафор, тело, выражая совокупность устойчивых качеств, жизненных сил, становится «осью» жизненного пространства и его структурных уровней. В познании окружающего мира человек довольно рано стал отталкиваться от восприятия собственного тела. «Собственное тело  прототип и ключ всех форм. Только его мы знаем динамически, изнутри, и лишь в силу этого знания получаем возможность истолковывать как форму, пространственные границы вещи»¹. Осознанную дихотомию телесности и духовности человек экстраполирует на окружающую среду. Представляется, что тело, телесная организация человека образуют различные векторы телесного пространства. Внутреннее телесное пространство включает различные телесные основания человека, внутренние ресурсы. Важнейшие свойства тела  прямохождение, зрение, слух, шире – весь комплекс человеческих качеств образует антропологический план, нужный человеку для выделения из природного окружения фрагментов пространства, необходимых для его адаптации к среде и социальной жизнедеятельности. Внешнее пространство органически связано с искусственной средой, созданной человеком. Расширение внешнего телесного пространства реализуется им в процессе репрезентации телесности посредством техногенных, социальных и социокультурных средств.

Телесное пространство наиболее полно разворачивается в субстанциональном, ценностном и феноменологическом дискурсах, дополненных в последние десятилетия постструктуралистическими и постмодернистскими конструктами. Каждый из этих дискурсов содержит свои средства концептуализации. В современных исследованиях достаточно разнообразные точки зрения на тело, телесность весьма редко доводятся до осмысления пространственно-временного континуума телесности, что неизбежно приводит к абстрактной экстраполяции проблемы, а предложенные методологические установки не работают в дисциплинарных подходах к пространству человека.

В метафизических конструкциях Нового времени телесное пространство, чаще всего мыслимое как расположение естественных или искусственных тел, обладает протяженностью, непрерывным соединением и разделением. Т. Гоббс в трактате «О теле» настаивал на субстанциальности телесного пространства, его независимости от сознания¹. Продолжая идеи Т. Гоббса, Д. Локк установил атрибутивные свойства пространства  вещность, протяженность, присутствие особых действующих сил, наличие пространственных связей между естественными и искусственными телами. В метафизической картине пространства не оставалось места человеку, его телесному пространству. Преодолевая субстанциональную трактовку пространства, отчужденного от человека, Ф. Ницше, как представитель философии жизни, стремится обосновать ценностные свойства телесности. Для философа метафизический мир  это «иной мир, что это есть недоступное, непостижимое иное бытие»². Преодоление метафизической концепции мира, равнодушной к человеку, его жизненным устремлениям, возможно, по мнению философа, посредством ценностного восприятия тела, которое является достовернейшим бытием. Человеческое тело самодостаточно для реализации пространственных форм бытия человека и осознания человеком ценности телесной жизни. Эти идеи в форме метафор Ницше высказывает в речи Заратустры «О презирающих тело». Духовное начало телесности, выраженное им как «Созидающее Само», создает ценностные горизонты бытия, воплощающие человеческую радость и горе. Созидающее Само разворачивается в телесном бытии человека. «Созидающее тело создало себе дух как длань своей воли»³. Выступая против метафизической картины человеческого мира, Ницше связывает преодоление метафизического мышления и утверждение ценностного отношения к миру с идеей телесности. «Я не следую вашим путем, вы, презирающие тело! Для меня вы не мост, ведущий к сверхчеловеку! – Так говорил Заратустра»⁴. В противоположность классическому рационализму, стремившемуся свести человеческую телесность к особой материальной субстанции, Ницше выдвигает круг философских проблем, открывающих путь к ценностному восприятию телесной бытийственности и жизненного пространства человека. Облекая собственные идеи в метафоры, философ обращает внимание на те проблемы пространства ценностного человека, которые долгое время оставались вне поля зрения классической рациональности.

Телесность с позиций «ценностного» человека выражает у Ф. Ницше объективную основу человеческой жизни. Эта идея звучит в форме афоризмов: «Вверх летит наше чувство: ибо оно есть символ нашего тела, символ возвышения», «Приводите, как я, улетевшую добродетель обратно к земле,  да, обратно к телу и жизни,  говорит Ф. Ницше устами Заратустры,  чтобы дала она свой смысл земле, смысл человеческий!»¹. Ценностное отношение к телу позволяет Ф. Ницше раскрыть человеческие качества природного пространства.

Особенно важно, что телесность и как исходная форма бытия и как одна из важных проблем посредством ценностей была соотнесена в философии Ницше с человеческой жизнью, что дало импульс для осмысления жизненного пространства человека. Выдвинутая Ницше триада «тело  ценности  жизнь» открывала новый горизонт осмысления жизненного пространства. Вместе с тем свободный полет мысли, воплотившийся в мире безграничных метафор, у автора философского трактата о Заратустре привел к весьма расплывчатым образам тела и ценностей телесного бытия человека.

Последователей его учения больше увлекли идеи философской конфронтации личности с надвигающейся массовой культурой, таящей угрозу обезличивания «Я» и стандартизации духовного мира человека.

Возникновение нового философского дискурса телесности и телесного пространства связано с идеями интуитивизма А. Бергсона. Критикуя субстанциональное и априорное обоснование пространства и времени в философских системах классического рационализма, А. Бергсон отходит от понимания тела как естественного основания жизни человека. В философии интуитивизма на смену устойчивым качествам телесности, определяющим единство и целостность жизни, приходит идея «жизненного порыва», а сама жизнь предстает как жизненный поток, как поток времени².

Изменяя представления об устойчивости и изменчивости человеческого бытия, А. Бергсон вынужден возвращаться к идеям классического рационализма. По его мнению, к материальным телам, включая человеческую телесность, приложимо свойство пространственности, а временная длительность привносится сознанием. «Разъединяя» пространство и время, философ представляет иначе, чем его предшественники, влияние этих онтологических оснований на поведение и духовный мир человека. Новым в понимании пространства‑времени в жизни человека является возвеличивание роли памяти. Устанавливая синонимичность памяти и сознания, Бергсон разрабатывает философскую концепцию памяти, раскрывает определяющую роль памяти в соединении модусов прошлого, настоящего и будущего в жизни человека. Время посредством памяти постоянно присутствует в деятельности интеллекта и подвергается переживаниям в виде различных форм длительности. «Мы не мыслим реального времени, но мы его переживаем, ибо жизнь шире пределов сознания. Мы чувствуем наше развитие и развитие всех вещей в чистой длительности»¹. Концептуализируя проблему памяти, Бергсон рассматривает длительность как условие реального жизненного процесса, а идея жизненного пространства оттесняется на задний план идеей жизненного времени. Открывая философский дискурс времени-памяти на жизнь человека, А. Бергсон в действительности не «разрывает» единство временных и пространственных структур в бытии человека, находит их внутреннее единство в человеческом мире, где длительность, регулируемая памятью, повсеместно раскрывает свойства пространственности, выражает опредмеченное пространство, овеществленное человеческим интеллектом.

Рациональные и иррациональные конструкты телесного пространства не исчерпывают философской проблематики человеческой телесности. Начавшийся в последней четверти XIX века «откат» иррациональных течений от рационалистического, сциентистского понимания проблем человеческой телесности, продолжающийся и в наши дни, так и не смог заблокировать теперь уже постклассическое осмысление телесности, где рационалистические методы дополняются культурологическими концепциями и происходит преодоление ограниченности рационального подхода и инструмента познания, приобретающего не только сциентистскую, но и ценностную направленность. В осмыслении пространства человеческой телесности целесообразно сформулировать познавательные установки, которые могут в процессе исследования перейти из гипотетических представлений в методологические основания исследования становления жизненного пространства человека.

Во-первых, исходной познавательной установкой человеческого пространства выступает ортоградность (прямохождение). Эта познавательная установка позволяет не только выявить отличие человека как биологического существа от всего животного мира, но и приводит к идее «выпрямленного» человеческого пространства, появления его человеческой конфигурации. Прямохождение как «незапланированное» природой свойство живого организма делает его незавершенным существом, вынужденным преодолевать свое несовершенство на протяжении всей жизни. Прямохождение нарушает привычную биологическую адаптацию к природной среде, изменяет телесное строение и заставляет человека создавать мир искусственных предметов и структур – от орудий труда и «обитаемых ниш» (первобытных стоянок и жилищ) до устойчивых информационных систем знаков и символов, фиксирующих границы территории обитания.

Во-вторых, выдвигается познавательная установка исследования институализации человеческого пространства. Становление пространства от «насильственной» институализации как средства борьбы против «зоологического эгоизма» до добровольной институализации позднего родового человека. «Создание цивилизованных обществ потребовало институциональных запретов на применение силы (в частности контроля за сексуальным поведением),  утверждает Брайан Тернер,  и вырвало человека из мира природы»¹.

В-третьих, выстраивается установка на исследование неравномерности телесного пространства как формы бытия человека разумного. Внутреннее телесное пространство человека находит свое продолжение во внешнем пространстве – в «неорганическом теле», включающем технические сооружения, простейшие формы социальной организации. Можно предположить, что разграничение телесного пространства на лево- и правостороннее гоминидные поля, связанные с левым и правым полушариями головного мозга, символическое разграничение телесного пространства на сегменты здоровья и болезни относятся к наиболее ранним архетипам человеческого сознания, которые послужили основой для более сложных биполярных пространственных структур. «Сегменты здоровья» олицетворяют кров, наличие пищи, тепла, необходимых для выживания, «сегменты болезни» воплощают таящуюся опасность, хаос и беспорядок, незащищенность. Таким образом, напряженность телесного пространства, вызванного дуализмом жизни и смерти, здоровья и болезни, «экранизируется» в архетипах первобытного сознания и оказывается основанием для идентификации противоположных начал в телесном пространстве древнего человека.

В-четвертых, телесное пространство может рассматриваться как информационная система. Установка на поиск информационной насыщенности телесного пространства может реализоваться в разных исследовательских горизонтах:

1) дуализм телесного пространства, осознание его конечности и тленности преодолевается в пространстве индивидов, в феноменах коллективного опыта. Первобытный человек интуитивно осознает неуничтожимость информации, осваивает возможности ее сохранения и передачи разнообразными средствами коллективной памяти;

2) прямая зависимость между сохранением жизни и сохранением жизненно необходимой информации обнаруживается в древних грамматических конструкциях языка, которые образуют систему «мнемических вех» для памяти человека и коллективной памяти древнейших тотемных групп;

3) тотемизм, видимо, создает исходную матрицу коллективной памяти. Наследование телесного опыта разворачивается в обрядовых, и магических действиях жизненно важных для внешнего существования телесного пространства.

В совместных информационных действиях (ритуальных танцах, традициях) реализуется исходная мнемическая конструкция коллективной памяти. Суть ее состоит в следующем: первоначально возникает рефлекторный след события в индивидуальной памяти каждого участника символического действия; затем выстраивается ряд эмоциональных образов, закрепленных движениями и ритмичными звуками; далее появляется образная картина действия; наконец, синтезированный след памяти опредмечивается, обретает определенное смысловое значение, становится информационным кодом, необходимым для сохранения и воспроизведения в его первобытных формах. Выдвинутые теоретические установки дают возможность разработать концепт становления жизненного пространства человека.