Скептицизм этической теории М.Монтеня

10

С о д е р ж а н и е :

Монтень ………………………………………………………..…………………...стр. 1

Человек ………………………………………………………..…………………..стр. 2

Агностицизм ……………………………………………………………………....стр. 3

Скептицизм ………………………………………………………………………..стр. 4

Опыты ………………………………………………………………..……………....стр. 8

Список литературы …………………………………………………..………...стр. 10

Мишель Эйкем де Монтень – французский философ эпохи Возрождения. Родился 28 февраля 1533 года в родовом замке Монтень близ Бордо, Франция; умер 13 сентября 1592 года там же.

Главные работы.

«Опыты», 1580-1588, книга эссе, отмеченная своеобразным скептическим гуманизмом, направлена против схоластики и морально-философского догматизма. Первое издание – текст А – вышло в 1580 г., а в 1582, 1587 и 1588 (редакция В) годах за ним последовали новые, во многом дополненные и пересмотренные издания. В последние годы Монтень делал многочисленные заметки на полях четвертого издания (1588 г.). После его смерти текст 1588 г. вместе с дополнениями на полях и другими вариантами лег в основу окончательной, так называемой Бордосской редакции «Опытов» (С).

«Путевый журнал» (1580-1581 гг.), написанный в жанре личного дневника был издан два века спустя.

Главные идеи.

Признание двойственности человеческого состояния (духовные устремления человека нейтрализуются физическими ограничениями тела) позволяет человеку стремиться к идеалу счастливой жизни.

Жизнь, подчиненная умеренности, лучше жизни, допускающей излишества и крайности.

Чувства, с помощью которых человек познает мир, несовершенны и ограничивают его способность познания чего бы то ни было (только Бог всезнающ).

Неспособность человека решительно утверждать «Я знаю» или «Я не знаю» подводит к вопросительной формуле «Что` я знаю?» (Que sais-je?), отражающей осмотрительное воздержание от суждения, подлежащего дальнейшему рассмотрению.

Все живые существа, включая людей, пребывают в состоянии постоянного изменения; существование состоит из движения и деятельности.

Самопознание – первейший долг и обязанность человека.

Монтень

Монтень – один из тех великих французских писателей, творчество которых вызывало и продолжает вызывать особенно разноречивое истолкование, особенно ожесточенные споры.

Своей славой он обязан не строгой философской системе, но чрезвычайно подкупающим анализом и истолкованием почти всех философских направлений, восходящих к античности. Исходный пункт учения философа – скептицизм – учение, подвергающее сомнению возможность познания объективной действительности. Философская мысль философа опирается на Неттесхеймский изучение античного наследия и на то немногое, что дала ему философская литература современности. Отправным пунктом его философии является предоставление человеку права на сомнение. Сомнению подвергаются догматы религии, само христианское понятие о боге. Пиррон называл скептиков "ищущими". "Ищущим какую-нибудь вещь приходится или найти ее, или дойти до отрицания нахождения ее и признания ее невоспринимаемости или упорствовать в ее отыскании. Поэтому, может быть, и в отношении вещей, искомых в философии, одни говорили, что нашли истину, другие высказывались, что воспринять ее невозможно, третьи еще ищут". Монтень объяснял долголетие дикарей их незнанием наук и религий, не зная, что все это – в зародыше – есть у них. Жил он в эпоху религиозных войн, был весело мудр и находил, что каннибализм дикарей не так отвратителен, как пытки инквизиций. Через триста лет Лев Николаевич сказал о нем: «Монтень – пошл»; Толстой мыслил церковно и по форме и по содержанию (важно отметить, что в конце жизни писателя посещали мысли о «веро-религиозной измене»).

Воззрения Монтеня оказали большое влияние на философию французского Возрождения и Просвещения. С раннего детства в совершенстве владел латинским языком. В условиях затянувшихся гражданских войн выступал за восстановление во Франции мира и национального согласия. Его скептицизм, испытавший влияние античного пирронизма, непосредственно связан с некоторыми направлениями поздней схоластики, особенно с религиозно-философскими идеями христианского гуманизма, разработанного в трудах таких великов, как то:

Пико делла Мирандола – идея возвышения человечества в силу его причастности земному и небесному;

Эразм Роттердамский – против религиозного фанатизма и богословского догматизма;

Агриппы Неттесхеймского – гуманист, неоплатоник, учение о магии, основанное на представлении о взаимосвязи всех вещей.

На воззрения главного его создателя и представителя Пиррона сильное влияние оказала философия Демокрита. В трудах Монтеня, Шаррона (ученик Монтеня, «человек не может гарантировать истинность кого-либо из форм религии, так как последняя не присуща ему от религии»), Бейля (XVII в., исходил из несовместимости религии и знания, проповедовал веротерпимость) и др. подвергались сомнению аргументы теологов и схоластов, подготавливалась почва для освоения материализма.

Иногда французский мыслитель обрушивается на науку как на источник общественного зла. Но подобные призывы и определения направлены не против знания как такового, а против знания ложного, схоластического, мешающего установлению истины. По существу же Монтень подразумевает нечто противоположное: "Я люблю и почитаю науку, равно как и тех, кто ею владеет… когда наукой пользуются, как должно, это самое благородное и великое из достижений рода человеческого". В другом месте он подчеркивает: "Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию".

Человек.

У Монтеня (хотя создатель "Опытов" значительно углубляет и диалектически развивает по сравнению с более ранними этапами Возрождения представление о внутренней противоречивости человеческого "я", о его изменчивости и подвижности и об общественной обусловленности человеческой личности) в качестве идеала доминирует мечта о свободном от принуждения, "естественном" проявлении автономной человеческой индивидуальностью своих врожденных возможностей. Этический идеал Монтеня, несмотря на целый ряд уступок и компромиссов, на которые мыслитель оказался вынужденным пойти по отношению к давящим на человеческую личность внешним силам, в существе своем по-ренессансному индивидуалистичен. Отдельная человеческая личность, с ее внутренним миром, ее представлениями о благе, о справедливости, выступает у Монтеня высшим критерием этических ценностей.

Однако возрожденческий индивидуализм Монтеня, с одной стороны, очень далек от буржуазного индивидуализма нового времени. Он лишен оттенка эгоистичности и корыстолюбия. С другой стороны, для него не показательна и антиномичность (появление в ходе рассуждений двух противоречащих, но представляющихся одинаково обоснованными суждений), столь характерная для мировосприятия, преобладающего в XVII столетии.

Жажда счастья, движущая индивидуумом, не противостоит у Монтеня интересам других людей. Личное у него не перерастает в частное, изолированное, не обособляется от начала общественного и поэтому не должно неизбежно вступать с последним в конфликт и подавляться им, как, скажем, в классицизме, или растворяться в нем, как это зачастую происходит в барокко.

Монтень-скептик отнюдь не стремится подорвать доверие к человеческому разуму как таковому, дискредитировать его способность познавать истину.

Монтень провозглашал идею естественного равенства людей и идеализировал «естественное состояние» человечества, считая, что счастливая жизнь и исключительно высокие нравственные устои обусловлены отсутствием сословного и имущественного неравенства. Но все эти преимущества утрачены с развитием цивилизации. «Из того, что придумали люди, нет ничего боле правдоподобного и боле полезного, чем пирронизм, благодаря ему человек оказывается голым и опустошенным, признающим свою прирожденную слабость и готовым признать некую высшую силу… это – чистый лист бумаги, на котором перст Божий может начертать все, что ему благоугодно». Выраженный здесь переход от скептицизма к фидеизму – учению, основанному на предпочтении религиозной веры научному знанию – не случаен и характерен для многих пирроников. Пользуясь методом самонаблюдения, Монтень исследует текучесть и противоречивость человеческого характера. Главный принцип тонкой психологии его морали: человек не должен пассивно ожидать своего счастья, которое религия обещает ему на небесах, человек вправе стремиться к счастью в жизни земной.

Несмотря на скептицизм, Монтень верит в возможность совершенствования человеческого мышления на основе познания закономерностей природы. Выступая против закоренелых предрассудков и предубеждений, Монтень доказывал ограниченность и несовершенство человеческого познания, его историческую изменчивость и необходимость постоянного совершенствования на основе объективного познания естественных закономерностей природы. Согласно философу, нельзя довольствоваться достигнутым: "философствовать – значит сомневаться". В воззрениях Монтеня звучат материалистические мотивы: жизнь и деятельность людей подчинены законам природы; душа зависима от тела. Не отрицая бытия бога, Монтень считал теологию ложной наукой, закабаляющей разум. Исследуя природу человеческого знания, мыслитель показывает его ограниченность, недостоверность всего, что сообщают чувства, неспособность разума на какое-либо окончательное утверждение, а если быть точнее, невозможность обоснования им веры.

Взгляд на человека лишен оптимизма, цель его: заставить почувствовать свое ничтожество и суетность, вырвать из рук жалкое оружие разума. По Монтеню, человек не занимает центрального положения в мироздании, подобно другим живым существам, он включен в общий порядок природы: существо испорченное и слабое, одержимое болезненным высокомерием. Главным принципом его морали является убеждение в том, что человек не должен пассивно ожидать своего счастья, которое обещано ему на небесах, он вправе стремиться к счастью в земной жизни. Человек по его утверждению, имеет право на сомнение. Сомнению подвергается средневековая схоластика, догматы католической религии, само христианское понятие о Боге.

Отвергая религиозное учение о бессмертии души, Монтень подходит к пониманию сознания как свойства материи. В отличие от агностиков, Монтень не отрицает познаваемости мира (агностицизм – учение, отрицающее полностью или частично возможность познания мира). Он отрицал бессмертие души и посмертное воздаяние. Этика Монтеня близка к эпикурейскому гедонизму – учению, признающему целью жизни и высшим благом наслаждение. Веротерпимость, лояльность доброжелательность – непременные устои нравственности. Монтень отвергал религиозное учение о бессмертии души, подходя к пониманию сознания как специфического свойства материи.

Агностицизм.

Человеческий разум, поднимаясь по спирали познания, на каждом новом витке вновь и вновь пытается ответить на вопрос: как возможно познание, познаваем ли мир в принципе? Вселенная бесконечна, а человек конечен, и в границах его конечного опыта невозможно познание того, что бесконечно. Этот вопрос преследовал философскую мысль в самых разных формах, можно вспомнить слова Фауста: «Природа для меня загадка, Я на познании ставлю крест».В попытке ответить на него можно обозначить три основные линии: оптимизм, скептицизм и агностицизм.

Оптимисты утверждают принципиальную познаваемость мира. Пример оптимистического взгляда на познание — позиция Гегеля, выраженная в словах: «У скрытой и замкнутой вначале сущности вселенной нет силы, которая могла бы противостоять дерзанию познания; она должна раскрыться перед ним, показать ему свои богатства и свои глубины и дать ему наслаждаться ими». Скептики же не отрицают принципиальной познаваемости мира, но выражают сомнение в достоверности знания, тогда как агностики отрицают познаваемость мира.

Агностицизм. Выделение этих трех линий представляется серьезным упрощением. Все гораздо сложнее. Ведь если агностики отрицают познаваемость мира, то это не голое, ни на чем не основанное отрицание. На многие вопросы, указываемые ими, пока действительно невозможно дать ответ. Основная проблема, которая подводит к агностицизму, заключается в следующем: предмет в процессе его познания неизбежно преломляется сквозь призму наших органов чувств и мышления. Мы получаем о нем сведения лишь в том виде, какой они приобрели в результате такого преломления. Каковы же предметы на самом деле, мы не знаем и знать не можем. Получается, что мы замкнуты миром наших способов познания и не в состоянии сказать нечто достоверное о мире, как он существует сам по себе, — вот вывод, к которому неизбежно ведет логика данного рассуждения при определенных гносеологических допущениях. Однако практический вывод агностицизма на каждом шагу опровергается развитием науки, познания. «Великое чудо в прогрессе науки, – пишет Л. де Бройль, — состоит в том, что перед нами открывается соответствие между нашей мыслью и действительностью, определенная возможность ощущать с помощью ресурсов нашего разума и правил нашего разума глубокие связи, существующие между явлениями».

Но и сегодня диапазон философских доктрин, не чуждых агностическим выводам, довольно широк — от неопозитивизма (стремится к субъективно-идеалистическому истолкованию выводов современного естествознания и достижений математической логики) до феноменологии (о пути развития сознания), экзистенциализма (разложение общественного сознания, бесцельность человеческого существования), прагматизма (признает практику, отрицает объективность истины) и др. Их агностицизм обусловлен не только причинами гносеологического порядка, внутренней логикой, но в определенной степени и традицией, восходящей к философии Д.Юма и И.Канта.

Одним из истоков агностицизма является гносеологический релятивизм — абсолютизация изменчивости, текучести явлений, событий бытия и познания. Сторонники релятивизма исходят из скептического принципа: все в мире скоротечно, истина — и на житейском, и даже на научном уровне — выражает наши знания о явлениях мира лишь в данный момент, и то, что вчера считалось истиной, сегодня признается заблуждением. Все наше знание как бы плавает в море неопределенности и недостоверности, оно относительно, условно, конвенционально и тем самым субъективно.

Для релятивиста характерно следующее рассуждение: если уж истина, то она обязательно должна быть только абсолютной, а если истина не абсолютна, то она и не истина. В подтексте на самом деле — неверие в абсолютную (даже не в относительную) истину. Релятивист подменяет верное положение «Знание содержит момент относительного» ошибочным «Знание всегда только относительно», а, следовательно, не нужно знания, долой знание! «Это самое ужасное рассуждение: если я не могу всего — значит, я ничего не буду делать» (Л.Н. Толстой). Скептическая мысль восходит отчасти к рассуждениям античных философов.

Агностицизм, как уже говорилось, противоречит самой практике знания, т.е. его положения входят в конфликт с тем, что, например, ученым удается построить более или менее успешные теории, подтверждающиеся на опыте. На основе этих теорий инженеры строят механизмы, машины и т.п., действительно достигающие поставленные в проекте цели. Если какая-то теория со временем отвергается, то она не отвергается целиком, некоторые «кирпичи» неизбежно переносятся в новое теоретическое здание (этот процесс, конечно, сложен, и он подробнее будет обсуждаться далее в этой главе). Более того (что совсем поразительно), теории, нередко развиваемые совершенно независимо в разных областях, вдруг обнаруживают параллелизм, родство и даже глубокую связь.

Все это наводит на мысль о том, что есть нечто, стоящее за теориями. Это «нечто» сформулировать очень трудно. Его существование и есть загадка познания. Как говорил А. Эйнштейн, «самое непостижимое в этом мире то, что он постижим». Практика знания есть сумма огромного числа косвенных опровержений агностицизма.

Агностицизм есть гипертрофированная форма скептицизма. Скептицизм, признавая принципиальную возможность познания, выражает сомнение в достоверности знаний. Как правило, скептицизм расцветает буйным цветом в период (или в преддверии) ломки парадигм, смены ценностей, общественных систем и т.д., когда нечто, считавшееся ранее истинным, в свете новых данных науки и практики оказывается ложным, несостоятельным. Психология скептицизма такова, что он тут же начинает попирать не только изжившее себя, но заодно и все новое, нарождающееся. В основе этой психологии лежит не исследовательская жажда новаторства и вера в силу человеческого разума, а привычка к «уютным», однажды принятым на веру принципам.

Однако в разумной мере скептицизм полезен и даже необходим. Как познавательный прием скептицизм выступает в форме сомнения, а это — шаг к истине. Сомнение — червь, подтачивающий и разрушающий устаревшие догмы, необходимый компонент развивающейся науки. Нет познания без проблемы, но и нет проблемы без сомнения. Невежество утверждает и отрицает; знание — сомневается.

Скептицизм.

Острое ощущение непознанности, переходящей в непознаваемость мира, осознание относительности даже самых устойчивых представлений о нем, социальные катаклизмы, познавательная традиция — все это привело к формированию такого направления античной философии, как скептицизм. Скептицизм (греч. skeptikos – рассматривающий, исследующий, критикующий) – философская концепция, подвергающая сомнению возможность познания объективной действительности.

Скептицизм создателя "Опытов" не является всеобъемлющей гносеологической доктриной (теория познания), как у агностиков новейшего времени, а своего рода методологическим приемом, орудием критики, и при этом критики созидательной, ставящей своей целью пересмотр общепринятых, механически унаследованных от прошлого, принятых на веру, ходячих истин и выработку самостоятельных, независимых суждений.

Скептицизм Монтеня при всех противоречиях, присущих создателю "Опытов", в целом не противостоит материалистической традиции ренессансной мысли, а представляет собой своеобразный этап в ее развитии. Расхождения между Монтенем и маньеристским мироощущением (субъективизм, напряженность, манерная изощренность формы) сказываются и в эстетических суждениях мыслителя, нередко встречающихся в его книге. В этой связи необходимо выделить два момента. Это, прежде всего, борьба Монтеня с вычурностью, изощренностью слога, осуждение им условности и напыщенности неопетраркистской поэзии (глава 10, книга II), а также его отрицательное отношение к росткам прециозности во французской литературе.

Сам Монтень отстаивал мужественную и суровую простоту стиля, в котором форма не является самоцелью, а целиком поставлена на службу содержанию. Образец такого рода слога, выразительного и преисполненного внутренней силы, Монтень находит в речи людей из народа. Он отмечает также: "Речь, которую я люблю, - это бесхитростная, простая речь, такая же на бумаге, как на устах; речь сочная и острая, краткая и сжатая... свободная от всякой напыщенности, непринужденная, нескладная, смелая... она не должна быть ни речью педанта, ни речью монаха, ни речью сутяги, но, скорее, солдатскою речью...".

В отличие от агностицизма скептицизм Монтеня не отрицает познаваемости мира. Его скептицизм является символом неуспокоенности ума, постоянных творческих исканий. Монтень выступал с резкой критикой господствовавшего схоластического догматизма (без учета конкретики, оторванное от жизни и практики), авторитаризма и фидеизма.

Одна из глав первой книги "Опытов" озаглавлена "Безумие судить, что истинно и что ложно, на основании нашей осведомленности". Это одно из выражений известного скептика Монтеня, считающего, что судить даже о самом достоверном следует с очень большой осторожностью. «Самый мудрый человек в мире на вопрос, что он знает, ответил, что знает только то, что он ничего не знает. Большая часть того, что мы знаем, представляет собой лишь ничтожную долю того, что мы знаем».

Чтобы правильно понять суть монтеневского скептицизма, не нужно воспринимать его как оторванную от исторической эпохи философию знания вообще. Критика Монтеня была направлена не против разума вообще, а против средневековой схоластики, которая могла прекрасно разрабатывать абстрактные логические схемы, но не могла работать с конкретным знанием, не могла идти к общему от частного, от конкретного опыта. "В мире зарождается очень много злоупотреблений, или, говоря более смело, все в мире злоупотребления возникают оттого, что нас учат боязни открыто заявлять о нашем невежестве и что мы якобы должны принимать все, что не в состоянии опровергнуть. Обо всем мы говорим наставительно и уверенно. По римскому праву требовалось, чтобы свидетель, даже рассказывая о том, что он видел собственными глазами, и судья, даже вынося постановление о том, что он доподлинно знал, употребляли формулу: "Мне кажется".

В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание. Надо сказать, что существует незнание, полное силы и благородства, в мужестве и чести ничем не уступающее знанию, незнание, для постижения которого надо ничуть не меньше знания, чем для права называться знающим... "На мой взгляд, в большинстве случаев действительно излишней является абсолютная уверенность в чем-либо, однако существует возможность рассмотреть этот вопрос и с несколько иной позиции. Не обсуждая проблему познаваемости истины, наверное, возможно оговорить достаточно корректно некое значение, приписываемое, скажем, выражению "я знаю". Допустим, оно будет означать "на том уровне возможности познания, на каком я нахожусь и при использовании всех способов и средств познания, каковыми я располагаю, при наличии у меня информации и сведений по этому вопросу определенного объема и определенной достоверности, я прихожу к существованию такого-то сведения". Очевидно, что каждый, исходя их своих взглядов на познаваемость истины, воспримет это высказывание эмоционально по-разному: одни воспримут его как некое более или менее достоверное, имеющее право на существование, другие – как нонсенс; однако мне кажется, что некоторая четкость, корректность в восприятии и понимании этого высказывания все же должна появиться, что, конечно же, не решит самого вопроса правоты агностицизма, однако, возможно, несколько облегчит задачу нахождения общего языка.

Монтень: «Быть может, из-за отсутствия какого-нибудь чувства сущность вещей большей частью скрыта от нас». Кто знает, не проистекают ли отсюда те трудности, на которые мы наталкивается при исследовании многих творений природы. Не объясняются ли многие действия животных, превосходящие наши возможности, тем, что они обладают каким-то чувством, которого у нас нет. Не живут ли некоторые из них благодаря этому более полной и более совершенной жизнью, чем мы... Мы воспринимает яблоко почти всеми нашими чувствами, мы находим в нем красоту, гладкость, аромат и сладость; но оно может, кроме того, иметь и другие еще свойства, как, например, способность сохнуть или сморщиваться, для восприятия которых мы не имеем соответствующих чувств. Наблюдая качества, которые мы называем во многих веществах скрытыми, – как, например, свойство магнита притягивать железо – нельзя ли считать вероятным, что в природе имеются чувства, которые способны судить о них и воспринимать их, и что, из-за отсутствия этих способностей у нас, мы не в состоянии познать истинную сущность таких вещей. Какое-то особое чувство подсказывает петухам, что наступило утро или полночь, что и заставляет их петь; какое-то чувство учит кур, еще не имеющих никакого опыта, бояться ястреба; какое-то особое чувство предупреждает цыплят о враждебности к ним кошек, но не собак и заставляет их насторожиться при вкрадчивых звуках мяуканья, но не бояться громкого и сварливого собачьего лая; оно учит ос, муравьев и крыс выбирать всегда самый лучший сыр и самую спелую грушу, еще не отведав их; учит оленя, слона и змею узнавать определенные, целительные для них травы. Нет такого чувства, которое не имело бы большой власти и не являлось бы средством для приобретения бесконечного количества познаний. Если бы мы не воспринимали звуков, гармонии, голоса, это внесло бы невообразимую путаницу во все остальные наши знания. Ведь, кроме непосредственных показаний каждого чувства, мы извлекаем множество сведений, выводов и заключений о других предметах путем сравнения свидетельств одного чувства со свидетельствами другого. Мы установили какую-нибудь истину, опираясь и сообразуясь с нашими пятью чувствами, но, может быть, для достоверного познания ее, самой ее сущности, нужно было бы получить согласие и содействие не пяти, а восьми или десяти чувств... "Конечно, было бы интересным обладать всеми чувствами, которые имеются вообще на Земле у представителей различных видов животных, однако не окажется ли человек неподготовленным Природой, внутреннее к такому, судя по всему, испытанию! И если верить учению Пифагора о переселении душ и индийским теориям, то, может быть, и удастся обладать (по очереди) всеми существующими чувствами. Жаль, конечно, что это наверняка не принесет усиления комплекса средств познания..."

Протагор утверждал, что в природе нет ничего, кроме сомнения, и что обо всех вещах можно спорить с одинаковым основанием и даже о том, можно ли спорить с одинаковым основанием обо всех вещах; Навсифан заявлял, что из тех вещей, которые нам кажутся, ни одна не существует с большей вероятностью, чем другая, и что нет ничего достоверного, кроме недостоверности. Парменид утверждал, что ничто из того, что нам только кажется, не существует вообще и что существует только единое. Зенон утверждал, что даже единое не существует и что не существует ничего...

Для нас "поступать согласно природе" значит "поступать согласно нашему разуму", насколько он в состоянии следовать за ней и насколько мы в состоянии распознать этот путь; все, что выходит за пределы разума, чудовищно и хаотично. Но с этой точки зрения наиболее проницательным и изощренным людям все должно представляться чудовищным, ибо человеческий разум убедил их, что нет никаких серьезных оснований утверждать даже-то, что снег бел (Анаксагор заявлял, что он черен). Все неясно: существует ли что-нибудь или ничего не существует, знаем ли мы что-либо или ничего не знаем, живем мы или нет... Ибо Еврипид сомневался, является ли наша жизнь жизнью или же жизнь есть то, что мы называем смертью.