Поэтическое многоголосье, несобственно-прямая речь и реализм

В поэтической культуре XVIII — первой четверти XIX вв. индивидуальная лирическая система могла быть многосубъектной: в нее включались стихи разных жанров, за каждым из которых ощущалось определенно" сознание. Но этой многосубъектности ставились жесткие пределы. Во-пер­вых, самый круг сознаний, которые допускались в лирику, был крайне ог­раничен этико-эстетическим принципом отбора. Во-вторых, микроэлемент системы — отдельное лирическое стихотворение — являлся, как правило, одкосубъектным.

В реалистических лирических системах Пушкина, Баратынского, Искра сова, о которых шла выше речь, многосубъектность становится общим структурным принципом, реализуемым в возможности на всех уровня целого. Теперь на каждом из них авторское сознание может выражаться в одним каким-либо субъектом, а их совокупностью, соотнесенностью и взаимодействием. На уровне лирической системы многосубъектность создается сочетанием стихотворений, в которых представлены разные сознания, paзные «я». Круг этих сознаний расширен, так как меняется представление ос этико-эстетической норме, и сама эта норма может теперь выступать не только непосредственно, но и опосредованно—через воспроизведение и об суждение отступлений от нее. Но — что гораздо важнее и является принци­пиально новым — многосубъектность обнаруживается также на уровне от дельного произведения, основанного на поэтическом многоголосье: в стихотворении, кроме сознания «я», которому принадлежит лирический монолог, существуют, как уже указывалось выше, и другие («чужие») сознания, от-

1 Особым характером отличалось поэтическое многоголосье в лирике Тютчева Этот вопрос в связи с проблемой творческого метода поэта рассмотрен в цикле статей Л. М. Биншток: «К вопросу о мироотношении Тютчева» (Вопросы «Теории и истории литературы». Самарканд, 1974); «Субъектная структура стихотворения Тютчева «Кончен пир, умолкли хоры» («Лирическое стихотворение». Л., 1974); «Субъектные формы выражения авторского сознания в лирике Ф. И. Тютчева» («Проблема автора в художественной литературе», вып. I. Ижевск, 1974); «О ком­позиции двух стихотворений Ф. И. Тютчева» («Жанр и композиция литератур­ного произведения», вып. II, Калининград, 1976).

62

личные от основного по психологическим, культурно-историческим и соци­альным признакам.

Сходные явления обнаруживаются и в современном прозаическом эпо­се — реалистической романо-прозаической литературе нового времени. В романе как целом многосубъектность создается сочетанием основного текста, принадлежащего повествователю, рассказчику, с речами героев, субъектно-стилистически отличными и от основного текста и друг от дру­га. Но что гораздо важнее и опять-таки принципиально ново — многосубъектен, благодаря использованию различных форм несобственно-прямой ре­чи, и самый повествовательный текст. М. М. Бахтин следующим образом списывает субъектно-стилистическую архитектонику романа:

.«Роман как целое — это многостильное, разноречивое, разноголосое явление. Исследователь сталкивается в нем с несколькими разнородными стилистическими единствами, лежащими иногда в разных языковых планах и подчиняющимися разным стилистическим закономерностям (...). Эти раз­нородные стилистические единства, входя в роман, сочетаются в нем в стройную художественную систему и подчиняются высшему стилистическо­му единству целого, которое нельзя отождествлять ни с одним из подчи­ненных ему единств.

Стилистическое своеобразие романного жанра именно в сочетании этих подчиненных, но относительно самостоятельных единств (иногда даже раз­ноязычных) в высшем единстве целого...»1.

Налицо, следовательно, близость субъектной структуры и соответствую­щего ей строя реалистического прозаического эпоса (романа) и реалистиче­ской лирики. Важнейшее из проявлений этой близости — функционально-структурное сходство несобственно-прямой речи и поэтического многого­лосья. В обоих способах организации текста разные стилистические элемен­ты соединяются и переходят друг в друга незаметно и неподчеркнуто; и текст обретает субъектную многозначность. Общий источник этих сходных явлений — реалистическое мышление, реалистическое отношение к дейст­вительности.

Выдвижение в реалистическом искусстве познавательной функции (тогда как в дореалистическом искусстве преобладает функция норматив­ная) имело своим прямым следствием вовлечение в мир реалистического произведения разнообразнейших сознаний. В принципе любое сознание (а не только соответствующее нормам высокого или поэтического) может вой­ти теперь в реалистическое произведение. Каким бы чуждым ни казалось чужое сознание, оно подлежит исследованию в своем генезисе, содержании и функции. Иным становится и представление о соотношении сознаний, ибо по-новому осмысливается соотношение разных сознаний и истины.

В дореалистическом искусстве каждое отдельное сознание претендует на исключительность выражения истины, и сама истина эта абсолютна. От­сюда — замкнутость сознаний, каждое из которых есть мир, непроницае-

¹ Бахтин М. Слово в поэзии и в прозе. «Вопросы литературы», 1972, № 6, с. 56—57.

мый для других. Реалистическое же мироотношение отказывает единично­му сознанию в праве на исключительное выражение абсолютной истины: она постигается безграничным множеством сознаний, в каждом из которых зафиксированы разные степени приближения к ней. И как следствие — открытость, разомкнутость и взаимопроницаемость сознаний: не только отрицание чужого сознания, но и возможность сопричастности, сочувстви и частичной близости — и понимание как основа всего этого.

Таков общесодержательный смысл того способа соединения разных субъектно-стилиетических элементов, частными проявлениями которого служат поэтическое многоголосье и несобственно-прямая речь. Незафиксированность переходов от одного сознания к другому означает принципиаль­ную неисчерпаемость истины пределами одного сознания (как бы твой взгляд ни был широк, он дополняется, уточняется, корректируется).

Но у способа этого есть и дополнительные семантические функции, за­висящие от того, какое из Взаимодействующих сознаний выступает в каче­стве основного. В тех случаях, когда основной текст является вместили­щем более высокого сознания, к которому с помощью иноречевого элемен­та подключается сознание более низкое, нерезкость, зыбкость, смазанность переходов от одного сознания к другому свидетельствует о том, что даже человеку передовых взглядов трудно порой избежать давления ходовых формул, конденсирующих мнения враждебной среды, и требуются немалые внутренние усилия, чтобы преодолеть инерцию традиционных неприемле­мых оценок. В тех случаях, когда основной текст является вместилищем более низкого сознания, к которому с помощью иноречевого элемента под­ключается сознание более высокое, нерезкость, зыбкость, смазанность пере­хода передает глубоко демократическое убеждение в принципиальной воз­можности приобщения к высокой истине не одних лишь избранных.

Такова многозначная содержательность самого механизма введения' чужого сознания и соответствующего ему чужого слова в основной лири­ческий текст (с помощью поэтического многоголосья) и романо-повествовательный текст (с помощью несобственно-прямой речи).

Предлагаем студенту ответить на следующие вопросы:

1. Какой характер связи между реализмом, с одной стороны, и несобственно-прямой речью и поэтическим многоголосьем, с другой?

2. Как сказывается реалистический характер мышления в самом меха­низме связи между текстом основного носителя речи, с одной стороны, и. чужой речью, с другой, в поэтическом многоголосье и несобственно-прямой речи? Каков смысл незафиксированное™ перехода к чужой речи в поэти­ческом многоголосье и несобственно-прямой речи?

Рекомендуем студенту ознакомиться со статьей М. М. Бахтина «Слово в поэзии и в прозе» («Вопросы литературы», 1972, № 6) и нашей статьей «Чужое сознание в лирике и проблема субъектной организации реалистического произведения» («Известия ОЛЯ», 1973, № 3).