Часть IV

ТЕОРИЯ ОБМЕНА

Глава 12. Интеллектуальные корни теории обмена

Интеллектуальное наследие, лежащее в основе современной теории обмена, отличается разнообразием; оно имеет источники в политической экономии, антропологии и психологии. Наряду с разнообразием этого наследия его отличительной чертой является неясность и неопределенность связей между современными специалистами в области теории обмена и их предшественниками. Действительно, современные теории обмена предстают как странные и неопределенные конгломераты, состоящие из утилитарной экономии, функциональной антропологии и психологии поведения. Когда подобный конгломерат соединяется с попытками современных исследователей предложить в противовес функционализму Парсонса некую альтернативу в рамках теории обмена, то в развитии социологических теорий обмена в течение последних двух десятилетий раскрываются пестрые картины всевозможных избирательных заимствований устойчивых понятий и принципов из других дисциплин и реакции исследователей на неадекватности функциональных форм теоретизирования. Поэтому в настоящей главе дается пробный обзор традиционных взглядов, к которым обратились социологи в поисках приемлемой альтернативы, противопоставляемой функционализму и разрабатываемой в рамках теории обмена.

Утилитаризм: наследство "классической" политической экономии

Имена Адама Смита, Давида Рикардо, Джона Стюарта Милля и Иеремии Бентама занимают обширное место в истории политической экономии в столетие между 1750 и 1850 годами. При том что каждый из этих мыслителей внес свой уникальный вклад как в политическую экономию, так и в социологию, некоторые ключевые положения относительно природы человека и отношений между людьми, особенно в сфере экономического рынка, позволяют нам подвести их концепции под рубрику "утилитаризма". Хотя крайние формулировки утилитаризма уже давно отвергнуты в истории науки, некоторые его ключевые идеи все еще продолжают стимулировать теоретические исследования в социальных науках. Например, как отмечалось в полемике по поводу волюнтаристской теории действия Толкотта Парсонса, эта теория, несомненно, многим обязана в интеллектуальном плане утилитаристской концепции. Так же обстоит дело и в случае современных теорий обмена, хотя их интеллектуальный долг утилитаризму не столь явно подтверждается и признается, как в случае теории Парсонса.

В основе всех современных теорий обмена лежат видоизмененные формулировки некоторых базисных утилитаристских допущений и понятий. С точки зрения классических экономистов, человек рационально стремится увеличить до предела свои материальные блага, совокупность "полезных вещей", в процессе деловых или обменных операций, осуществляемых в рамках свободного или конкурентного рынка. Считалось, что в качестве разумных участников свободной торговли люди имеют доступ ко всей необходимой информации, могут рассматривать все наличные альтернативы и на основе всестороннего учета последних разумно выбирать такой курс действий, который должен обеспечить максимальное приращение материальных благ. В число разумных соображений, учитываемых людьми в процессе торговли, включались разного рода расчеты "затрат" ("издержек"), предполагаемых курсом следования той или иной альтернативе. Подобные затраты должны взвешиваться на шкале сопоставления с материальными благами с целью определения того, какая альтернатива должна принести максимум вознаграждения или прибыли (материальные блага минус затраты).

Со становлением социологии как отдельной самодостаточной дисциплины отмечались разнообразные случаи существенной опоры на эту концепцию, случаи ревизии и противодействия этой концепции человека и его деловых связей с другими людьми. Фактически с появлением социологии полемика между интеллектуальными последователями утилитаризма и его противниками существенно обострилась. Например, формулировки Конта и Дюркгейма в значительной мере диктовались стремлением выработать какую-либо альтернативу утилитаристской концепции в разнообразных работах Герберта Спенсера. В сравнительно недавнее время, как отмечалось в ходе обсуждения функционализма Парсонса, Парсонс предпринял попытку переформулировать утилитаристские принципы и объединить их с другими теоретическими традициями, чтобы исправить ошибки Спенсера. Аналогичным образом, современные специалисты в области теории обмена пытаются переформулировать утилитаристские принципы и создать на этой основе различные теории социального обмена.

Эта переформулировка предполагает признание того, что: а) люди весьма редко стремятся максимально увеличить прибыль; б) люди не всегда бывают рациональны; в) их деловые операции как в сфере экономического рынка, так и в других областях не свободны от внешнего регулирования и ограничения и г) люди не располагают исчерпывающей информацией относительно всех возможных альтернатив. Признание этих фактов приводит к ряду альтернативных утилитаристских допущений. 1. Хотя люди и не стремятся достичь максимальной прибыли, они всегда стремятся извлечь определенную выгоду в своих социальных взаимодействиях с другими людьми. 2. Хотя люди не идеально рациональны, они ведут учет издержек и приобретений в своих социальных взаимодействиях. 3. Хотя люди и не располагают исчерпывающей информацией обо всех возможных альтернативах, они обычно все же осведомлены по крайней мере о некоторых альтернативах, которые образуют базис для оценок издержек и приобретений. 4. Хотя всегда существуют ограничения, налагаемые на деятельность людей, люди находятся в состоянии конкуренции друг с другом в стремлении извлечь выгоду из своих взаимодействий. В дополнение к указанным модификациям утилитаристских допущений теория обмена освобождает взаимодействие людей от ограничений материальных взаимодействий на экономическом рынке. 5. При том, что экономические взаимодействия в сфере установленного рынка имеют место во всех обществах, они составляют лишь частный случай более общих отношений обмена, существующих между индивидами практически во (всех социальных контекстах. 6. При том, что для обмена в сфере экономического рынка характерны материальные цели участников обмена, люди обмениваются также и другими, нематериальными ценностями, относящимися к сфере эмоций или к разнообразным услугам.

Кроме значительного наследства утилитаризма в целом, некоторые формы современной теории обмена также восприняли стратегию утилитаристов для построения социальной теории. Предполагая рациональность людей, утилитаристы утверждали, что обмен между людьми тоже подлежит изучению в рамках рациональной науки, в которой "законы человеческой природы" должны стоять в основании дедуктивной системы объяснения. Таким образом, утилитаристы заимствовали концепцию ранней физической науки, в соответствии с которой теория есть логико-дедуктивная система аксиом или законов, а также различных уровней научных положений низшего порядка, которые могут быть "рационально" выведены из законов, регулирующих действия людей в сфере экономики. Как будет особо указано в конце данной главы, утилитаризм стимулировал развитие психологического бихевиоризма, который не только согласовал понятия допущения классической экономической теории с ее целями, но и воспринял приверженность к аксиоматической форме теоретических рассуждений. Эта приверженность в том виде, в каком она была воспринята непосредственно или опосредованно через бихевиоризм, сохранилась до настоящего времени и преобладает в текущей литературе по теории обмена.

Однако при рассмотрении догматов утилитаризма, обнаруживается лишь часть исторического наследия, лежащего в основе теории обмена. Кроме влияния на бихевиористов, которым в свою очередь суждено было повлиять на современную теорию обмена, утилитаризм возбудил обширную дискуссию и полемику в ранней антропологии. На самом деле, как оказалось, современная теория обмена испытала по преимуществу лишь косвенное влияние утилитаризма, и последний в середине текущего столетия первоначально воздействовал на бихевиоризм и на социальную антропологию. Таким образом, хотя теории обмена, разрабатываемые в социологии, могут оказывать в настоящее время существенное влияние на социальную теорию, социологические теории обмена были построены на базе пионерских исследований социальных антропологов.

Теория обмена в антропологии

Джеймс Фрейзер

В 1919 году Джеймс Фрейзер во втором томе своей работы "Фольклор в Старом завете" предпринял исследование, которое, по-видимому, было первым анализом социальных институтов, выполненным эксплицитно в рамках теории обмена. Анализируя разнообразные типы родственных и брачных отношений в первобытных обществах, Фрейзер был поражен очевидным преобладанием среди австралийских туземцев случаев кросскузенного брака по сравнению с ортокузенным браком. "Почему столь часто предпочитается кросскузенный брак? Почему столь строго запрещается ортокузенный брак?"

При том что существенные детали выполненных Фрейзером описаний отношений в туземных обществах сами по себе весьма любопытны (даже в плане неточности этих описаний), важнейшая теоретическая заслуга Фрейзера состоит именно в форме описания. Очевидным образом опираясь на практику утилитаристской экономии, Фрейзер предложил экономическую интерпретацию преобладания кросскузенных разновидностей брака. В своем объяснении Фрейзер обратился к "закону экономических мотивов", поскольку, "не имея возможности предоставить в обмен на жену никакого эквивалента в виде собственности, австралийский туземец обычно обязан дать в качестве компенсации какого-либо родственника женского пола, обычно сестру или дочь".

Таким образом, материальные или экономические мотивы индивидов в обществе (отсутствие собственности и стремление иметь жену) объясняют разнообразные социальные модели поведения (кросскузенные браки). Существенно и то, что Фрейзер пошел дальше и постулировал, что, коль скоро та или иная модель поведения, сформированная на базе экономических мотивов, устанавливается в культуре общества, она ограничивает и подавляет другие потенциальные социальные образцы.

Следовательно, для Фрейзера институционализированные образцы, характерные для той или иной культуры, представляют собой отражение экономических мотивов людей, которые при обмене разного рода предметами или услугами стремятся удовлетворить свои основные экономические потребности. Хотя, как было установлено антропологами последующих поколений, в особенности Малиновским и Леви-Стросом, объяснение Фрейзера, к сожалению, недостаточно, большинство современных теорий обмена в социологии исходит из аналогичной концепции социальной организации:

1. Процессы обмена представляют собой продукт мотивов, складывающихся у людей в ходе удовлетворения их потребностей.

2. Доставляя вознаграждения участникам обмена, процессы обмена приводят к институционализации или формированию образцов взаимодействия людей.

3. Подобные институционализированные системы взаимодействия не только обслуживают потребности людей, но и ограничивают такие виды социальных структур, которые могут образоваться в дальнейшем в социальной системе.

Анализ Фрейзера не только предвосхитил генеральную линию современных объяснений того, как в результате процессов элементарного обмена складываются в обществе те или иные институциональные образцы; этот анализ предварил также другую проблему современной теории обмена: дифференциацию социальных систем по действующим в них привилегиям власти. Системы обмена, отмечает Фрейзер, позволяют тем, кто обладает полезными предметами высокой экономической ценности, "эксплуатировать" тех, кто располагает малым количеством таких предметов; таким образом, первые получают высокие привилегии и определенную власть по отношению ко вторым. Таким образом, наблюденный Фрейзером институт обмена женщинами у австралийских аборигенов приводит исследователя к дифференциации привилегий и власти по крайней мере по двум независимым основаниям. Во-первых, "поскольку среди австралийских туземцев женщины имели высокую экономическую и коммерческую ценность, мужчина, у которого было много сестер и дочерей, считался богатым, а мужчина, у которого не было ни тех, ни других, - бедным и вообще неспособным содержать жену". Во-вторых, "старики использовали систему обмена с целью обеспечить себе несколько жен, выбираемых среди молодых женщин, тогда как молодые мужчины, не располагавшие женщинами для обмена, нередко были вынуждены оставаться холостыми или довольствоваться отвергнутыми женами старших членов общества". Таким образом, по крайней мере, неявно, Фрейзер предвосхитил четвертый принцип социальной организации, разработанный в рамках современной теории обмена:

4. В результате действия процессов обмена происходит дифференциация социальных групп по их относительному доступу к ценностям, что ведет к дифференциации членов общества по шкале власти, по престижу и по привилегиям.

Хотя анализ Фрейзера внешне выглядит весьма эффективным и плодотворным, его непосредственное влияние на современную теорию обмена не велико. Современная социология обязана скорее не Фрейзеру, а исследователям-антропологам, вступившим в полемику с фрейзеровской разновидностью утилитаризма с целью ее усовершенствования.

Бронислав Малиновский и психологизм обмена

Несмотря на тесную связь с Фрейзером, Малиновскому суждено было наметить новые перспективы теории обмена, которые радикально модифицировали утилитаристский уклон фрейзеровского анализа обменного брака. Фактически сам Фрейзер в своем предисловии к книге Малиновского "Аргонавты западной части Тихого океана" признал важность вклада Малиновского в анализ отношений обмена. В своем ныне широкоизвестном описании островных этнических культур, присущих жителям островов Тробриан в южных морях Тихого океана, Малиновский выявил систему обмена, названную "Kula Ring" - "Кольцо Кула", представляющую собой замкнутый круг отношения обмена среди индивидов в племенах, населяющих широкое кольцо островов. Существенной чертой этого замкнутого круга отношений, как указал Малиновский, было преобладание обмена двумя разрядами предметов - браслетами и ожерельями, постоянно передаваемыми в противоположных направлениях. В одном направлении по "Кольцу Кула" передавались браслеты в обмен на ожерелья, которые двигались в противоположном направлении по кольцу. Во всяком конкретном случае обмена между индивидами браслет всегда обменивался на ожерелье.

При интерпретации этой уникальной системы обмена Малиновский пришел к необходимости различать материальные, или экономические, и нематериальные, или символические, формы обмена. В противоположность утилитаристам и Фрейзеру, которые были неспособны осмыслить отношения нематериального обмена, Малиновский признал, что Кула являлась не экономической (материальной) системой обмена, а скорее символическим обменом, формирующим и укрепляющим сеть социальных взаимоотношений: "Одна деловая операция не завершает отношения Кула; общее правило состоит в том, что, "вступив в Кула, всегда остаешься в Кула", и товарищество между двумя индивидами постоянно и пожизненно". Хотя в рамках Кула могли осуществляться и чисто экономические операции, церемониальный обмен браслетами и ожерельями, как обнаружил Малиновский, составлял основную "функцию" системы Кула.

Сами туземцы, подчеркивал Малиновский, признавали различие между чисто экономическими ценностями и символической значимостью браслетов и ожерелий. Однако разграничение экономических и символических ценностей не следует интерпретировать в том смысле, что жители островов Тробриан не приписывали шкальных оценок символическим ценностям; на самом деле они располагали подобной шкалой оценок и использовали ее для выражения и закрепления характера отношений между партнерами обмена как равных или различающихся по социальному статусу (один выше, другой ниже). Однако, как замечает Малиновский, "во всех формах обмена [Кула] на островах Тробриан нет и следа какой-либо материальной выгоды, и поэтому совершенно безосновательно рассматривать эту систему с чисто утилитаристской и экономической точек зрения, поскольку в результате обмена не возникает никакого приращения материальных благ у его участников". Мотивы, лежащие в основе Кула, носили сугубо социально-психологический характер; Малиновский оценивал обмен в "Кольце Кула" с точки зрения его импликаций для "потребностей" как отдельных индивидов, так и общества в целом. На базе своего типично функционалистского подхода (см. главу 2) Малиновский интерпретировал Кула как систему, отвечающую "коренному побуждению членов общества демонстрировать друг другу их совместные социальные связи и глубинной тенденции создавать новые социальные связи". Таким образом, по Малиновскому, устойчивые социальные институты типа "Кольца Кула" трактуются с точки зрения их положительных функциональных последствий в плане удовлетворения индивидуальных психологических потребностей и общественных потребностей социальной интеграции и солидарности.

Как подчеркивали впоследствии Роберт Мертон и другие ученые (см. главу 4), эта форма функционального анализа чревата многими логическими затруднениями. Несмотря на эти затруднения, анализ Малиновского все же внес существенный вклад в современную теорию обмена:

1. По словам Малиновского, "значение системы Кула существенно потому, что она ниспровергает научную концепцию, по которой разумное существо стремится лишь к удовлетворению своих простейших потребностей и осуществляет это в соответствии с принципом наименьшего усилия".

2. Скорее психологические, нежели экономические, потребности являются, таким образом, движущей силой, вызывающей и поддерживающей отношения обмена; следовательно, именно они существенны для объяснения социального поведения.

3. Отношения обмена могут также иметь последствия за пределами двух групп - участников обмена, поскольку, как показывает система Кула, сложные модели косвенного обмена могут действовать для поддержания обширных и существующих длительное время социальных систем.

4. Отношения символического обмена составляют базисный социальный процесс, лежащий в основе как дифференциации рангов социальных групп в обществе, так и интеграции общества в сплоченное и солидарное целое.

Таким образом, Малиновский освободил теорию обмена от ограничительных пут утилитаризма тем, что указал на важность фактов символического обмена и для индивидуальных психологических процессов, и для образцов социальной интеграции и солидарности. Тем самым он подвел концептуальную базу под два основных типа перспектив обмена, в одном из которых подчеркивается важность психологических процессов, а в другом - значимость возникающих культурных и структурных сил для отношений обмена. Как будет показано в последующих главах, в современных социологических теориях обмена обнаруживается расхождение по двум линиям, соответствующим двум указанным перспективам обмена, выявленным в работе Малиновского.

Марсель Мосс и появление структурализма в теории обмена

Марсель Мосс, возражая против той стороны концепции Малиновского, которая, по его мнению, состояла в преувеличении значимости психологических потребностей по сравнению с социальными, пришел к переосмыслению анализа системы Кула, проведенного Малиновским. В своих попытках усовершенствовать этот анализ он принужден был очертить широкие рамки "коллективистской" перспективы, или перспективы структурного обмена. Для Мосса решающий вопрос при анализе столь сложной системы обмена, какой была Кула, состоял в следующем: "Каков основной принцип вознаграждения одного индивида другим взамен некоторой ценности, полученной вторым от первого, в примитивных или архаических типах обществ? Каков характер движущей силы, вынуждающей получателя отдавать долг дающему?"

"Сила", вызывающая ответное действие, была, по Моссу, обществом или социальной группой, поскольку "именно группы, а отнюдь не индивиды вступают в обмен, заключают соглашения и оказываются связанными обязательствами". Индивиды, фактически участвующие в обмене, - это "лица", которые представляют моральные нормы данной группы. Операции обмена между индивидами осуществляются в соответствии с правилами группы, что одновременно усиливает и закрепляет эти правила и нормы. Таким образом, по Моссу, понятие индивидуального личного интереса в смысле утилитаризма и потребности в смысле психологизма Малиновского заменяются трактовкой индивидов исключительно как представителей социальных групп; в конечном счете отношения обмена формируют, укрепляют и обслуживают мораль данной группы, составляющую сущность sui generis1, если прибегнуть к известному выражению соратника Мосса Эмиля Дюркгейма. Более того, в духе рассуждений Фрейзера, коль скоро подобная мораль возникает и укрепляется в ходе обменных действий, она становится регулятором других действий в социальной жизни группы, выходящих за пределы сферы обмена. Хотя работа Мосса получила лишь скудную долю внимания со стороны социологов, он первым наметил линию примирения между принципами обмена в концепции утилитаризма и структурной, или коллективистской, концепцией Дюркгейма. Признавая, что операции обмена порождают и в то же время укрепляют нормативные структуры общества, Мосс предвосхитил структурную позицию некоторых современных теорий обмена, таких, как теория, отстаиваемая Блау (см. главу 14). Все же влияние Мосса на современную теорию было косвенным, поскольку лишь через посредство структурализма Леви-Строса французская коллективистская традиция Дюркгейма оказала существенное воздействие как на психологические, так и на структурные перспективы обмена в современных социологических исследованиях.

Клод Леви-Строс и структурализм

В 1949 году Клод Леви-Строс предложил анализ кросскузенного брака в своей классической работе "Элементарные структуры родства". Заново формулируя возражения Дюркгейма против утилитаристов, таких, как Спенсер, Леви-Строс выделил при этом фрейзеровскую утилитаристскую интерпретацию видов кросскузенного брака. И в духе возражений Мосса против преувеличенной роли, отводимой Малиновским психологическим потребностям, Леви-Строс разработал наиболее сложную и изощрённую концепцию структурных перспектив обмена, тем самым предвосхитив проблемы процессов обмена, исследуемые в современной социологической теории.

Возражая против фрейзеровской интерпретации кросскузенного брака, Леви-Строс прежде всего отвергает концептуальную основу утилитаристской концепции Фрейзера, поскольку "Фрейзер изображает бедного австралийского туземца озабоченным тем, как ему получить жену при отсутствии материальных средств, которые он мог бы дать взамен ее, и находящим выход в обмене как способе решения этой, казалось бы, неразрешимой проблемы: "мужчины обмениваются сестрами, вступая в брак, ибо это было наиболее дешевым способом приобретения жены"". В отличие от этого Леви-Строс подчеркивает, что "существен именно обмен, а не обмениваемые объекты", поскольку, как будет вскоре показано, обмен, по Леви-Стросу, должен оцениваться с точки зрения его функций в образовании сложной, более крупной социальной структуры. Далее Леви-Строс оспаривает допущение Фрейзера и утилитаристов, согласно которому основные принципы социального поведения носят экономический характер. Подобное допущение терпит крах в свете того факта, что социальная структура представляет собой возникающее явление, подчиняющееся собственным внутренним законам и принципам.

Леви-Строс отвергает также психологические интерпретации процессов обмена, в особенности позицию, отстаиваемую бихевиористами (см. следующий раздел). В противовес последователям психологического бихевиоризма, которые не усматривают существенной разницы между законами поведения животных и людей, Леви-Строс подчеркивает, что люди обладают культурным наследием норм и ценностей, которое отделяет их поведение и их общественную организацию от поведения и организации представителей животного мира. Человеческое поведение, таким образом, отличается качественно от поведения животных, особенно в плане социального обмена, ибо животные не руководствуются в своем поведении системой ценностей и правил, регулирующих, когда, где и каким образом необходимо осуществлять те или иные социальные взаимодействия. В отличие от животных люди привносят в любую ситуацию обмена усвоенные ими и институционализированные предписания того, как они должны вести себя в данной ситуации, чем и обеспечивается соблюдение принципов обмена среди людей.

Далее, обмен являет собой нечто больше, чем продукт психологических потребностей, даже тех из них, которые приобретаются в процессе социализации. Обмен не может быть понят исключительно в терминах индивидуальных мотивов, так как отношения обмена представляют собой отражение образцов социальной организации, которые существуют в виде сущностей sui generis, соотносимых с теми или иными психологическими склонностями и предрасположениями индивидов. Поведение в ситуации обмена регулируется, таким образом, извне особыми нормами и ценностями, в результате чего процессы обмена могут анализироваться исключительно с точки зрения их "последствий", или "функций", для этих норм и ценностей.

Отстаивая эту точку зрения, Леви-Строс устанавливает несколько основных принципов обмена. Во-первых, все отношения обмена предполагают определенные издержки со стороны индивидов, но в противовес экономическим или психологическим объяснениям обмена подобные издержки атрибутивны обществу - его обычаям, правилам, законам и ценностям. Эти черты общества требуют таких линий поведения, которые предполагают те или иные издержки; таким образом, индивид не оценивает издержки сам для себя, но с точки зрения "социального порядка", требующего, чтобы поведение было ценностно значимым. Во-вторых, для всех редких и высоко ценимых ресурсов в обществе - будь то материальные объекты, такие, как жены, или же символические ресурсы, такие, как уважение и престиж, - их распределение регулируется определенными нормами и ценностями. Коль скоро те или иные ресурсы составляют излишки или невысоко ценятся в обществе, их распределение ничем не регулируется, но, если ресурсы становятся редкими или получают высокую оценку, их распределение вскоре институционализируется. В-третьих, все отношения обмена регулируются нормой взаимности, требующей от получателей Ценных ресурсов вознаграждения дающих другими ценными ресурсами. В концепции взаимности Леви-Строса существенно то, что в ней выделяются разнообразные модели взаимности, определяемые нормами и ценностями. В некоторых ситуациях следование нормам взаимности требует "обоюдного" и непосредственного вознаграждения дающего, тогда как в других ситуациях взаимность может быть "односторонней" ("univo-cal"), предполагать разные типы косвенного обмена, в котором "актеры" взаимодействуют не непосредственно, но через разнообразных третьих (четвертых, пятых и т. п.) партнеров. В пределах этих двух основных типов взаимности в ситуации обмена - обоюдной и односторонней - могут быть нормативно выделены различные промежуточные подтипы систем обмена.

На основе учета этих трех принципов Леви-Строс выделил полезную совокупность понятий, эффективных при описании образцов кросскузенного брака. В настоящее время эти виды можно оценить с точки зрения их функций в более крупной социальной структуре. Уже не нужно интерпретировать конкретные образцы брака и другие признаки системы родства исключительно как факты непосредственного обмена между индивидами, но их можно понимать как факты одностороннего обмена между индивидами и обществом. Освобождая обмен от понятий, жестко предполагающих анализ только непосредственного и обоюдного обмена, Леви-Строс идет дальше и предлагает предварительную теорию общественной интеграции и солидарности. В его объяснениях представлены попытки расширить плодотворный анализ Дюркгейма и стремление указать, каким образом разнообразные подтипы непосредственного и одностороннего обмена отражают и укрепляют различные образцы социальной интеграции и организации.

Эта теория интеграции имеет сама по себе (важное значение, но для наших целей существенно ее воздействие на современные социологические перспективы обмена. Как станет очевидно в последующих главах, два научных положения Леви-Строса, как оказалось, имели огромное влияние на современную социологическую теорию:

1. Разнообразные формы социальной организации - скорее, чем индивидуальные мотивы, - составляют существенные переменные в анализе отношений обмена.

2. Отношения обмена в социальных системах зачастую не сводятся к непосредственному взаимодействию индивидов, но складываются в обширные и сложные системы косвенного обмена. С одной стороны, эти процессы обмена обусловливаются образцами социальной интеграции и организации; с другой стороны, они способствуют образованию и развитию разнообразных форм подобной организации.

Окидывая взглядом наследие антропологических исследований, достижения Леви-Строса можно рассматривать как кульминацию противодействия экономическому утилитаризму, как он был исходно включен в антропологию Фрейзера. Малиновский признал ограниченность анализа Фрейзера, сводящегося лишь к материальным или экономическим мотивам во взаимодействиях непосредственного обмена. Как продемонстрировала система "Кольцо Кула", обмен мог складываться в обобщенные системы, включавшие неэкономические мотивы, которые имели существенные последствия для общественной интеграции. Мосс привлек внимание к важности социальной структуры в регулировании процессов обмена и к значимости таких процессов для поддержания социальной структуры. Последними в этой интеллектуальной цепи событий в антропологии были достижения Леви-Строса, который впервые указал, каким образом различные образцы непосредственного и косвенного обмена связаны с различными образцами социальной организации. При том что это интеллектуальное наследие повлияло и на существо и на стратегию теории обмена в социологии, это влияние проявилось только после коренной модификации теории обмена в свете положений и понятий, заимствованных из конкретного направления в психологии - бихевиоризма.

Психологический бихевиоризм и теория обмена

Психологический бихевиоризм как теоретическая перспектива исторически черпал свои принципы из наблюдения над поведением низших по отношению к человеку существ, над поведением животных. От первых проницательных наблюдений Павлова реакций собак на световые сигналы, которые ранее связывались сдачей пищи, до экспериментальных манипуляций с голубями и мышами в известном ящике Скиннера многие исследователи поведения исходили из того, что элементарные принципы, описывающие поведение животных, составляют ядро дедуктивной системы утверждений, объясняющих человеческое поведение. Чрезвычайно важное значение в понимании научной позиции некоторых бихевиористов имело предположение о том, что вовсе не нужно проникать в "черный ящик" человеческого мышления и познания, поскольку вполне допустимо и желательно изучать только явное поведение как реакцию на наблюдаемые стимулы в окружающей среде. Хотя эта крайняя позиция не принимается всеми бихевиористами, она определяла генеральную линию исследований таких ученых, как, например, Б. Ф. Скиннер, оказавший огромное влияние на социологическую теорию обмена.

Во многих отношениях бихевиоризм представляет собой крайнюю разновидность утилитаризма, поскольку он исходит из принципа, согласно которому и животные и люди причислены к организмам, стремящимся к определенному вознаграждению и выбирающим альтернативы, которые обеспечивают максимальное вознаграждение и минимальный урон. "Вознаграждение" - это просто другая перефразировка экономического понятия пользы, а "наказание" - это слегка пересмотренное понятие издержки. Для бихевиориста вознаграждение - это любое поведение, которое поддерживает или удовлетворяет потребности организма, тогда как наказание - такое поведение самого организма или других организмов в окружающей среде, которое препятствует удовлетворению потребностей организма - например, потребности избегать боли (одной из наиболее типичных).

Современные теории обмена заимствовали у бихевиористов понятие вознаграждения и использовали его для переосмысления утилитаристского наследия. Вместо пользы получило распространение понятие вознаграждения - в основном потому, что оно позволяет теоретикам рассматривать поведение как мотивированное психологическими потребностями. Однако утилитаристское понятие "издержки" оказалось предпочтительным по отношению к неясным и неопределенным бихевиористическим формулировкам "наказания", поскольку представление об "издержках" позволяет специалистам по теории обмена более ясно видеть альтернативные вознаграждения, от которых организмы отказываются в поисках того или иного конкретного вознаграждения.

Как кажется, "наказание" слишком тесно ассоциируется с понятием "боль", которое не обязательно обеспечивает понимание людей, способных к выбору, как организмов, стремящихся не только избежать боли, но и способных также осуществлять выбор среди нескольких вознаграждающих альтернатив в большинстве ситуаций.

Несмотря на эти модификации базисных понятий бихевиоризма, его отдельные ключевые теоретические обобщения были заимствованы почти без изменений некоторыми разновидностями социологической теории обмена:

1. В любой данной ситуации организмы следуют той линии поведения, которая обеспечивает наибольшее вознаграждение и наименьшее наказание.

2. Организмы повторяют те способы поведения, которые в прошлом оказались эффективными в плане обеспечения вознаграждения.

3. Организмы повторяют способы поведения в ситуациях, аналогичных тем ситуациям в прошлом, в которых поведение оказалось эффективным.

4. Стимулы в текущей ситуации, которые в предшествующих случаях ассоциировались с вознаграждениями, вызывают те способы поведения, которые аналогичны способам, использованным в прошлом в соответствующих ситуациях.

5. Повторение тех или иных способов поведения практикуется лишь постольку, поскольку они продолжают обеспечивать вознаграждения.

6. Организм испытывает и обнаруживает эмоцию, если то или иное поведение, которое раньше вознаграждалось в той же самой или аналогичной ситуации, неожиданно остается без вознаграждения.

7. Чем больше вознаграждений получает организм в результате определенного способа поведения, тем менее эффективным становится это поведение (в зависимости от ситуации) и тем с большей вероятностью организм обратится к альтернативным опособам поведения в поиске других вознаграждений.

Поскольку эти принципы были обнаружены в лабораторных ситуациях, в которых экспериментаторы обычно свободно видоизменяли окружение организма, довольно трудно представить себе экспериментальную ситуацию как взаимодействие, ибо жесткий контроль ситуации, осуществляемый экспериментатором, препятствует влиянию поведения животных на действия экспериментатора. Этот факт вызвал к жизни современные теории обмена, использующие бихевиористические принципы с целью усвоения утилитаристского интереса к "взаимодействию", или "обмену", поскольку только таким способом можно рассматривать членов общества в плане их взаимного воздействия с точки зрения возможностей их взаимного вознаграждения. В противоположность поведению животных в ящике Скиннера или в какой-либо аналогичной лабораторной ситуации люди обмениваются вознаграждениями, в результате чего каждое лицо рассматривается другим лицом с точки зрения потенциальной ситуации вознаграждения.

Когда специалисты по социологической теории обмена предпринимали попытки применить бихевиористические принципы к изучению человеческого поведения, они с неизбежностью сталкивались с проблемой "черного ящика", состоящей в том, что люди отличаются от лабораторных животных по своей более развитой способности участвовать в широком спектре сложных познавательных процессов. И действительно, как впервые подчеркнули утилитаристы, отличительной способностью человека является способность к абстрагированию, расчету, планированию результатов действий, оценке альтернатив и к целому ряду других неявных познавательных операций. Более того, заимствуя би-хевиористические понятия, современные специалисты по теории обмена также были вынуждены прибегнуть к понятиям интроспективной психологии и структурной социологии, ибо человеческое мышление не только отличается исключительной сложностью - оно пронизано эмоциями и обусловливается многими социальными и культурными силами (данные научные представления впервые были введены в теории обмена Мосса и Леви-Строса). Коль скоро признается, что бихевиористические принципы должны содержать понятия, относящиеся и к внутренним психологическим процессам, и к ограничениям социальной структуры и культуры, необходимо также рассматривать обмен как операцию, нередко выходящую за пределы взаимной вознаграждающей деятельности индивидов в их непосредственном взаимодействии. Организация поведения посредством социальной структуры и культуры в соединении со сложными познавательными способностями человека обеспечивает возможность существования систем опосредованного и косвенного обмена.

Снова обращаясь к воздействию бихевиоризма на некоторые формы современной теории обмена, мы обнаруживаем весьма любопытное объединение понятий и принципов. При том что терминология и общие принципы бихевиоризма прозрачны и очевидны, его научные представления и принципы все же подверглись пересмотру и модификации в плане учета принципиальных наблюдений ранних утилитаристов, а также реакции антропологов на утилитаризм. Конечный результат для приверженцев перспективы обмена, использующих бихевиористические понятия и принципы, состоял в отказе от того, что делало бихевиоризм единственной перспективой, поскольку они столкнулись со сложностями, связанными с познавательными способностями человека и организацией людей в социокультурные группировки.