5. Особенности психологии российских семей

5.1. Основные понятия

Фамилизм – направленность системы взаимосвязанных ценнос­тей на семью и семейный образ жизни. На уровне общества, социальных институтов, общностей, групп, индивидов характеризует приоритет ценности семьи и детей перед всеми остальными ценностями.

Фамилистика – общая наука о семье и семейных феноменах, общее обозначение всех наук, исследующих те или иные аспекты фамилистических явлений. В узком смысле – дисциплина, занимающа­яся изучением фамилизма.

5.2. Языческая семья и ее нормативная модель

Примером семейных отношений, характерных для языческой культуры, являются отношения в русской семье VII-XIV вв. По мнению многих историков, рубежом, отделяющим языческий тип семьи от христианского, стал XVI век. Модель православной семьи отразилась в знаменитом «Домострое», написанным одним из величайших мыслителей эпохи Сильвестром – воспитателем, а затем соучастником реформ молодого Ивана IV.

Российский крестьянин и горожанин имел сложное комплексное мироощущение, оно отразилось в «двоеверии». Русские до XIV в. были в большей мере язычниками, нежели христианами.

Аграрно-мистическое мироощущение пронизывало существование россиянина, в том числе и семейную жизнь.

Отношения мужа и жены строились не на отношениях «доминиро­вания-подчинения», а на изначальной конфликтности. В славянском язычестве женщина не является существом, подчиненным мужчине: она – иной человек, обладающий качествами, отличными от мужских, носитель особой женской силы. Тайное женское могущество являлось причиной ее власти над мужчиной и внушало страх, почтение и даже ненависть.

Женщина обладала свободой как добрачной, так и в браке. Если девицу принуждали выйти замуж без её согласия, и она причиняла себе увечье, с виновников взыскивался штраф. Ограничивалась не только власть отца, но и власть мужа. Ритуальная свобода закреплялась в особой женской жизни: в обычаях, запретах, женских обрядах, праздниках. Женщина имела возможность развода и могла, если её не устраивает муж или отношение к ней семьи мужа, вернуться к матери и отцу. Поскольку чаще всего рода враждовали между собой (Монтекки и Каппулетти – отголосок язычества на итальянской почве), то и отношения мужа и жены сохраняли оттенок вражды, конфликта. Муж не доверял жене, жена – мужу. Муж ждал от жены козней, лжи, отравления и пр. Вот что писал В.Г.Иваницкий: «Жены ими ценились мало, также мало ценили своих мужей и женщины. Браки редко совершались по любви, взаимного уважения ждать было трудно».

В семье главную роль играла «большуха» – старшая, наиболее трудоспособная и опытная женщина. Ею была жена отца или старшего сына.

Если в эпоху победившего православия женщина могла доминиро­вать в доме лишь в том случае, когда все взрослые отсутствовали, то «большухе» подчинялись все младшие мужчины большой семьи. Такое доминирование женщины было возможно из-за частых отсутствий мужа в доме и вследствие её власти над очагом, едой, умения приготовить пищу, сшить одежду, из-за ее роли в воспитании детей.

Ряд авторов (В.Г.Иваницкий) считает, что разделение между мужскими и женскими функциями в семье происходило не по ролям, а территориально. Мужчина отвечал за внешнее природное и социальное пространство, женщина доминировала во внутреннем пространстве – в доме и семье. Но дело, однако, не сводится к пространственному разделению функций.

Важнейшим отношением в семье является отношение родителей и детей. В христианской культуре главные отношения «отец-ребенок», «мать-ребенок» отделены друг от друга и различны. В языческой культуре на первый план выступают отношения между поколениями. В языческой культуре это явление – рудимент досемейной структуры (родовой коммуны). Его можно заметить даже при современных эмпирических исследованиях семьи.

М. Воловиковой и О. Николаевой было проведено сравнительное исследование отношений в семье на московских и якутских детях. Первых (с большой условностью) можно отнести к православной атеистической культуре. Вторые в большей мере связаны с культурой патриархально-языческой (а не матриархальной).

Испытуемыми были школьники 7,5-12 лет. В качестве основной ме­то­дики выступал «рисунок семьи», дополнявшийся рассказом о семье.

Московские дети в 36,8% случаев рисуют себя рядом с матерью, а якутские – лишь в 16,1%. Это является явным показателем большей психической близости московских детей к мамам, а в положении отцов различий нет.

Мама фигурирует в рассказах московских детей в 2 раза чаще, чем отец, а у якутских детей – отец в 2 раза чаще, чем мать. Тем самым у якутов сохранена патриархальная иерархия семьи: во главе семьи – отец, но мать – авторитет для детей.

Но самое главное, что «родители» как единство или «папа и мама» у якутов в рассказах фигурировали в 4 раза чаще, чем у москвичей. Тем самым, по мнению М.Воловиковой и О.Николаевой, родители доминантны по отношению к своим детям.

Нормативная дохристианская модель семьи, по мнению В.Н.Дружи­ни­на, выглядит следующим образом: родители (отец и мать) могут находиться в различных отношениях: «доминирования-подчинения» либо «отрицания-конфликта». В первом случае возможен патриархальный и матриархальный варианты. Во втором случае, имеет место равенство, но равенство как результат противоречия разных сущностей, их борьбы. Этот тип наиболее распространен.

Родители (как целое) противостоят детям, одно поколение борется с другим. Дети – всегда в подчинении.

В дохристианских культурах важным фактором является сложность социоэкономической системы и структуры домохозяйства. Сложность системы влияет на воспитание и поведение детей. Это влияние хорошо описывается тремя измерениями отношений в семье: доминирование, ответственность, близость.

Дети, воспитанные в сложных культурах, имеют более высокие показатели по шкале «зависимости-доминантности» и более низкие по шкале «заботливости-ответственности», чем дети, воспитанные в «простых» культурах. Кроме того, в обществах охотников и рыболовов дети больше ориентированы на самостоятельность и независимость, в обществах земледельцев и животноводов – на ответственность и послушание.

Изучая особенности воспитания и взаимоотношения родителей и детей в истории, Л.Демоз выделил следующие стили:

1. Инфанцирующий стиль (с древности до IV в. н.э.). Он характери­зуется массовыми детоубийствами. Выжившие дети часто становились жертвами насилия.

2. Бросающий стиль (IV-XIII вв.). У ребенка признается наличие души. Прекращаются убийства детей и жертвоприношения. Однако ребенок остается объектом агрессии для родителей. Его часто сбывают с рук: кормилице, в монастырь, в чужую семью. Он угнетен в собственном доме.

3. Амбивалентный стиль (XIV-XVIII вв.). Ребенок входит в эмоциональ­ную жизнь родителей. Однако он не считается полноправным членом семьи. Его не считают самостоятельной личностью, отказывают в праве на автономную жизнь, душевную и физическую неприкосновенность. Если он сопротивляется, его беспощадно бьют.

4. Навязчивый стиль (XVIII в.). Характеризуется контролем над поведением ребенка, его внутренним миром и волей, что порождает конфликт «отцов и детей».

5. Социализирующий стиль (XIX-XX вв.). Считается, что детство – это подготовка ребенка к самостоятельной взрослой жизни. Ребенка надо воспитывать, тренировать, учить. Он является объектом воспитания.

6. Помогающий стиль (с середины ХХ в.). Считается, что ребенок лучше знает, что ему нужно в каждый момент его жизни, на каждом этапе развития. Детство – это полноценный этап жизни со своими радостями, горестями и проблемами. Родители стремятся помогать индивидуальному развитию ребенка.

К типологии Л.Демоза можно предъявить немало претензий. Многие исследователи отмечают, что дело не в стилях как таковых, а в экономических условиях существования семьи и общества в целом, что амбивалентное отношение к детям было всегда, во все времена по-своему заботились о детях. Однако в вышеизложенной типологии стилей воспитания четко прослеживается рубеж на грани средневековья: когда ребенок становится не отчужденным элементом семьи, а субъектом взаимодействия.

Победа христианской модели семьи над языческой характеризуется сменой типов отношений между отцом, матерью и ребенком, точнее – проявлением этих отношений как самостоятельных.