Опричнина

В 1563—1564 гг. на сторону Литвы перебежало несколько недовольных аристократов, занимавших должно­сти воевод. Во время зимнего похода на Полоцк перекинулся к неприятелю военный голова Богдан Никитич Хлызнев-Колычев, а в апреле 1564 г. изменил воевода города Юрьева-Ливонского князь Андрей Курбский. Осенью того же года воевода

князь П.И. Горенский пытался бежать в Литву, но уже в литовских пределах его настигла погоня. Был раскрыт за­говор, участники которого готовили сдачу литов­цам города Стародуба. В том же 1564 году, не­счастливом для Московского государства, царские армии дважды были разбиты польско-литовскими войсками: на реке Уле и под городом Оршей.

В результате Иван IV лишился иллюзий в отношении собственного всесилия и приступил к политике «крутых мер». 3 декабря 1564 г. царь со своей семьёй под охраной сильного отряда дворян выехал из Москвы, забрав главнейшие церковные святыни, в том числе самые почитаемые иконы, а также государственную казну. Он объявил о своём отречении от престола. Прибыв в Александров­скую слободу (ныне город Александров Владимир­ской области), Иван IV отправил в Москву два послания. В первой грамоте государь всея Руси обвинял князей, бояр, воевод и приказных людей в измене, казнокрадстве, нежелании защищать страну. Церковные власти, по мнению царя, потакали «изменникам». Вторая грамота была адресована всему прочему населению Москвы, основное её содержание состояло в том, что на москвичей «гневу и опалы никоторые (никакой. — Прим. ред.) нет». Находясь под угрозой народных волнений, Боярская дума и высшее духовенство составили делегацию, в январе 1565 г. отправив­шуюся в Александровскую слободу уговаривать царя вернуться на престол. Иван IV действительно рисковал, и настолько, что составил даже завещание и проект передачи власти сыновьям. Но риск этот оправдал себя: делегация согласилась на чудовищные условия, из которых и вырос причуд­ливый политический эксперимент, именуемый «опричниной».

Иван IV получал право подвергать изменников опале как ему вздумается. Из всей государственной территории («земщины») ему был выделен особый удел, который существовал как бы помимо («опричь») всех остальных областей: в нём были свои собственные приказы, свой царский «особый двор», своё войско; наконец, в его пределах власть безраздельно и неограниченно принадлежала ца­рю. Со всей огромной опричной территории доходы шли в опричную казну. В опричнину были взяты земли трёх родов: во-первых, просто богатые, за счёт которых можно было решить финансовые проблемы; во-вторых, принадлежавшие некото­рым «княжатам» — бывшим удельным владыкам, которые сгонялись со своих вотчин и получали взамен другие земли (тем самым разрывались их связи с древними родовыми владениями — основой особых прав, привилегий и всей политической силы «княжат»); в-третьих, те земли, которые были пригодны для «испомещения» на них служилых людей, состоявших в опричном войске. Часть уездов, попавших в опричнину, находилась вблизи литовского рубежа и имела важное страте­гическое значение.

Опричная резиденция Ивана IV помещалась в замке, специально с этой целью выстроенном в центре Москвы, напротив Ризположенских ворот Кремля (ныне Троицкие ворота). Символами «опричной гвардии» стали метёлка и собачья голова, олицетворявшие основные обязанности опричников: псами грызть царских врагов и выметать измену из страны.

Причины учреждения опричнины до сих пор вызывают у историков споры. Некоторые видят их в борьбе высшего слоя служилого класса (князей и бояр) против низшего (дворян), возглавленного царём. Другие полагают, что основным предназна­чением опричнины была борьба с остатками удельной старины и сепаратизмом (стремлением к обособлению, автономии) некоторых областей Мос­ковского государства. Третьи видят корень зла в патологической злобе и даже психической не­нормальности Ивана IV. Советские историки Р.Ю. Виппер и А.Л. Хорошкевич связывали установление опричных порядков с внешнеполи­тическими и военными затруднениями. Последнее представляется самым правдоподобным. Опрични­на была учреждена прежде всего для того, чтобы любой ценой выжать из страны силы и средства для продолжения Ливонской войны и подавить любое, прямое или косвенное, сопротивление всех тех, кто как-либо мешал этому. Опричные порядки представляли собой систему чрезвычайных мер военного времени.

Однако результаты введения опричнины в 1565 г. были прямо противоположными. За всё время существования опричнины на западном фронте русские войска не добились сколько-нибудь серьёзных военных успехов. Настоящего контр­наступления организовать не удалось. В 1565— 1566 гг. большая группа аристократов и дворян была отправлена в ссылку в Казанский край. После взятия Казани в 1552 г. война там бушевала ещё четыре года, и сохранялась опасность её возоб­новления. За счёт ссылки на территорию бывшего Казанского ханства наименее надёжных и лояль­ных, с точки зрения царя, людей Иван IV пытался обеспечить безопасность далёких восточных рубе­жей. Но вскоре из-за недостатка сил в центре большую часть ссыльных пришлось отозвать обратно.

В 1566 г. был созван Земский собор, на котором царь выслушал мнения своих подданных по поводу продолжения войны и не обнаружил ожидаемого единодушия. Более того, земские деятели настаи­вали на отмене опричнины. А летом 1568 г. произошло открытое антиопричное выступление московских посадских людей. Вся эпоха существо­вания опричнины — с незначительными переры­вами — была временем постоянного раскрытия заговоров и ведения «розыскных» (т.е. следствен­ных) дел. В наше время трудно определить, какие из заговоров были настоящими, а какие — всего лишь плодом мнительности царя и его страха перед собственными подданными. Но даже в том случае, если бы каждый из них на самом деле угрожал жизни или власти Ивана IV, то и тогда целая эпоха кровавых казней, которым русское общество подверглось в период опричнины, является карой несоответственно тяж­кой. Ведь умели же отец и дед Ивана IV — Василий III и Иван III — управлять державой без всяких массовых репрессий. А их сын и внук использовал опричные порядки в качестве боевого топора, обрушивавшегося на головы виноватых и невинных порой без суда и следствия.

Казнили десятками, сотнями, целыми семьями и даже родами. В 1567 г. царь вызвал во дворец боярина Ивана Петровича Фёдорова — одного из богатейших людей во всей державе, видного воеводу, отпрыска знатного боярского рода, поль­зовавшегося в народе авторитетом и уважением. Иван IV облачил его в царские одежды, посадил на трон и с притворным смирением приветствовал как своего государя. Вдоволь натешившись, царь собственноручно заколол его ножом, считая винов­ным в организации заговора. По «делу» Фёдорова было уничтожено 370 человек.

В декабре 1569 г. по приказу Ивана IV принял яд его двоюродный брат, князь Владимир Андре­евич Старицкий, второй по знатности человек во всей России после самого царя. Вместе с ним были умерщвлены его семья, приближённые, слуги. Годом ранее против опричных зверств восстал митрополит Московский Филипп, впоследствии объявленный русской церковью святым. В храме во время воскресной службы глава церкви стал принародно укорять главу государства и, в частности, сказал ему, что теперь «на Руси нет милосердия для невинных и праведных...» и что Бог взыщет с царя за «невинную кровь». Тот отвечал: «Доселе я был кроток с тобой, митрополит, с твоими при­верженцами и с моим царством. Теперь вы узнаете меня!» Иван IV нашёл способ оправдать заду­манную им расправу с Филиппом: был созван церковный собор, превратившийся в судебный процесс, на котором святителя обвинили в ча­родействе и порочной жизни. Митрополита лиши­ли сана и заточили в Тверском Отроче монастыре. В декабре 1569 г. он был тайно задушен в своей келье опричником Малютой Скуратовым.

25 июля 1570 г. на широкую рыночную площадь в Москве, в Китай-городе, были выведены 300 «опальных». К месту казни явился сам царь в полном вооружении, в чёрном одеянии, на чёрном коне и в окружении вооружённой свиты. Четыре часа продолжалась расправа, казнены были 116 человек. Один из них, член земской Боярской думы, печатник (т.е. канцлер) Иван Висковатый был живым разрезан на части, но до последней минуты обличал опричников. Тогда же главный казначей «земщины» Фуников был заживо сварен в кипятке.

Не щадили даже сёл и деревень, принадле­жавших «опальным». Скупые строки источников сообщают о гибели десятков безымянных людей: «В коломенских сёлах скончавшихся православ­ных христиан, Ивановых людей, 20 человек, а и мена их Бог весть». Или: «В Бежецком верху Ивановых людей 65 человек (убито) да 12 человек, скончавшихся ручным усечением (т.е. им были отрублены руки. — Прим. ред.), имена их ты, Господи, сам ведаешь».

Но самой жуткой страницей опричнины стал разгром Новгорода. В Новгородскую и Псковскую земли Иван IV нагрянул с опричным войском зимой 1570 г. и творил в Новгороде «суд и расправу» полтора месяца. Позднее англичанин Джером Горсей, долгое время живший в России, писал о новгородской бойне: «Мёртвые тела людей и животных запрудили реку Волхов, куда они были сброшены. История не знает столь ужасной резни». Немец-опричник Генрих Штаден, участво­вавший в новгородском походе, рассказывал о своих «подвигах» следующее: «...Кликнув с собой моего слугу Тешату, я быстро взбежал вверх с топором в руке... Наверху меня встретила кня гиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты, я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей...» Самые скромные подсчёты числа казнённых во время опричного разгрома Новгорода говорят не менее чем о двух-трёх тысячах жертв. Потомки, таким об­разом, имели полное право называть Ивана IV Грозным. Впрочем, за рубежом этого царя предпо­читают именовать Иваном Ужасным.

В итоге всех устрашающих мер Ивана Грозного военная система страны не упрочилась, а расша­талась. Лучшие воеводы были казнены; остав­шиеся же были до того запуганы, что страшились вступить с неприятелем в бой, опасаясь потерпеть поражение и быть за это казнёнными. Опричное войско оказалось малобоеспособным. Бесконечная война поглотила массу сил и средств, южные рубежи страны оказались оголёнными. Вследствие всего этого произошла военная катастрофа. В 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей, разгромив отряд опричного воеводы Я. Волынского, появился с войском под самыми стенами Москвы и сжёг весь огромный московский посад. Во время пожара погибли десятки тысяч москвичей, некоторые историки называют цифру в 100 тысяч жертв. Иностранцы, посещавшие столицу Московского государства через много лет и даже десятилетий, отмечали меньшие её размеры по сравнению с тем, какой она была до нашествия крымчаков. Спустя год после сожжения Москвы Девлет-Гирей вновь вторгся в русские пределы, но общими усилиями опричной и земской армий был отброшен.