Отдельный человек – спасение целого, а целое получает свое спасение лишь от отдельного человека, от того, кто поистине является самим собой и именно поэтому отказывается быть для одного себя.

Мы надеемся, отсюда можно понять и то, что такого упора на отдельном человеке не делала ни одна религия, а значит и историческая эпоха. Индуизм ищет, в конечном счете, не целого, а отдельного человека, спасающего самого себя, бегущего от мира, от колеса майи. Именно потому что в своих глубочайших стремлениях он не направлен к целому, а лишь хотел бы спасти отдельного человека, он не способен признать другого отдельного человека значительным и важным для моего спасения. И это обесценивание целого оборачивается и обесцениванием отдельного человека, ибо отпадает категория «для».

Резюмируя, мы можем сформулировать в качестве вывода, что христианство исходит из принципа «телесности» (историчности), должно пониматься под углом зрения целого и лишь под этим углом обретает свой смысл. Но именно поэтому оно утверждает и должно утверждать принцип «отдельного», который предстает здесь в своей внутренней разумности и необходимости.

По своей сути, христианское бытие означает переход бытия для себя к бытию друг для друга. Отсюда, содержание принципа «Для» связано с отказом от сосредоточения на своем Я и присоединение к существованию Христа-Любви, устремленному на целое.

Главная идея принципа: человек, покидая замкнутость и успокоенность своего Я, уходит от себя, чтобы этим перечеркиванием своего Я следовать за Распятым и идти к бытию для других. Красной нитью проходит идея о призвании человека к непрестанному исходу самоопределения.

Иоанн передал целое с помощью образа, заимствованного из естественной истории. Горизонт расширяется здесь за пределы антропологии и Священной истории – в космос: то, что указывается тут в качестве основного элемента христианской жизни, представляет собою, по существу, признак всего творения: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» [с. 196]⁶².

Уже в космическом выступает закон, по которому жизнь приходит лишь через смерть, через утрату себя. То, что намечалось в творении, завершается в человеке и, наконец, в совершенном человеке, Иисусе Христе. Из опыта истории, можно сказать: мир стоит жертвой. Здесь обретают истинность и справедливость великие мифы, говорившие о том, что космос создался из изначальной жертвы и живет всегда лишь принесением себя в жертву, стоит на жертве⁶³.

При этом надо добавить, что все собственные самоопределения человека еще не достаточны. Тот, кто хотел бы лишь отдавать и не готов получать сам, кто хочет жить только для других и не умеет признать, что и он, в свою очередь, живет неожиданным, невынужденным даром другого, - тот не видит сути человеческого бытия друг для друга. Чтобы все самоопределения были бы плодотворны, человек должен также и получать от других и, в конечном итоге, от того другого, который является поистине другим всему человечеству и в то же время составляет одно с ним: от Бого-человека Иисуса Христа.

Таким образом, принцип «Для» должен рассматриваться как решающий принцип человеческого существования и, будучи отождествлен с принципом любви, становится истинным проявление божественного в мире. Специфическая особенность христианской формы отрицательного богословия заключается в том, что по своей видимости Бог сокрыт в том, что по своей видимости представляет собой противоположность божественному. Уже античная философия, собственные размышления человека о Боге, приводит к тому воззрению, что Бог есть всецело иное, есть сокровенное и несравнимое. «Как слабо зрение птиц ночных, так слабо наше зрение перед тем, что есть само по себе пресветлое», говорил Аристотель [с. 94]⁶⁴.

ТРетий принцип гуманизма, сформулированный христианством, - принцип избытка, в котором темы о благодати и о требовании связываются между собой и переходят одна в другую. Чтобы увидеть этот принцип, обратимся к центральному месту Нагорной проповеди, построенному на шести великих антитезах («Сказано древним … А Я говорю вам…»), в которых Иисус дает новое понимание второй скрижали закона. Текст гласит: «ибо говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» [Мф. 5:20].

Прежде всего, это означает, что вся человеческая праведность обличается здесь как недостаточная. Кто честно мог бы похвалиться тем, что он по-настоящему, до самой глубины души, вобрал суть и смысл всех заповедей в свои взгляды, и все заповеди исполнил во всей полноте и глубине, не говоря уже о том, чтобы превзойти простое исполнение, достичь избытка?⁶⁵.

В действительности, «состояние совершенства» есть лишь наглядная и очень драматическая демонстрация несовершенства человека. Если в макроскопической области можно обнаружить четкие нравственные различия между людьми, то квази-микрофизическое, микронравственное наблюдение дает дифференцированную картину, в которой эти различия начинают казаться спорными. Об избытке тут больше не идет речь. Ограниченность, согласно Святого Писания, человеческой праведности и вообще человеческих возможностей становится выражением того, что бытие человека должно опираться на безусловный дар любви, который безрасчетно открывается ему и этим дар его самого, без которого он и со всею своею «праведностью» останется замкнут и неправеден. Лишь человек, который дает одарить себя, может прийти к самому себе. Христианское Средневековье предъявляет требование к человеку, т.е. обладать избытком, даже если он и не может осуществить совершенную праведность.

Итак, сущность гуманизма, совершенно ясно и четко сформулирована: внимание к меньшему, к проявлению любого человеческого, ориентирующая человека на самоограничение, без которого невозможно практическое (действенное) милосердие и консолидация на любом уровне.

Быть гуманным – это значит, не рассчитывать постоянно, сколько он должен сделать, чтобы этого оказалось как раз достаточно для представления себя в белоснежных ризах; не прикидывать, где могут закончиться его обязательства и можно будет воспользоваться избыточными заслугами.

Быть гуманным – значит, прежде всего, отработать определенный долг и, может быть, для совершенства, даже немного и выйти за рамки долга. Знать, что он всегда и во всем живет дарованным бытием, и, следовательно, все его совершенство может заключаться лишь в том, чтобы и самому стать дарящим, подобно нищему, который в благодарность за поданное ему, сам щедро старается раздавать. Человеческая гуманность может исполниться лишь в оставлении собственных притязаний и во взаимной широте и щедрости человека и Другого. Христианство формулирует праведность словами молитвы: «и остави нам долги наша яко же и мы оставляем должником нашим».

Истинная формула человеческого гуманизма, сформулированная христианством, – в том, чтобы ты, в свою очередь, прощал долги, ибо и сам, по сути, живешь только тем, что простили тебе⁶⁶.

Принцип «Для» и принцип «переизбытка» указывают на структурный закон творения, согласно которому жизнь тратить миллионы зародышей, чтобы выросло единое живое существо, и едва ли не вся Вселенная уходит на то, чтобы подготовить место духу, человеку. Избыток – это отпечаток Бога в своем творении. Отцы церкви утверждали: «Бог не отмеряет по мерке дары свои». Вместе с тем, избыток, согласно взглядам Августина, – это истинная основа и форма истории, которая, в конечном счете, есть не что иное как дух захватывающий процесс, в коем Бог непостижимо расточает не только всю Вселенную, но и Себя Самого, чтобы привести человека из праха ко спасению [с.8]⁶⁷.

Итак, творение живет избытком, и человек есть сущее, для которого избыточное – это необходимое.

Еще один принцип гуманизма – это принцип позитивности, согласно которому человек приходит к самому себе не тем, что он делает, но тем, что он принимает. Он должен ждать дара любви, ибо любовь нельзя получить иначе как дар. Ее нельзя «сделать» самому, без других, ее нужно ждать, ей нужно позволить отдать себе. И никак иначе нельзя стать цельным, полным человеком, как только став любимым, дав полюбить себя. То, что любовь человека одновременно представляет собою высочайшую возможность и глубочайшую необходимость, и это необходимое есть в то же время самое свободное и невынужденное, - означает, что «спасение» (спасение для жизни) человека связано с получением, принятием. Если он отказывается дать одарить себя – он себя разрушает.

Активность, возводящая себя в абсолют, желающая осуществлять человеческое бытие, исходя лишь из него самого, противоречивая в своем существе. Это отлично сформулировал Луи Эвели: «Вся история человечества была искажена, потерпела провал, благодаря ложному представлению Адама о Боге. Он захотел стать как Бог. Я надеюсь, что вы никогда не видели грех Адама в этом… Разве не призывал его к этому Сам Бог? Адам просто поставил перед собою неверный образ. Он полагал, что Бог – это независимое, автономное, самодовлеющее; и чтобы стать таким, он пустился в непокорность и бунт.

Однако, когда Бог открыл Себя, когда Он хотел явить, кто Он есть, Он являлся как любовь, нежность, как источающий Себя, находящий удовлетворение в другом. Симпатия, зависимость. Бог Сам Себя показал покорным – покорным до смерти. Захотев стать Богом, Адам совершенно отдалился от Него. Он замкнулся в одиночестве, а Бог – это общность» [с. 26]⁶⁸. Все это, без сомнения, означает отказ от абсолютизации дела, действия. Гуманизм основывается на самоотречении, но не на «оправдании делами».

Последующее развитие гуманизма, начиная с эпохи Ренессанса, полностью подтвердило эту идею. Не вдаваясь в анализ многочисленных моделей и оценок Возрождения⁶⁹, отметим, что попытка ренессансного гуманизма возродить человека античности и присущую ему манеру мышления, установить новый идеал человека, основанный на интеллектуальной культуре, идеал духовной свободы и автономии личности, повлекла за собой далеко идущие последствия в деле сохранения жизни человека.

С одной стороны, как подчеркивал В.В. Бибихин, «заветы Возрождения: деятельное счастье, полнота бытия, жизнь в свете славы, строительство своей судьбы, уже не могут быть отброшены ни на каком историческом повороте. Это – цели, лишиться которых человек впредь не имеет права» [с. 415]⁷⁰.

Эпоха Возрождения, с одной стороны, действительно заимствовала и переработала лучшие традиции античности и средневековья и создала новое научное и художественное мировоззрение, которое дало о себе знать во всех областях человеческой культуры и знания. С другой стороны, деятели Ренессанса не меньше нас, зная о слабости и несовершенстве человека, об этом свидетельствуют восхваление глупости Эразмом Роттердамским или скептические заметки Мишеля Монтеня, создали культ несовершенного человека, поставив его в центр мироздания, при этом оторвали человека от целого, от всего духовного, дав свободу только «природному» человеку [с. 106 – 107]⁷¹, возложив на него бремя абсолютной свободы и ответственности.

Всесторонняя секуляризация человеческой жизни нашла отражение в ценностях того времени, руководствуясь которыми человек продолжал поиск средств, гарантирующих ему сохранение его собственной жизни. Основополагающими из них были «успех» и «удача». Концептуальное, сопоставляющее развертывание аккумулированных в них смыслов позволит выкристаллизовать содержательную глубину и эвристические возможности этих ценностей в актуализации социально-философской проблематики. В. Дильтей, уточняя открытие Ренессанса, писал: «Изменение условий в XV веке вызвало в отличие от отрицания мира в средние века новое чувство жизни.

Основной чертой нового времени было утверждение жизни: человек и его естественные отношения к среде стали центром интереса; полностью выразить себя, утвердить свою волю, насладиться собой в красоте жизни и ее отражении в литературе и искусстве» [с. 309]⁷². В связи с формированием новой мировоззренческой парадигмы, осуществилось нечто вроде онтологического заземления человека, что и было необходимым для пересмотра смысла и целей жизни.

Теперь жизнь и процесс ее сохранения связывался с деятельностью исключительно самого человека, и не просто с деятельностью, а, прежде всего успешной. Мир – объективная реальность, которую можно и нужно познавать, чтобы использовать, а жизнь человека – результат его усилий.

В понятии успеха есть все, что составляет суть ренессансного, новоевропейского духа: рационализм и системность, воля и индивидуализм, вера в человека и в прогресс.

Этимология понятия «успех» еще четче проясняет его содержание, связанное с упорным, постепенным движением, пешком, шаг за шагом навстречу цели. Успеха добиваются, за него борются, путь к нему долог и труден, о чем и свидетельствуют устоявшиеся обороты речи. Успех сущностно связан с признанием результатов деятельности. Успех – это реализация призвания, поэтому он и требует усилий, не может быть случайным, приходит в соответствии со способностями и трудом человека, он закономерен. Реализация призвания, т.е. личностных ресурсов – это и есть самореализация человека, преображение индивидуума в личность. Экзистенциально успех – понятие Возрождения, там его духовные истоки, там оно обретает смысл [с. 87]⁷³.

Именно в рамках антропологического мировоззрения, начиная с эпохи Возрождения, человек считает возможным и необходимым узнать, чего он стоит на деле, убежден, что цель и ценность человеческой жизни не по ту сторону, не где-то там, а в этом реальном, чувственном, предметном мире. Здесь и сейчас человек может и должен искать, находить действительный смысл и ценность. Успех выделяет, он аристократичен. Поэтому в обществе успеха возможна относительная стабильность социальной структуры, необходимы знания для лучшей ориентации в рационально устроенном мире.

Формируется образ человека-Творца, инженера нового мироздания, деятельного, рационального, познающего объективные закономерности действительности и преобразующего ее, человека успеха и в связи с этим новое понимание истины.

Итальянский философ Джанбаттист Вико первым сформулировал совсем новую идею истины и познания, определив ее формулой отношения духа Нового времени к проблеме истины и реальности. Схоластическому уравнению “Verum est ens” – “сущее есть истина” он противопоставляет формулу “Verum quia factum” - “истинно, потому что сделано”. Истина есть то, что сделано. Это означает: истинно, познавательно для нас только то, что мы сделали сами.

Эта формула означает конец старой метафизики и начало специфического духа Нового времени и нового понимания гуманизма.

Для античности и Средневековья истинно, т.е. то, что можно познать, что гарантирует сохранение жизни человеку - есть само бытие, поскольку его создал Бог, т. е. абсолютный интеллект, и создал тем, что подумал. Мысль и действие для творческого Духа-Творца – едины. Его мысль и есть творение. Вещи сущие, поскольку они подуманы. Поэтому согласно античным и средневековым взглядам какое бы то ни было, бытие есть бытие, мысль Абсолютного Духа. И наоборот, поскольку какое-либо бытие есть мысль, то любое бытие есть смысл, Логос, истина [53]⁷⁴.

И напротив, произведения человеческих рук оказываются в глазах античности, да и Средневековья чем-то случайным и временным. Бытие есть мысль, и поэтому оно думаемо, и поэтому оно есть предмет мышления и науки, которая стремится к мудрости. Произведения же человека, напротив, представляют собой смешивание логоса с нелогичностью и к тому же отходят со временем в прошлое. Их как раз и нельзя понять в полной мере, поскольку им не хватает присутствия в настоящем, того, что есть предпосылкой созерцания. Не хватает им и логоса, осмысленности, которая всё пронизывает.

На этой основе античность и средневековье считали, что знание рукотворных вещей может быть только “технэ”, только ремесленное, но никак не действительным познанием, не настоящей наукой, гарантирующей человеку решение всех его проблем.

Поэтому в средневековых университетах «artes», искусства, оставались лишь предварительной ступенью настоящей науки, которая идет в мысли самого бытия.

В начале Нового времени ещё можно найти чётко сформулированную эту мысль у Декарта, когда он обсуждает научный характер истории. Почти сто лет тому назад, когда снова заявил о себе средневековый канон понимания истины, Дж. Вико просто перевернул его вверх ногами и этим самым определил фундаментальный поворот духа, который осуществился в Новые времена.

Только теперь возникает установка, которая породит ту формулу гуманизма и научную эпоху, что продолжается и сегодня. Если, по Декарту, для достижения полной надёжности знания необходимо ещё вывести за скобки всё фактическое, то Вико выдвигает уже прямо противоположный тезис. Формально присоединяясь к Аристотелю, он говорит, что истинное знание есть знание причины. Я знаю вещь, если я знаю её причину, основу, фундамент, из которого она возникает. Но из этой старой мысли выводится нечто совсем иное: если действительное знание связано со знанием причин, мы можем знать только то, что сами констатировали, поскольку мы знаем только самих себя.

А это в свою очередь означает, что вместо строгого уравнивания истины и бытия, появляется новое – тождественность истины и фактичности: познаём лишь “факт”, то, что мы сами получили и этим себя защищаем.

Цель и возможность человеческого духа состоит в том, чтобы идти в мыслях не за бытием, за фактом, сконструированным собственным миром человека, поскольку только этот мир человек действительно способен понять.

Поэтому и “гуманизм” стал приобретённым феноменом, исторически обусловленной системой взглядов человека, результатом его жизни и деятельности.

Человек не создал космос и не в состоянии проникнуть в его глубину. Совершенное знание, которое можно доказать и постичь человеческим разумом, существует только в сфере математических функций и исторических событий, т. е. в том, что обусловлено деятельностью человека, и поэтому под силу для его (человека) знание. В океане сомнений, которые после катастрофы старой метафизики угрожали человеку Нового времени, именно в факте нашли твёрдую основу, на которой человек может попытаться построить для себя новую экзистенцию.

Начинается господство факта, то есть радикальный поворот человека к собственному творению как к единственному, что он знает. С этим связана переоценка всех ценностей, превратившая последующую историю в нечто “новое” по сравнению с древним временем. Так математика и история стали господствующими дисциплинами, более того, история даже поглощает весь космос других наук, преобразуя их.

Основные принципы Возрождения выражены в трудах великих гуманистов: Петрарки, Боккаччо, Леонардо да Винчи, Джордано Бруно, В. Шекспира, Фр. Бекона… - новое, гуманистическое мировоззрение, базирующееся на принципах самосохранения.