Ботанический сад, зоопарк

За время блокады в ботаническом саду не тронули ни одно растение – не пустили на дрова, не съели семена, на газонах не разбили огородов. В оранжереях продолжали выращивать цветы. Коллекцию кактусов директор сада спасал в собственной комнате, прятал их от мороза под кроватью. В то время сотрудники ботанического института придумывали все новые рецепты – оладий из подорожника и котлет из крапивы для ленинградцев.

Ленинградский зоопарк с осени 1941-го по весну 1943-го не принимал посетителей. Часть коллекции удалось эвакуировать в Казань. Многие питомцы зоопарка, оставшиеся в городе, погибли – в основном из-за бомбежек.¹⁵

Научные сотрудники Всесоюзного института растениеводства в свое время собрали редкую коллекцию зерновых культур из 118 стран мира. Коллекция (весом несколько тонн) насчитывала более 100 тысяч семян различных видов пшеницы, ржи, кукурузы, риса и многих других культур. Изучение образцов мировой флоры помогало работникам сельского хозяйства решать ряд важных проблем растениеводства.

Война нарушила творческую деятельность института, многие сотрудники ушли на фронт, некоторые погибли от вражеских бомб и снарядов. В водовороте наступивших событий, когда кругом витала смерть, рушились дома, гибли материальные ценности, работники института могли поступать с коллекцией как угодно. И никто не спросил бы с них, если бы семена погибли. Но коллектив, хотя и не досчитал в своих рядах многих сотрудников, продолжал работать, сообразуясь с обстоятельствами.

С приближением противника к Ленинграду институт подготовил коллекцию к эвакуации, но вывезти ее не удалось: враг блокировал город. стали размещать зерна в помещении института на специально оборудованных для этой цели стеллажах. Установили круглосуточное дежурство по охране семян от всяких случайностей. В охране принимали участие все без исключения ученые и сотрудники. Десятки зажигательных бомб, упавших на крышу помещения, были обезврежены их руками.

В первые три месяца блокады борьба велась главным образом с бомбами, крысами и отдельными вылазками мародеров, но вскоре пришел новый страшный враг – голод.

Оставшаяся в живых маленькая группа научных сотрудников во главе с директором института И. Г. Эйхфельдом продолжала сохранять твердость своих намерений – сберечь, во что бы то ни стало сберечь коллекцию. Едва передвигая ноги, они каждый день приходили в институт и несли службу. Теперь судьба коллекции зависела от выдержки этой небольшой группы истощенных людей. Быть у хлеба, беречь его во имя будущих урожаев и медленно умирать от голода – нечеловеческая пытка. И все же из этой бездны страданий они вышли победителями.

Коллекция зерновых культур, созданная многолетним трудом Н. И. Вавилова и других ученых, была сохранена.

Самоотверженных поступков, проявленных большими и малыми коллективами, отдельными лицами, было великое множество.¹⁶

Выдержки из различных документальных материалов блокадного периода

«Меня взволновало, что в эти дни, в осажденном городе, под бомбами, Шостакович пишет симфонию. И главное, что „Ленинградская правда“ сообщает об этом среди сводок с Южного фронта, среди эпизодов о „стервятниках“ и о бутылках с горючим. Значит, искусство не умерло, оно еще живет, сияет, греет сердце» (из дневника поэта Веры Инбер, 22 сентября 1941 г.).

«Надо заниматься. Несмотря ни на что, ни на голод, ни на холод. <…> Надо начинать работать! Все остальное должно быть на втором плане!» (из дневника композитора Л. Портова, 27 ноября 1941 г. Умер 7 февраля 1942 г.).

«Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу – Ленинграду я посвящаю свою Седьмую симфонию» (слова Шостаковича опубликованы газетой «Правда» 29 марта 1942 г.).

«Билеты распродаются моментально в первый же день продажи за десять дней до спектакля. В день спектакля вас встречают желающие приобрести билеты у угла Публичной библиотеки на Невском проспекте и на всем протяжении проездов по обеим сторонам Екатерининского сквера. На площади у театра целая толпа. Некоторые живут на перепродаже театральных билетов, и живут неплохо по нынешним временам. Я видел, как гражданин продавал билеты на хлеб: 200 г хлеба за каждый билет на балкон 3-его яруса» (Н. Кондратьев о Театре музыкальной комедии, 2 марта 1943 г.).

«С большей радостью я смотрел нынешнюю „Эсмеральду“ и испытывал несомненное удовольствие. Да и не только я. Публике, наполнявшей театр до отказа <…> тоже понравился спектакль» (из дневника Н. Кондратьева, 18 декабря 1942 г.).¹⁷