4. Пространство культуры

Жизненное пространство общества не может динамично развиваться вне культуры. Феномены культуры, объединенные общим понятием «культурная жизнь», оказывают постоянное влияние на конфигурацию пространства социума. Ранее выявленное единство общественной жизни и ее пространственных структур обретает в культурной жизни конкретные формы проявления. Методологические установки исследования жизненного пространства культуры можно обозначить при сравнении понятий культурной жизни и культурной системы. Культурная жизнь как форма общественной жизни проявляется в непрерывных коммуникативных потоках, охватывающих жизнедеятельность культурных сообществ (от этносов до отдельных индивидов), чья деятельность направлена на создание предметных и духовных ценностей и достижение идентичности внутри конкретной культуры. Вовлеченный в культурную жизнь человек стремится реализовать свои потребности в общении, в свободе творчества, в культурных практиках, в идентичности с культурой своего времени, причем индивидуальная судьба в культурной среде может складываться по-разному – от величайшего удовлетворения достигнутым до полного разочарования в самом себе, в окружающих, выливаться в крайние формы эгоизма, обретения роли изгоя. Напряженность культурной жизни проявляется в изменении, деформации, обновлении межличностных отношений, влияющих на конфигурацию пространства культурного общения.

Иные состояния характерны для культурной системы. Если социокультурные сообщества (как сообщества индивидов) раскрывают содержание и формы культурной жизни, то определяющим элементом социокультурной системы выступают институты, создающие довольно четкие структуры и стандарты культурной жизни. Социокультурная институализация, создавая условия для многообразия видов конструктивной деятельности, привносит в культуру элементы устойчивости, направляет, как правило, культурную жизнь в созидательное русло. В свою очередь, возможности культурной институализации открываются в сферах общества, где необходимо объединение усилий для достижения целостности общественной жизни. На эти системообразующие функции культуры обращали внимание классики философии жизни: «Требования согласования действий, направленных на реализацию известных целей, порождают культурные системы экономической жизни, права, борьбы с природой»¹. Подходя к проблеме взаимодействия культурной жизни и культурной системы с позиций средовых категорий, следует отметить, что, достигая устойчивой пространственной расположенности объектов культуры или разнообразных видов совместной деятельности, культурная система не только создает уровень организованности культурной или общественной жизни, но и формирует пространственные структуры, без которых невозможно существование социокультурной реальности. Социокультурная институализация реализует социальную расположенность объектов культуры, используя существующие в правовом и политическом порядке легитимные нормы и законодательные акты, что приводит к постоянному расширению в культуре институционального пространства. Такое расширение может иметь отрицательные последствия, когда могут усиливаться элементы формализма в управлении культурой, факт вмешательства в творческую среду государства через финансовую политику, цензуру.

Иные пространственные структуры формируются при сдерживании или противодействии «насильственной» институализации со стороны культурных сообществ, творческих объединений, творческих элит. Статусное расположение субъектов культуры в культурной среде на основе культурных традиций, ценностных установок, основанных на принципах справедливости, разумности обретает свойства жизненного пространства, где культурная жизнь находит адекватные формы проявления.

Обозначенные тенденции формирования пространства культуры образуют два полюса, которые то сближаются, то отдаляются. Мощным культурным синтезом институциональных и жизненных пространственных структур выступает социальная память, предстающая сложным социокультурным образованием.

В техногенном обществе социокультурная деятельность памяти социума приобретает индустриальные технологии. Стандартизация культуры и человеческого общества изменяет социокультурные механизмы деятельности социопамяти. «Человек в мире серийного существования вещей (проштампованных на предприятии) сам является таким же серийным продуктом. Но ведь «штампы» есть одна из сторон фиксируемой устойчивости, а значит, они включены в механизм социальной памяти»¹. Массовое производство, массовая культура и массовые коммуникации изменяют механизмы социального наследования прошлого, превращают социальную память в глобальную информационную систему, где социокультурная деятельность воплощается в компьютерные технологии, отчужденные от жизненного пространства повседневности.

Многомерное измерение социальной памяти не изменяет ее целостной природы. Социальные стандарты поведения, инновационные технологии, духовные способы освоения мира, сохраненные и транслируемые социопамятью, воплощаются в сфере экономики, политики, права, приобретают статус духовных ценностей и ориентиров для новых поколений. Для выяснения роли социальной памяти в культурной жизни цивилизаций, ее функций в непрерывном обновлении жизненного пространства культуры представляется целесообразным провести компаративистский анализ социопамяти культуры рукописной книги и культуры печатной книги.

Возникновение информационной матрицы социальной памяти, основанной на письменности, связано с началом цивилизационной истории человечества. Появление письменных сообщений во многом определяется потребностью человека надолго сохранять и использовать знаковые следы прошлого для своей практической и духовной деятельности. При отражении социальной среды в форме письменного сообщения образ действительности предстает уже как самостоятельный элемент опредмеченной мысли, становится элементом общественной жизни, развивается по ее законам, существует независимо от создавшего его индивида. Внешняя форма письменного сообщения зависит от соответствующего уровня материальной и духовной культуры, присущей данному общественному строю техники письма. Имеется в виду логографическая, а впоследствии и слоговая система письма. Письменные сообщения, выступая для современников как одна из форм общения, выполняют функции документов, отражают экономические, политические, идеологические отношения, служат для различных целей практической жизни. Письменность становится одной из важнейших форм аккумулирования социального опыта цивилизации, способствует появлению институциональной структуры социопамяти.

Царские и храмовые «архивы» древнего Шумера, Аккада, Вавилона, Ассирии, «дома жизни» древнего Египта, хранилища документов в древнем Китае, «священные» документы у алтарей в античной Греции и Риме, монастырские книгохранилища средневековья выражают общую закономерность накопления социопамятью опыта и знания прошлых поколений средствами письменной информации. Таким образом, историческое становление социальной памяти целостностью завершается в цивилизованной истории человечества. Выражая важнейшие этапы развития культуры и самосознания личности, социальная память формирует особое жизненное пространство, в котором человек обретает важнейшие смыслы бытия, реализует свои социальные и духовные устремления.

Особое значение пространство социальной памяти имеет при переходе письменной культуры (культуры рукописей) в культуру печатной книги. Техническим импульсом такого перехода явилось изобретение печатного станка И. Гутенбергом. С этим изобретением, как считает канадский социолог М. Маклюэн, появляется книжная культура, которую он называет «культурой зрения» или «Галактикой Гутенберга»¹. Появляется массовый «графический человек», и его жизненный мир укладывается в мир печатных текстов, мир рациональных конструкций.

Книжная культура создала новый тип ментальности, подготавливала промышленные революции и основы всеобщей грамотности. Культура печатной книги органически связана с новыми пространственными структурами. Пространство книжной культуры охватывает, во-первых, систему институтов, созданных и регулирующих движение информационных потоков и их носителей – книг, журналов, газет, официальных правовых текстов; во-вторых, рационально организованную деятельность различных субъектов книжной культуры, отражающих социальную реальность в текстах, которые подвергаются рефлексии, расшифровке, систематизации и распространению в виде печатных изданий; в-третьих, формируются различные ментальные структуры, связанные с использованием книги как средства социализации личности (ментальность социализации), с применением достижений книжной культуры в государственном управлении (политическая ментальность, ментальность властных структур), с реализацией познавательных, эстетических, креативных начал духовной жизни (научная, художественная ментальность). Различные структурные уровни пространства книжной культуры закрепляются различными техническими, институциональными, социокультурными средствами, образуя пространственный «ансамбль», в котором находят свой способ существования различные виды культуры и образы жизни индивидов.

Пространство книжной культуры выступает родовым образованием по отношению к пространству социальной памяти, причем полного изоморфизма не существует. В культуре мышления промышленных цивилизаций исследование текста не может быть абстрагировано от той среды, где реализуются его смысловые структуры, где коммуникационные технологии строятся на индустрии печатной книги. Представляя часть исторической реальности, письменные тексты-сообщения превращаются в памяти общества в исторические источники и подвергаются герменевтической экспертизе, становятся конструктами-образами прошлого и формируют исторические представления в политическом и правовом сознании, в искусстве, религии, науке, морали.

Информационная подсистема социопамяти обеспечивает сохранение печатных текстов как информации о прошлом, выстраивает различные типы классификации исторического материала, превращает письменные исторические источники в информационные ресурсы культуры своего времени. Институциональная подсистема социальной памяти реализует преемственность культурных традиций, культурного наследия в образовании, воспитании, социальном контроле. Её структурными элементами выступают государственные архивы и канцелярии в промышленных обществах, которые сохраняют высокий статус и выражают легитимные формы социального наследования прошлого. Подсистема социокультурной деятельности (познавательной, художественной, экспертной) с печатными текстами, помимо профессиональных приемов работы с историческими текстами-источниками, разработанными в источниковедении и историографии, подчиняется историческим стандартам мыслительной деятельности, связанным со стандартами культуры печатной книги. «Характерной особенностью многих исторически преходящих стандартов культуры является то, что они, благодаря своей динамичности, непрерывно трансформируются в более современные образования. Исчерпавшие себя стандарты культуры отмирают, вычеркиваясь из «социальной памяти», сменяются другими стандартами, выросшими на базе новых эталонов»¹.

Присутствие в структуре деятельности субъектов социопамяти общепринятых стандартов приводит к доступности реконструированных текстов  источников для различных форм коллективного сознания. Образы прошлого распространяются в духовной культуре, получают общественное признание или подвергаются социальной амнезии. Помимо спонтанного, «веерного» распространения исторической информации в коммуникационном общении между разными социальными группами и индивидами в социокультурной среде постоянно действуют механизмы целенаправленного воздействия текстов на сознание индивидов. Властвующие элиты, осознавая «множественность смысла» текста, транслируемого социальной памятью, учитывая заложенные в них незавершенные значения, формируют вполне определенную смысловую структуру текста, выражающую ценностные ориентации, установки и интересы власти. Движение текста в основных подсистемах (структурных элементах) социальной памяти приводит к появлению устойчивых информационных связей (каналов), очерчивающих пространство социальной памяти как наиболее устойчивой структуры жизненного пространства культуры.

На разных этапах развития индустриальной цивилизации пространство социальной памяти приобретает различную социальную и знаково-информационную направленность. Следует особо выделить институциональные и ценностные структуры этого пространства. Институциональное пространство как пространство стандартов, норм, формализованных и открытых организационных структур связано с социальным порядком общества и сложившимися формами организации книжной культуры. По мнению Л.Н. Когана, подавляющее большинство национальных культур имеет собственный ареал-террито-рию, где эта культура является преобладающей. В сознании этноса, в его национальной культуре создаются образы пространства, выстраивается «цепочка» социальных связей: природа страны – ее восприятие в национальной культуре – ее влияние на национальную культуру – пространственные парадигмы данной культуры¹. В рассуждениях философа особо значимым положением мне представляется связь пространства национальной культуры с национальной территорией. Этот ареал несомненно дает возможность увидеть объективные основания для отличия пространственных структур национальной культуры и национальной памяти от других форм организации культуры. Иными словами, институциализация национальной памяти в стандартах книжной культуры не устраняет национальной идентификации, содержит те базовые нормы, которые дают возможность этносу сохранять духовную связь с национальным прошлым, национальными традициями, которые имеют свои изобразительные средства, коды национальной культуры, необходимые для сохранения исторического опыта.

Переходя к общим характеристикам институционального пространства социальной памяти, следует отметить, что это пространство органически связано с коммуникационными технологиями и текстовыми структурами национальной территории, системой национальных институтов и сложившихся на их основе образов исторического прошлого. Национальная территория как «колыбель» социопамяти может стать ее защитным поясом, способствовать субъективизации в оценках прошлого, если тенденциозные установки и оценки национальной истории совпадают с интересами и политическими амбициями правящей элиты.

В отличие от институционального уровня пространства, мир исторических образов социальной памяти обретает еще одно измерение – пространство смыслов и ценностей, связанных с сознанием личности как субъекта социальной памяти. Сложившаяся система ценностей в социальной памяти как духовное образование разрушает представление о социальной памяти как «машине по переработке текстов». В жизненном (ценностном) пространстве памяти текстовая коммуникация и представления о прошлом связаны с игрой человеческого разума, с его стремлением к свободе и творчеству. Эти свойства субъекта социопамяти как социального существа имеют преломление в текстовой коммуникации, порожденной культурой печатной книги.

Философско-антропологический подход к текстовой коммуникации может быть успешным при выяснении социальной среды, порождающей пространство свободы культуры. По мере усиления демократических начал общества, закрепляющих свободу личности в пространстве социальной памяти, заметно возрастает влияние норм и ценностей индивидуализма. Социальная память находится под влиянием идей либерализма, ценностей автономной личности, что обнаруживается в выборе текстов-источников. Ценностное пространство памяти оказывается открытым к влиянию исторических идей самого широкого плана от исторических биографий до описаний роли великих личностей в истории. В духовном пространстве субъекта истории преобладают идеи, направленные на поиск абсолютных ценностей индивидуального во времени и пространстве. По мнению одного из классиков исследования социальной памяти Хальбвакса, память по своей природе множественна и способна умножаться, она плюралистична и индивидуалистична¹. В условиях либерализации общества жизненное пространство социальной памяти под влиянием ценностей свободы и индивидуализма становится как бы продолжением пространства свободы. В этом движении рождаются новые противоречия. Абсолютизация ценностей свободы в культурном наследовании прошлого приводит жизненное пространство, как, впрочем, и институциональное пространство, к выборочному отношению к истории. Абстрактный гуманизм жизненного пространства уводит память от множества других знаний о прошлом. Познающий субъект неизбежно наталкивается на «границы дозволенного», а идеи абстрактного гуманизма перестают оказывать должное влияние на историческую ментальность эпохи.

Ценностные структуры пространства социальной памяти посредством текстовой коммуникации и текстовой деятельности, ее индивидуальных и коллективных субъектов вступают во взаимодействие с институциональными структурами книжной культуры в целом. В результате такого взаимодействия в пространстве социальной памяти появляется динамическая система норм и ценностей, посредством которой осуществляется культурное наследование опыта предшествующих эпох, совершенствуется весь коммуникационный процесс, связанный с жизнедеятельностью современной цивилизации.