4. Мастерство, современность, революционность
«Общее отрадное явление. Благодаря конструкторам мало-помалу выводятся из обращения пассеистские понятия: «творчество», «вдохновение» и пр., заменяемые работой, планом, мастерством». . «Искусство покоится на математически строгих законах». «Математика и искусство в тесной связи».
Конечно, искусство имеет свои объективные законы. Но из этого вовсе не следует, что должны быть выведены из обращения понятия творчества и вдохновения или что искусство должно перейти к точным методам математики.
Здесь очевидное смешение объективных законов, по которым движется искусство, с субъективным расчетом. Конечно, и план, и мастерство, и работы играют в искусстве большую роль. Это снова одна из старых как мир истин. Но даже в науке работа, план, расчет не исключают (и даже требуют) вдохновенья. Без вдохновенья, без творчества, без интуиции не обойдется самый точный математик. Не нужно только ставить знака равенства между вдохновением и капризом. И если вдохновенье, если интуитивное творчество играют такую крупную роль в науке, основа которой — сознательная логика и точный опыт, то в искусстве, с его бессознательной логикой, с его эмоциональностью, роль интуиции, вдохновенья, творчества — огромна. Один рассчет искусства не создаст, и те лабораторные гомункулы, которые сейчас синтетически фабрикуются в художественных мастерских нашими добросовестно теоретизирующими Тредьяковскими, блестящее тому доказательство. Законы искусства существуют, но для того, чтобы творить, одного их знанья недостаточно. Композитор должен, конечно, знать правила контрапункта и законы гармонии, но, как бы хорошо он их ни знал, шедевр с одной их помощью он не создаст.
Это стремление к точности и расчету психологически понятно после субъективных преувеличений импрессионистов. Но когда его возводят в теорию, в принцип, оно становится худшим препятствием к развитию искусства. Оно становится дверью, через которую могут пролезть на первые места бездарности, ограниченные головы. Раз все дело лишь в знании законов и приемов, в работе и в плане, то ясно, что как каждый может стать ремесленником — и хорошим ремесленником,- так каждый может стать художником — и хорошим художником. Это опять возвращение к старым-старым писаревским софизмам.
«Мы современны», утверждает Эренбург, а с ним и все «левое» искусство. «Мы уловили темп современности, ее пафос».
Но можно их спросить: если вы современны, почему вы не пользуетесь успехом у современников? Вы утверждаете, что уловили стиль, темп, душу современности — значит, вы должны быть особенно близки современникам. Не говорите жалких слов о том, что современники вас не понимают, что они заражены старым искусством, мещанством, предрассудками и т. д. Это хорошо было для художников-аристократов, творивших для избранных, для немногих, для далекого будущего. Вы же сами говорите: «Кончены башни из слоновой кости. Художник живет вместе с простыми смертными, их страстями и буднями». (Тогда доказательством вашей современности должен быть успех. Кинематограф современен, говорите вы сами, современен в высшей степени. Но он имеет оглушительный успех.) Автомобиль Форда, трубка Дониль, пароход, элеватор, световые рекламы — все это ультрасовременное находит толпы почитателей. Одни восхищаются открыто, другие втихомолку, не смея еще в этом признаться,- но все же восхищаются искренне. А вот попробуйте найти искренних почитателей супрематических картин и конструктивистских скульптур. Много ли найдете? Тот же самый рабочий, который с восхищением будет разглядывать автомобиль Форда, или гигантский океанский пароход, или подъемный кран, с недоумением и порицанием отвернется от ваших раскрашенных треугольников и пирамид. А почему? Потому, что автомобили, и пароходы, и подъемные краны целесообразны, умно и логически построены, потому, что их смысл и польза понятны и очевидны. Рабочий с удовольствием пойдет в кинематограф, хотя тот никакой непосредственной и осязательной пользы не приносит. Потому что кинематограф реалистичен, умеет захватить, потому что он как бы часть действительности. Ваше же искусство нецелесообразно, нелогично, нереалистично.
Та же история повторяется с революционностью. «Если вы революционны», спрашивают «левых», «если ваше искусство — пролетарское, почему пролетариат — в массе своей — его не терпит?» «Жалкий довод»,- возражают они. «Несочувствие даже большинства пролетариата ничего не доказывает. Он заражен мещанством. Посмотрим, что он скажет лет через 20». Что будет через 20 лет, действительно неизвестно, а потому этот вывод оставим. Но что дает им право говорить с такой недосягаемой высоты? Пролетариат заражен мещанством, а вы, господа интеллигенты, нет? Вы-то одни, независимо от пролетариата и вопреки ему, нашли тайну революционного пролетарского искусства? Выдумали из головы, сочинили в кабинете? Нет, если хотите найти действительно революционное пролетарское искусство, надо пойти не мимо пролетариата, не вопреки ему, а внедриться в самую его гущу, поискать у него, у пролетариата, зачатков нового искусства, и поискать внимательно.