3 Бюллетень Верховного Суда рф. 1997. № 2. С. 6.

* Наделение имуществом — это акт собственника (учредителя), следова­тельно, сделка (двух- или многосторонняя (учредительный договор) или односторонняя). В качестве сделки этот акт может быть оспорен по обшим основаниям, в том числе по мотиву пороков воли (обман, заблуждение и др.). Именно договорная природа учредительства допускает возможность "ис­ключения" учредителя, которой, однако, противится вся всшная сторона

'¥n*Y ivrii/nn»"i*e

В этот момент наделения имуществом между обществом и учредившим его собственником возникают правовые отноше­ния, которые нуждаются в подробном рассмотрении.

В принципе здесь возможны два варианта: в первом случае собственник, создавая общество, не выпускает его из своей имущественной сферы и тем самым расширяет свою экспан­сию; во втором — собственник отсекает от себя часть имущест­ва, отдает его полностью и получает взамен определенные права в отношении отделенного имущества.

Практически между этими двумя способами создания юри­дических лиц возможны и необходимы переходы, однако в силу дуализма права, строгого деления его на вещные и обязатель­ственные права указанные два варианта приобрели полярный, взаимоисключающий' характер.

В первом случае возникает тотальный собственник, объеди­няющий созданные им общества. Поскольку отделения собствен­ника от включенного им в оборот имущества не произошло, по­стольку собственник отвечает по обязательствам общества сам. При достаточно большом количестве действующих обществ собствен­ник, естественно, уже не в состоянии своей волей охватывать все принимаемые решения и вследствие этого его ответственность по долгам созданных им юридических лиц теряет основания, ведь имущество -— это только база ответственности, а основание — это поведение, акт собственника. Эта коллизия искажает меха­низмы оборота и, создавая угрозы праву, требует разрешения.

В силу упомянутого дуализма права разрешение коллизии приобретает крайний характер: имущество общества признает­ся его собственностью, что означает отделение общества от учредившего его собственника. "

Дело представляется так, будто собственник, как это про­исходит при договоре, обменивает свое имущество, переда­ваемое обществу, на получаемое в результате этого право по отношению к этому предприятию.

Аналогия с договором вполне оправданная, но все же не­точная.

Во-первых, права учредителя по своему объему и содержа­нию неэквивалентны отданному имуществу; более того, экви­валентность из отношений учреждения вообще устранена.

' Здесь кажется уместным высказывание М, Фуко по поводу форм мыш­ления: "Вследствие принципиального разрыва внутри западного мира во­прос стоит уже не о подобиях, а только о тождествах и различиях" (Фуко М. Слова и вещи. С. 85). Вытекающие из основ права ^продукта прежде всего западной цивилизации) неустранимая дискретность, разрыв вместо перехо­да предопределяют все дальнейшие трудности.

1S6

Конечно, ряд правомочий (права на дивиденд, права на участие в управлении и др.) носит количественный характер, но выражен не в эквиваленте, а в пропорции. Можно, кажет­ся, считать это частным случаем приравнивания. Но здесь — и это главное — приравниваются не противостоящие лица — уч­редитель и общество, а учредители между собой.

А вот отношения учредителя с обществом вообще не могут приравниваться. Может случиться, что учредитель отдал гораздо больше, чем получил от общества, может быть наоборот, при­чем и то и другое в равной мере правомерно. Это весьма далеко от обмена, если только не толковать обмен крайне широко.

• Тогда можно обнаружить, что в обмен на выделенное об­ществу имущество собствеяник на столько же уменьшает свой риск. Так как риск в любом случае не может быть представлен как вещь, то и возникают, собственно, трудности квалифика­ции прав учредителя.

Во-вторых, собственнику (учредителю) в момент учрежде­ния общества противостоит не такое же лицо, т.е. обладающий своей волей субъект, а нечто, получающее свою волю извне, и прежде всего от самого учредителя. Более того, как правило, само это лицо еще не существует в момент учреждения. Между тем обычный юридический источник получения прав из дого­вора — воля противной стороны. Поэтому, например, посред­ством стипуляции', или односторонней сделки, можно лишь обязаться передать что-то, но не получить прав.

Видно, что возникающие у собственника (учредителя) права хотя и имеют относительный² характер, но не могут быть без всяких сомнений отнесены к обязательствам³. Эти сомнения

' Стипуляция в классическом праве — устное заявление (обычно в фор­ме ответа на вопрос, т.е. обещание), порождающее строго одностороннее и абстрактное обязательство.

^] То есть относятся к конкретному обществу (юридическому лицу), а не к неопределенному кругу лиц, что присуще абсолютным правам.

³" Особый характер учредительного договора о создании предприятия подчеркивает О.Н. Садиков, утверждая, что "ввиду особенностей учредитель­ного договора безоговорочно переносить на него традиционные общие циви-лнстические понятия нельзя" (Садиков О.Н. Учредительный договор и его правовые особенности // Государство и право. 1994- № 6. С. 90).

Колер относил права участия акционеров, членов горных предприятий и обществ к "правам на ценность", которые он рассматривал как разновид­ность вещных прав (другая форма вещных прав — "права на субстанцию", предусматривающие пользование, — суперфиций (право застройки) и т.п.). (см.: Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 1. С. 266). Сам Эннекцерус говорил о "правах участия" в отличие от обязатель­ственных прав.

Ср. также с высказанным в связи с проблемой разграничения собственно­сти и контроля мнением Берли и Минса, считающих, что "акционеры высту­пают как носители права собственности" (см.: Рубанов А.Л. Указ- соч. С. 112).

187

должны быть, конечно, отнесены всецело на счет системы пра­ва, не допускающей иных прав, кроме вещных и обязательст­венных.

Примером немедленно возникающих теоретических ослож­нений при попытке решения такой известной практической проблемы, как внесение государственного имущества в устав­ный капитал коммерческих организаций (помимо приватиза­ции), когда учредитель не теряет права государственной собст­венности, могут послужить высказанные предложения считать, что вкладом в этом случае следует считать "право пользования как способ реализации права собственности на стоимостное выражение эксплуатации объекта"'.

Хорошо видно, как это решение колеблется между призна­нием "права пользования" самостоятельным правом (что при­водит к одному из вариантов расщепленной собственности) и приравниванием "стоимостного выражения эксплуатации объ­екта" к объекту права, своего рода "бестелесной вещи" (res incorporates). Эти трудности носят, конечно, системный харак­тер и лишний раз показывают глубинный характер коллизии, на которой выстроена вся конструкция прав учредителя.

Сама идея передачи права пользования и владения в каче­стве вклада в уставный капитал — это не результат авторской импровизаций. Почвой для нее, надо полагать, стал л. 17 по­становления № Vg Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражей) Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некото­рых вопросах, связанных с применением части первой Граж­данского кодекса РФ"², что, однако, не проясняет юридиче­ской природы возникших отношений.

' Зинченко С., Забелин О., Волошин А, Государственные и муниципальные органы — соучредители коммерческих организаций: проблемы, решения // Хозяйство и право. 1997. № 10. С. 28.

Можно также отметить смысловую и терминологическую связь с приве­денными суждениями Колера о праве "на ценность" и "на субстанцию", что в ешс большей степени относится к формулировкам обсуждаемого здесь по­становления № ''/„ Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбит­ражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса РФ".

² "Следует исходить из того, что имущество в натуре, внесенное учреди­телем в уставный капитал хозяйственного товарищества или общества, при­надлежит последним на праве собственности. Исключение составляют лишь случаи, когда в учредительных документах хозяйственного товарищества (хо­зяйственного общества) содержатся положения, свидетельствующие о том, что в уставный (складочный) капитал учредителем передавалось не имуще­ство в натуре, а лишь права владения н (или) пользования соответствующим имуществом" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 9. С. 4).

188

Трудность их квалификации вызвана не только тем, что здесь проявляется уже отмеченное нами сопротивление, вызванное необходимостью разграничения вещных и обязательственных прав учредителя, но и известной неточностью, произвольностью оп­ределения собственности через пресловутую триаду правомочий, которой следует постановление высших судебных инстанций и терминологически, и логически. Действительно, какое право получает учрежденное общество, если ему передаются лишь "права владения и (или) пользования"? Это право не может быть вещным по той причине, что такие вещные права неиз­вестны Гражданскому кодексу РФ,(еспи искать аналог среди клас­сических типов, то им был бы, видимо, узуфрукт),

Следовательно, это право обязательственное, а не вполне понятное противопоставление "имущества в натуре" и прав вла­дения и пользования тогда объясняется из нормы п. 6 ст. 66 ГК РФ, в которой разделяются такие способы вклада, как вещи и права, и тогда вкладом следует признать именно права, но не вещь, а слова "в натуре" нужно понимать как указание на ве­щественную, т.е. натуральную, форму вклада. Теперь встает во­прос о дальнейшей квалификации возникшего у общества в результате совершенного таким образом вклада обязательст­венного права. Оно достаточно близко к праву на вещь аренда­тора, отличаясь от него бессрочным характером (если общест­во, как обычно, создано без ограничения сроком), что скорее характерно для купли вещи. Здесь полезно напомнить о том, что в истории права грань между куплей-продажей и арендой была некогда довольно хрупкой', и обнаружение в нашей по­граничной ситуации таких первичных качеств нельзя считать неожиданным. Сама же нетипичность обязательственного пра­ва в отличие от вещного не выводит его за пределы права.

Из природы возникшего права следует, что отчуждение вещи (ведь распорядительная власть остается у собственника) и пе­ремена собственника² не влекут изъятия имущества у общест­ва, т.е. прекращения "прав владения и пользования", однако

' В римском праве имеется достаточно свидетельств этого рода. На слабое разграничение аренды и купли-продажи в русском крестьянском быту обра­щал внимание Г.Ф. Шершепевич. Он отмечал также "смешение понятий" в римском и следовавшим за ним французском праве путем допущения при продаже не установления какого-либо права на купленную всшь, а тольхо 'предоставления пользования правом" (Шершенееич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 318).

² Здесь, впрочем, возникает известная и не всегда имеющая решение проблема передачи собственности при отсутствии владения и,значит. невоз­можности совершить традицию.

189

при этом прежний собственник сохраняет свои права учреди­теля, например акционера, если только по условиям договора об отчуждении веши не предусматривалась передача всех ак­ций. Если иметь в виду эту ситуацию, то иным смыслом напол­няется правило: при ликвидации общества' имущество пере­дается собственнику (а им может уже быть и не учредитель, а другое лицо).

Конечно, общество следует признать законным владельцем, располагающим наряду с собственником вещной защитой в отношении переданного имущества. Как законный владелец, общество не может приобрести полученное имущество по дав­ности, ведь такое приобретение доступно только незаконному владельцу.

Что касается возможности "выхода" учредителя вместе с имуществом из общества, то с известными оговорками она может быть признана лишь в обществах с ограниченной ответ­ственностью, а природа акционерных обществ едва ли допус­кает такую постановку вопроса, ведь выход из акционерного ' общества осуществляется только путем продажи акций.

Рассмотренная частная проблема, вызванная практически- :

ми нуждами, позволяет еще раз убедиться, сколько сложно- :

стей фундаментального плана таят в себе отношения между учредителем и обществом. Понятно, что принятая большинст- , вом юристов квалификация прав учредителя по отношению к | предприятию как обязательственных, хотя и наиболее близка ? к сути дела, все же не может исчерпать всех проблем. 1

Нельзя поэтому считать простым недоразумением извест­ное логическое противоречие между нормами ныне отменен­ных ст. 14 Закона РФ "О собственности" и ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности", ко­торые вызвали в свое время множество откликов.

В первой норме было сформулировано общее правило: пред- \ приятия обладают правом собственности на имущество, пере­данное им в форме вкладов и других взносов участниками, а также полученное в результате предпринимательской деятель-1 ности.

А в п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринима­тельской деятельности" указывалось, что имущество товари­щества с ограниченной ответственностью (акционерного об-

' Ситуация банкротства не столь однозначна и. кажется, может повлечь' за собой обрашение взыскания на имущество, если, например, встает во-, прос об ответственности учредителя или даже и по иным соображениям.

190

щества закрытого типа) принадлежит его участникам на праве общей долевой собственности.

Очень показательно, что русское дореволюционное зако­нодательство также "смешивало общую собственность с пра­вом акционерной компании на имущество"', и это тогда также вызывало критику с известных нам сегодня позиций. Устойчи­вость этого взгляда затрудняет квалификацию его как простого недоразумения и заставляет дать ему все же иную оценку, суть которой должна сводиться к признанию наличия в отношени­ях учредителя с обществом внушительного массива качеств, роднящих их с вещными правами .'Среди этих качеств следует, конечно, отметить право на получение стоимости части иму­щества при выходе из общества с ограниченной ответственно­стью, преимущественное право покупки доли (акции) в обще­стве с ограниченной ответственностью и закрытом акционерном обществе, принятие некоторых наиболее важных решений в обществе с ограниченной ответственностью при условии еди­ногласия.

Близкое сходство мы легко находим в праве общей собст­венности.

Весьма определенная позиция законодателя, продемонст­рированная в ст. 48 ГК, отдающая приоритет цельности систе­мы права, не может, конечно, сама по себе устранить пробле­му, имеющую историческое происхождение и коренящуюся в несовпадении оснований и разных источниках происхождения таких глубинных явлений права, как его разделение на вещные и обязательственные права, с одной стороны, общую собст­венность (саму по себе, как известно, аномальную) — с дру­гой, и, наконец, феномен юридического лица. Именно невоз­можность совместить все эти явления на одном основании и привела к возникновению проблемы природы имущественных прав учредителя.

Хотя решение, предложенное в ст. 48 ГК, критикуется² и, видимо, будет критиковаться, решение проблемы следует все же искать не на пути противопоставления этой общей нормы иной, а на пути детализации, более тонкого регулирования всего комплекса отношений, допуская в его рамках известную дифференциацию.

Едва ли при этом можно вообще рассчитывать, что данный вопрос может быть решен только законодательными средства-

' Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 213. ⁾ См., напр. Андреев В. К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее законодательство// Государство и право. 1996. № 4- С. 115—116.

191

ми. Реальным, практически значимым выводом из обсуждае­мой проблемы должно быть осознание того обстоятельства, что при разрешении конфликтов, возникающих в сфере отноше­ний учредителя с обществом, безоговорочное применение норм обязательственного права (как, впрочем, и вещного) не все­гда приводит к успеху,

Закон позволяет сформулировать общий подход, который состоит в том, что права учредителя в отношении созданного им общества — обязательственные, но это нетипичное обяза­тельство как по способу возникновения, так и по содержанию.

Например, в судебной практике возникла такая проблема. Общим собранием акционеров было принято решение о вы­плате дивидендов. Однако для исполнения этого решения не хватило средств. В результате дивиденды были выплачены толь­ко некоторым акционерам, причем с большой просрочкой. Этим же акционерам были одновременно выплачены и проценты по основаниям ст. 395 ГКза время просрочки. Те акционеры, ко­торым не были выплачены ни дивиденды, ни проценты, оспо­рили выплаты в суде*.

Перед судом встал вопрос о квалификации возникших от­ношений.

Ст. 48 ГК не допускает иной их природы, кроме обязатель­ства. В силу денежной формы дивиденда это обязательство де­нежное. И тем не менее проблемы его идентификации этим еще не исчерпаны^ -

Прежде всего трудно определиться -- договорное или вне-договорное это обязательство; ведь против каждого из этих пред­положений имеются веские доводы.

Непосредственно договорную природу отношения учреди­телей с обществом носят лишь на стадии создания общества, причем этот договор применительно к акционерным общест­вам квалифицирован как договор о совместной деятельности по учреждению общества².

Значит, действие этого договора исчерпывается созданием общества, и с моментом создания договор прекращается дос­тижением цели (исполнением).

' Как можно судить, применимость начисления процентов за просрочку выплаты дивидендов не вызывает сомнений у большинства специалистов. См., напр.: Кравченко М. Выплата дивидендов, или Когда право становится обязан­ностью; Клименко А. Объявил—плати // Экономика и жизнь. 1997. № 43-

¹ См. п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Выс­шего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № V, "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обшсствах" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 13.

192

Кроме того, сам договор совместной деятельности не име­ет характера денежного обязательства по своей природе. То же можно сказать и об учредительном договоре общества -с огра­ниченной ответственностью, который также не создает денеж­ных требований для учредителей. Его действие после создания общества столь же сомнительно, и изменение состава учреди­телей в процессе деятельности общества никак не может быть увязано с изменением учредительного договора, а распростра­нение силы договора на лиц, в нем не указанных и его не заключавших, едва ли возможно.

Мало оснований конструировать и воображаемый договор, заключаемый акционером с обществом в силу приобретения им акции. Кроме очевидной искусственности такой конструк­ции, само общество никак не может участвовать в таком дого­воре, поскольку акции на фондовом рынке приобретаются у другого акционера, и при этом взаимоотношения с обществом не обсуждаются. С содержательной точки зрения трудно считать имеющими договорное происхождение те права, суть которых не зависит от воли обоих участников, а определяется главным образом законом.

Легкоуязвим и противоположный подход, если считать де­нежное обязательство общества перед учредителем внедоговор-ным, ведь нормальное основание этого обязательства все же включает сделку (обычно наряду с другими фактами), совер­шаемую участником с целью получить конкретные права по отношению к обществу.

Мы имеем, если позволительно так сказать, обязательство слабоартикулированной принадлежности и можем более или менее уверенно опираться только на общие нормы об обяза­тельствах.

Если в нашем деле оставаться на этой на почве, то для выплаты процентов по ст. 395 ГК потребуется доказать факт использования обществом денежных средств акционера, что само по себе и было почвой возникшего конфликта, ведь в отношениях общества с акционером отсутствует, как говори­лось, эквивалентность, и здесь возникновение обязательства должника отнюдь не всегда означает "умаление" имущества кре­дитора даже при самом широком толковании.

В известной мере эти рассуждения, питаемые ощущением несправедливости выплаты процентов как таковой, подтвер­ждаются и правилом ст. 96 ГК о распространении на акционе­ров риска убытков (в пределах стоимости акций), связанных с деятельностью общества. Это несение риска, т.е. сохранение

7—3191 J93

связи учредителей с обществом, затрудняющее использование оппозиции свое—чужое', необходимое для уверенного приме­нения механизма ст. 395 ГК РФ, и создает препятствия, как представляется, при отнесении на общество обязанности вы­платы процентов по этим основаниям.

Отсюда можно вывести и иное следствие: при выходе учре­дителя из общества его права преобразуются, поскольку он больше не участвует в прибылях и не несет вместе с обществом его рисков. Соответственно исчезает специфика учредительских отношений, И возникшие в связи с выходом из общества обя­зательства подчиняются уже общим правилам, в соответствии с которыми стороны выступают в стандартных ролях кредито­ра и должника.

По своему содержанию права учредителя в отношении об­щества выступают как набор правомочий по контролю за об­ществом, в Том числе участие в его управлении и решении важнейших вопросов деятельности общества, и правомочий имущественного характера (получение части прибыли, в том числе дивидендов, право на отчуждение своих прав (продажа акции, уступка доли (пая), право на часть имущества при лик­видации).

Проблема нетождественности учредительских прав обяза­тельственным обнаруживается не только в части имуществен­ных отношений, но и в сфере управления обществом. Это мож­но заметить в такидьочень типичных делах,

Н.П. Поклад, С^А. Кильченко, Г.А. Кузьмин являлись учре-дителями созданного ими в 1993 г. АОЗТ "Дельта". Одним из главных направлений деятельности АОЗТ "Дельта" являлось приобретение ценных бумаг, для чего использовались главным образом личные средства учредителей, внесенные ими в уста­новленном законом порядке.

Ценные бумаги приобретались для участия в управлении соответствующими предприятиями — эмитентами приобретае­мых акций. Иных целей, в том числе и перепродажи акций, учредители не ставили.

8 февраля 1995 г. генеральный директор Степыкин В.А. про­дал ТОО "Руслан-2" (покупателю) все принадлежащие АОЗТ "Дельта" акции АО "Элеватормельмаш" в количестве 16 452 штуки, которые являлись основным активом общества, по их балансовой цене — 27 968 400 руб.

' Впрочем, в обществах с большим количеством акционеров, где выше степень отчуждения, применение ст. 395 ГК РФ оказывается проше.

194

Учредители АОЗТ "Дельта" оспорили эту сделку, так как она была непосредственно направлена не на извлечение при­были, а на передачу контроля над АО ^м Элеватормельмаш" ТОО "Руслан-2", учредители которого были тесно связаны лично со Степыкиным. В связи о этим Степыкин при совершении этой сделки не стал согласовывать ее с иными учредителями, а по­ступил вопреки их правам и интересам.

Ленинский райсуд г. Ставрополя решением от 7 февраля 1996 г. иск удовлетворил и вынес решение о возврате сторон в первоначальное положение. Суд исходил из того, что истцы имели право общей долевой собственности на имущество АОЗТ "Дельта", в том числе на имеющиеся на балансе акции, и без их согласия нельзя было распорядиться этим имуществом. При этом суд учитывал не только организационно-правовую форму предприятия, но и условия соглашения о его создании.

Президиум краевого суда отменил это решение по протес­ту зам. председателя Верховного Суда РФ и указал, что с при­нятием Гражданского кодекса РФ в силу ст. 48, бб ГК все иму­щество хозяйственных обществ принадлежит им на праве собственности и тем самым учредители не имеют права на это имущество. А поскольку сделка была совершена в период дей­ствия ГК РФ, постольку доводы истцов, основанные на праве общей собственности, лишены оснований.

* Истцы оспаривали это решение по следующим причинам. В соответствии со ст. 5 Закона РФ "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" по гражданским правоотношениям, возникшим после вве­дения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после вве­дения ее в действие.

У сторон по делу возникла общая долевая собственность на имущество АОЗТ "Дельта" в силу п. 3 ст. 11 Закона РФ "О пред­приятиях и предпринимательской деятельности".

При этом, как установлено судом, а президиум признал, что фактические обстоятельства судом установлены верно, в намерения сторон действительно входило создание общей собственности. Следовательно, общая собственность возник­нув в 1993 г., в момент приобретения спорных акций (кото­рое имело место также до принятия нового Гражданского ко­декса РФ) уже не могла исчезнуть в силу одного только при­нятия Кодекса.

Думается, однако, что основа конфликта даже не в расхож­дении между старым и новым законодательством о правах на

195

имущество хозяйственного общества. Едва ли ситуация, суть которой в том, что директор общества, созданного для управ­ления другими обществами, распродал все инструменты для управления, будет менее острой, если все описанные события произошли на почве только Гражданского кодекса РФ.

Аналогичным можно считать такое дело. Т. и Р. были учреди­телями в равных долях общества с ограниченной ответствен­ностью "ВиА", которое в основном занималось предоставле­нием транспортных услуг. Директором общества являлся- Р. Между учредителями возник конфликтов процессе которого Р. как директор заключил договор с К. (своей родной сестрой) о продаже ей объекта недвижимости — производственного зда­ния стоимостью более 300 млн. руб., которое было единствен­ным реальным активом, но деньги от покупателя в общество не поступили.

Договор был оспорен в суде как незаконный и притвор­ный^ в том числе и по тому мотиву, что директор вышел за пределы своей компетенции,

Еще более характерным можно считать другое дело, неод­нократно рассматривавшееся судами, которые давали спору различную оценку.

Муниципальное предприятие "Радуга" перечислило РСУ без оснований денежную сумму 93 млн, руб. Затем директор пред­приятия "Радуга" О. лично явилась в РСУ и часть этой суммы получила наличными, а часть по ее указанию была перечисле­на двум работникам, предприятия, которые, как они заявили суду, вручили полученные ими в банке средства в руки О. Все эти средства также не поступили в кассу МП "Радуга". После увольнения О. МП "Радуга" предъявило иск РСУ о возврате неосновательно полученных средств, указывая, что произве­денные РСУ выплаты нарушают установленный порядок ис­полнения денежных обязательств и, как ненадлежаще испол­ненное, обязательство не прекращено. Ответчик возражал против иска, ссылаясь на то, что любые действия директора независимо от их правомерности — это действия самого пред­приятия, а значит, и вручение денежных средств директору в любом случае — надлежащее исполнение обязательств перед предприятием.

Во всех этих делах возникал один и тот же вопрос: вправе ли орган юридического лица совершать любые действия, кро­ме прямо ему запрещенных, или распорядительные акты орга­на ограничены целью деятельности хозяйственного общества? Если иметь в виду, что в цели деятельности воплощен интерес

196

учредителей, то конфликт предстает как уже знакомая нам проблема формы и объема прав учредителя по отношению к обществу, которое, когда речь идет о сделках, сосредоточено в лице своего органа управления.

Применительно к акционерным обществам проявление вещ­ной природы прав учредителя выражено прежде всего в его участии в совершаемых обществом крупных сделках (а также в праве требовать выкупа акций в указанных в ст. 75 Закона РФ "Об акционерных обществах" случаях). Обсуждая практику при­менения этой нормы, Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ? опираясь на п. 1 ст. 78 на­званного Закона, указали, что нормы, определяющие порядок заключения акционерным обществом крупных сделок, не рас­пространяются на сделки, совершаемые обществом в процессе осуществления обычной хозяйственной деятельности незави­симо от стоимости имущества, приобретаемого или отчуждае­мого по такой сделке (п. 14 постановления Пленума Верховно­го Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № Уд "О некоторых вопросах применения Феде­рального закона "Об акционерных обществах"^. -

Из этой нормы вытекает следствие, которое мы уже могли заметить в приведенных выше делах: поводом для столкнове­ния интересов учредителя и общества является не столько раз­мер сделки (он предопределяет лишь остроту конфликта), сколь­ко ее направленность на возрастание или уменьшение реальных активов общества, которые, несмотря на ст. 48 ГК РФ, про­должают восприниматься учредителями как свои. Это реальное столкновение интересов приобрело весьма острый характер, о чем свидетельствует не только количество возникающих спо­ров о недействительности сделок, совершенных директорами (при значительной латентности этого явления), но и большое число распавшихся и прекративших работу коммерческих ор­ганизаций, учредители которых не смогли найти удовлетвори­тельные формы текущего контроля за управлением своим об­ществом, не желая согласиться с преобладающим сегодня постулатом о том, что директор может все.

Складывается убеждение, что здесь коренится одна из наибо­лее серьезных угроз хозяйственному развитию. Трафаретную ре­акцию на обнаружение серьезной проблемы — предложения об изменении закона — едва ли можно считать верной, и в любом случае необходим предварительный анализ имеющихся средств.

Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 18.

Прямо введенные в закон инструменты — взыскание убыт­ков, причиненных обществу, акционерами, владеющими не менее чем 1% акций, с директора, управляющего (п. 5 ст. 71 Закона РФ "Об акционерных обществах"), досрочное смеше­ние директора и др. — не имеют вещного эффекта, т.е. не в состоянии вернуть имущество, которое уже отчуждено.

То, что имеющиеся в законе механизмы неадекватны си­туации, можно видеть из постановления Правительства РФ № 1373 от 30.10.97 г. "О реформе предприятий и коммерческих организаций", утвердившего "Концепцию реформирования предприятий и иных коммерческих организаций", где пробле­ма сформулирована следующим образом: "Низкий уровень*от-ветственностн руководителей предприятий перед участниками (учредителями) за последствия принимаемых решений, сохран­ность и эффективность использования имущества предприятия, а также финансово-хозяйственные результаты деятельности предприятия. Несмотря на наличие в законодательных и иных правовых актах ряда положений, дозволяющих акционерам (уча­стникам) контролировать деятельность исполнительных орга­нов предприятий, действенный механизм разграничения функ­ций, полномочий и ответственности между акционерами (участниками) и управляющими еще не отлажен"³.

Слабая эффективность тех мер воздействия, которые сво­дятся к личной ответственности руководителя (и в общем ба­зируются на hopmwi. 3 ст. 53 ГК РФ), состоит в том, что в этих случаях реальноедаоякещение убытков в наших условиях обыч­но невозможно и потому остается говорить лишь о превентив­ном, а не восстановительном характере этой ответственности². Между тем гражданский оборот требует именно полного вос­становления утраченного и, столкнувшись с отсутствием адек­ватных средств, реагирует, как известно, отрицательно, вплоть до сворачивания соответствующих сегментов рынка (а когда речь идет об управлении организациями — это. конечно, то-

' Экономика и жизнь. 1997. № 46. С. 12.

² В. Ярков справедливо замечает, что "вряд ли при значительном размере убытков можно говорить о компенсационном характере ответственности управ­ляющего" (Яркое В. Зашита прав акционеров по Закону РФ "Об акционерных обществах" с помощью косвенных исков // Хозяйство и право. 1997. № 12. С. 50). Соответственно рекомендация О.Н. Сыропосвой о "целесообраз­ности установить систему ответственности директоров более жесткую по срав­нению с американской" (Сыродоева О.Н. Ответственность управляющих ком­паниями (сравнительной анализ законодательства США и России // Госу­дарство и право. 1995. № 10. С. 77) не может достичь цели при наличном легальном имущественном состоянии отечественных управляющих.

198

тальная проблема). Поэтому мы имеем все основания говорить о достаточно остром кризисе в сфере управления, одним из ис­точников которого является юридическая неотрегулированность (если считать другой причиной отсутствие у управляющих средств, достаточных для'возмещения причиненных убытков).

Этот фактор общей несостоятельности руководителей нельзя игнорировать, тем более что в силу своего объективного ха­рактера он воздействует не только на экономику, но и на пра-BOi Вспомним, что архаичный институт перенесения силы обя­зательства должника на поручителей объяснялся наряду с прочими причинами и тем, что" у большинства нет имущест­венной обеспеченности"'.

В наших условиях отсутствие "имущественной обеспечен­ности" руководителей с учетом недобросовестности третьих лиц должно приводить к освобождению общества от последствий действий такого необеспеченного руководителя.

Задача состоит в поиске тех средств» которые позволят на­ряду с персональной ответственностью руководителя компен­сировать потери и путем применения механизмов с прямым вещным действием. Такой эффект может возникнуть лишь с признанием заключенных директором (иным органом общест­ва) сделок недействительными.

| Надо полагать, вопрос не решается посредством механиз­ма ст. 173 ГК РФ, регулирующего последствия сделки юриди­ческого лица, выходящей за пределы его правоспособности, так как конфликт разворачивается в иной сфере — между орга­ном и юридическим лицом- Стало быть, обсуждаться должна норма ст. 174 ГК РФ, регулирующая ситуацию выхода органа юридического лица за пределы своих полномочий. По смыслу этой нормы приоритет имеет определение полномочий, уста­новленное в учредительных документах, перед таким их объе­мом, который вытекает из внешне обнаруживаемого уполно­мочия, адресованного третьим лицам. Аналогичная проблема известна и представительству, что позволило распространить содержание ст. 174 ГК и на представителей.

Сделка по основаниям ст. 174 ГК может быть оспорена ли­цами, в чьих интересах ограничены полномочия органа обще­ства, значит, такой иск доступен учредителям, поскольку речь идет об учредительных документах.

Теперь нужно определиться с пониманием оснований ос-паривания. Конечно, здесь мы сталкиваемся с двумя возмож-