grachev_m_a_lingvokriminalistika
.pdfвозникли неприязненные отношения и клиент тут же звонит сво ему знакомому: «Я в этом супермаркете ничего не буду покупать, тут есть одна собака, которая лает и лает, всё настроение испор тила!». Иными словами, он использует зоо-инвективы, характери зующие продавщицу в конкретной речевой ситуации.
Перед лингвистом-экспертом стоит ряд нерешённых задач, связанных с характером оскорбительных слов. Например, как от носится к лексемам, имеющим уменьшительный суффикс, и к не полным именам?
Рассмотрим на примере фразы депутатишка Андрюшка Иса ев (пример взят из конкретной судебно-лингвистической экспер тизы о защите чести, достоинстве и оскорблении).
Депутатишка. В этом слове суффикс -ишк- придаёт пренеб режительно-уменьшительный оттенок, умаляет значимость А. К. Исаева как депутата. Лексема является оскорбительной, так как в данном контексте подразумевается её использование в значении «плохой депутат» (см. похожие слова: лекаришка —плохой лекарь, токаришка - плохой токарь и т.п.).
Андрюшка (Андрюшка Исаев) - неполное имя (полуимя)
является в данном контексте оскорбительным словом. «Уничижи тельная форма имени с суффиксом -к-а по традиции сохранила, - как считают исследователи русских имён, - до настоящего време ни оттенок пренебрежения к человеку, умаления его достоинст ва...» (Суслова, Суперанская 1991). В данном контексте, направ ленном против А. К. Исаева как депутата, слово Андрюшка при обретает пейоративное значение (оно становится пейоративным именем). Несомненно, в этом случае следует учитывать и мен- тально-исторический аспект: в России полуименами обычно на зывали крепостных, слуг, лакеев. Использование же пейоративно го имени Андрюшка в областной газете имеет явно выраженное намерение унизить и оскорбить адресата. И в сочетании со словом депутатишка оно ещё в большей степени умаляет значимость А. Исаева как депутата и как взрослого человека.
Имеется также проблема с иноязычными ругательствами. Во всяком случае, в российском законодательстве не прописана про цедура наказания за употребление иноязычной обсценной лекси ки, и поэтому её активно используют по телевидению, радио, час
50
то можно увидеть в интернете и в прессе. Между тем иноязычное матерное слово, направленное в адрес человека, хорошо знающего определённый язык, может его оскорбить. Однако в Комментари ях к Уголовному или Гражданскому Кодексу РФ отсутствуют ка- кие-либо внятные пояснения по данной проблеме.
Нередко сотрудники правоохранительных органов ставят пе ред экспертом следующий вопрос: «Выражены ли оскорбитель ные слова в неприличной форме?», хотя часто не понимают сути выражения неприличная форма. Данное понятие также нуждается в определении и уточнении. (Во всяком случае, сотрудники пра воохранительных органов часто просят в экспертизах указать о «приличном» или «неприличном» характере оскорбительных слов). Но оскорбительные лексемы не могут иметь приличный ха рактер, так как все они по своей сути уже неприличные (иначе бы не были оскорбительными!). Судебная практика показывает: к неприличным словам относятся зоо-инвективы, мат-инвективы,
названия гениталий и человеческих экскрементов, обвинения в незаконнорожденности и некоторые другие.
Важная информация в тексте может быть и не выражена вер бально и «передаваться иными, например так называемыми паралингвистическими средствами (интонацией, тембром, полосовы ми модуляциями в звучащей речи, стилистическими приёмами и графическими средствами — в письменном тексте» [Галяшина 2003]. Однако «употребление непристойных слов и выражений должно быть прямо адресовано конкретному лицу с целью уни жения его в глазах окружающих, при этом инвективная лексика даёт обобщённую оценку его личности» [Спорные тексты 2005].
Лингвисты-эксперты констатируют тот факт, что группы инвективной лексики могут с течением времени меняться. Напри мер, в сер. Х1Х-нач. XX вв. лексемы безбожник, неверующий бы ли инвективами, но после 20-х годов XX в. вплоть до 90-х годов XX века они перестали быть оскорбительными словами. Сейчас же в связи с совершенно новым отношением государства к рели гии и церкви эти тео-инвективы вновь стали приобретать отрица тельную коннотацию.
Эксперт-лингвист должен учитывать градацию оскорбитель ных слов. Особенно это касается национал-инвектив. Несомненно,
51
будут оскорбительными такие лексемы, как чурка, чурбан - ко ренной житель Средней Азии, Кавказа, Закавказья, Севера. А как быть с такими лексемами, как кацап - русский или хохол - украи нец? Во всяком случае, проблема регистра оскорблений сущест вует.
Существует так называемая проблема табуированных слов в криминальных сообществах.
Д.С. Лихачёв, понимая лексическое табу как запрет, наруше ние которого грозит неудачей для уголовников, отмечал у пре ступного мира боязнь слов: «Вор боится произнести лищнее, бо ится выдать себя или других из-за болтливости, боится произне сти запретные слова - слова-»табу» [Лихачёв 1992].
Важно учитывать, что в преступной среде имеется табу вер бальное и невербальное, например, запрет на определённые дей ствия и предметы. Так, в воспитательно-трудовых колониях суще ствует табу на красный цвет. Поэтому нельзя есть конфеты «Красная Шапочка» (в её названии имеется слово красная), коп чёную колбасу (она красного цвета). Например, в Ардатовской колонии для несовершеннолетних (Нижегородская область) вос питанник отказался от встречи с матерью - она пришла на свида ние в красном платье. И в колониях для несовершеннолетних, и в колониях для взрослых нельзя докуривать сигареты от представи телей отверженных каст - опущенных, чушков, шнырей, козлов и
проч. С ними также нельзя здороваться за руку, чтобы после этого не попасть в их касту.
Табуирование в речи профессиональных уголовников связано с законами преступного мира или с воровской мистикой. Наруше ние табу чревато различными последствиями: переводом на низ шую ступень криминальной лестницы, избиением, убийством.
Оно может быть «мягким» и «жёстким», присутствовать в одной профессиональной преступной группировке и отсутство вать в другой.
Проанализируем основные группы слов и условия, при кото рых в воровской речи они могут быть табуированы:
1) Обозначения жертв преступлений {лох, овца, фрайер, фуцен) являются оскорблениями для всего преступного мира, поэтому употребление их в воровской речи в адрес профессио
52
нальных уголовников может быть воспринято как покушение на их честь.
2)Обозначения высших каст в преступной среде низшими,
т.е. недопустимо воров, блатных, пацанов называть чертями,
чушками, петухами. Последнее слово (см. его синонимы {кочет, пивень, гребень, обиженник), а также слова, связанные с лексико семантическим полем «петух», - петушатник, опетушитъ, опе-
тушиться, кукарешник, кукарекать являются для них самым страшным оскорблением. За всё это могут быть суровые наказа ния со стороны профессиональных уголовников, вплоть до смер ти.
Вора в законе нельзя назвать мужиком - «рядовым заклю чённым, честно работающим в исправительном учреждении и от дающим часть денег в общественную воровскую кассу (общак)».
Недопустимо употребление выражение «Я на тебя обидел ся». Ответ.' на обиженных в зоне воду возят, т.е. обиженный —
представитель низшей касты в исправительном учреждении. И, кроме того, воровское сообщество в местах лишения свободы не признаёт сентиментальных чувств.
3) Названия смерти, болезни, опасности, наказания. Появлению ряда арготизмов способствовало и табу общерусского характера. По мнению исследователей, в современных языках имеется тенденция не говорить прямо о смерти, тяжёлых болезнях, избегать названий неприличных вещей [Леонтьев 1977]. «Высмеивают и шутливо относятся к таким вещам, которые сами по себе должны бы возбуждать совершенно противоположные чувства. Такие явления, как убийство, смертная казнь, смерть, бессрочная каторга и прочее, получают своебразное освещение в языке преступников, к ним относятся как к самым обыкновенным вещам и подчас пускают очень редкий сарказм или иронию» [Ильин 1912]. По мнению Д.С. Лихачёва, «неудачно, не вовремя произнесённое слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело. На целый ряд слов ипонятий в воровской речи накладывает ся «табу» - запрещение.
Эвфемизмами «опасных» понятий служат обычно грубофа мильярные названия, подчёркивающие бодрое и насмешливо презрительное отношение к ним. Например, вместо «смерть» го
53
ворят: «Загиб Иваныч», «Загиб Петров»; «курносая»...» [Лиха-
чёв1992]. Вместо «убийство» обычно употребляют мокрое дело,
мокруха, мокринка; вместо «убить» - замочить, замокрить, зава лить. Это - отражение одного из постулатов воров в законе, кото рые не должны лично кого-л. убивать. «Они без охоты обычно идут на мокрое дело (убийство)» [Чалидзе 1990].
4. Группа слов, связанная с правилами воров в законе. Нельзя говорить свидете.чь - вместо него употребляют лексему 04eeudetf. Воровским законом запрещается выступать свидетелем в суде, хотя вор в законе не может быть и очевидцем. Воры в законе ста рой формации (так называемые «нэпманские воры») не должны были иметь дела с политикой (хотя над политическими заключён ными можно издеваться). Поэтому в речи преступников отсутст
вуют обозначения высших лиц ЧК-НКВД: |
Ф. Дзержинского, |
Г. Ягоды, Н.Ежова, Л. Берия и проч. Сам И.В. |
Сталин спрятан под |
кличками Усатый, Усатый Дядька, Пахан Большой Зоны, Трубка,
Звэрь. Возможно, с этим правилом связана табуизация слов совок «советский человек» и коммуняга - «коммунист». Последнее сло во означало страшное оскорбление (сильнее, чем лексема козёл, см. наши последующие рассуждения).
У элиты преступного мира существует запрет на работу. Не которые же арготизмы, номинативно связанные с профессией, яв ляются оскорблениями, в частности, слово шахтёр [Снегов 1990, 90]. Но, думается, что у преступников при использовании данной лексемы могли возникнуть ассоциации и с другими словами - ша ха - «шестёрка» («игральная карта»), «человек, прислуживающий ворам» и шахна - «женский половой орган»; шахтёр, по мнению деклассированных элементов, это тот, кто опускается в шахту (ниже некуда). Здесь явно наблюдается ассоциация со словом опущенный - «человек, с которым совершили позорящие дейст вия, тем самым «опустив» на низшую ступень иерархической криминальной лестницы».
5. Нецензурные слова. В ряде мест лишения свободы, осо бенно в тех, где неофициальным лидером является вор в законе, имеется запрет на использование мата. Сам вор в законе объясня ет это тем, что «порядочный арестант не имеет права оскорблять самого святого человека - .мать» (ё... твою ,мать\). На самом де
54
ле употребление нецензурных слов номинально ставит оппонента, того, кого называют инвективной лексемой, на низшую ступень криминальной лестницы, например, послать оппонента на х... - это значит номинально превратить его в парию уголовного мира - пассивного гомосексуалиста (на арго - опущенного, петуха, греб ня, пивня, кочета, кречета и т.п.). Юрист Л. Гаврилов считает, что подобные оскорбления не оставляют без ответа, так как они несут «слишком большую социальную нагрузку» [Гаврилов 1992]. Оппонент обязательно вынужден ответить на данное оскорбле ние: либо ударить, либо оскорбить ещё сильнее. Отсюда - воз можные бунты в местах лишения свободы, нарушение правил внутреннего распорядка ИУ и даже убийство. Для вора в законе, который является неофициальным лидером ИУ, это нарушение воровских правил, за что с него могут потребовать объяснений на сходке профессиональных преступников, к тому же у него суще ствует договорённость с начальником ИУ (за определённые льго ты и послабления) о порядке. Любопытно, что эвфемизмом для нецензурной лексемы х.м является слово хер, активно употреб лявшееся в речи уголовников в 30-40-е гг. XX в. Табуированным является слово б...ь, употреблённое в адрес представителя воров ской среды. В начале XX в. данной лексемой называли предателя преступников, продажного подлого человека., кроме того, б...ь - это проститутка, что также является страшным оскорблением, так как продажная женщина ниже всяческих критериев. «В уголовном мире, - по мнению В.И. Жельвиса, - «б...ь!» или даже какоенибудь другое слово женское рода типа <.<швабра\», обращённое к мужчине, - смертельное оскорбление, так как содержит намёк на то, что оппонент - презираемый пассивный гомосексуалист» [Жельвис 2004]. Использование лексемы п...а в уголовной среде также является уподоблением женщине [Росси 1991]. Аналогич ным оскорблением в преступном мире считается общенародное слово проститутка. «По отношению к женщине и мужчине очень сильное ругательство. Оскорбление хуже любого мата - «ух ты, проституткаЬу [Снегов 1990]. Лексемами проститутка, кур ва называются также и предатели преступников.
6. Названия ряда сексуальных отклонений или слов, созвуч ных с ними. Слово спасибо созвучно со словом соси - намёк на
55
оральный секс. (На «спасибо» нередко отвечают; «Чтоб тебя ско сило (и не выпрямило)». Обычно отвечают «благодарю» [Сидоров 1992]. Возможно, это отражение древних верований русичей. См. выдержку из сказания: «... коли кто сотворит тебе какое ни на есть добро, то ты не говори ему спасибо! - это слово неприятно Господу Богу; а говори завсегда: «спасёт тебя Господь Бог!» Ильбо просто: «благодарствую!» А слова спасибо избегай, касатушка: неприятно оно Господу Богу» [Азбелев 1992].
Чувствовать х.р в ж..е и мелочь в кармане - отповедь тому,
кто начинает говорить о «чувствах» или употребляет слово т увствуюуу. среди уголовников «чувствовать» не принято, чаще ис пользуют слово тую». [Сидоров 1992]. Возможно, это связано с ассоциациями в сфере половых извращений.
В местах лишения свободы не скажут я кончш работу, кончил вуз. Обязательно возразят: «Кончить можно с бабой, в бабу». Этот факт зафиксирован в художественной литературе: «Только надо говорить: заканчиваю, - верный своей интеллигентной при верженности к точным словам, поправил я. - А кончают либо с девушкой, либо клиента. Усёк?» [Монах 1999].
Исправительное учреждение уже предполагает решитель ность действий. Поэтому в них исключена просьба со следующей формулировкой: «А .можно я...?» Ответ: «Можно козу!» Вари ант; «Можно бабу!».
7. В криминальной среде не называют нормированными лек семами сотрудников правоохранительных органов и осуждённых, сотрудничающих с тюремной администрацией. Например, в во ровской речи отсутствует лексема милиционер - только цветной,
мент, мусор, .пегавый; сос, оперсос - «сотрудник оперативной части; милиционер». Страшным оскорблением в криминальной среде является лексема козёл —«осуждённый, сотрудничающий с тюремной администрацией; пассивный гомосексуалист». По мне нию юриста Ю.К. Алексндрова, «слово козёл и производные от него {козья морда, козлик, козлиный и даже —рогатый) табуиро ваны, и их запрещено использовать в повседневной речи. Напри мер, игра в домино, известная под таким названием на воле, в тюрьме называется «сто одно», сказать другому, что у него какаято вещь связана из козьей шерсти —значит оскорбить его» [Алек
56
сандров 2002]. Мы хотим уточнить утверждение исследователя о том, что в 30-50-е годы XX в. козлами в исправительно-трудовом лагере называли пассивных гомосексуалистов. По нашим наблю дениям, лексема козёл получила данное значение лишь в 50-х го дах XX в.
В речи уголовного мира наблюдается определённая связь между эвфемизмами, появившимися в результате табу в обще народном языке, и табу в арго. И те, и другие обладают пейора тивной окраской. Ср., например, в общенародном языке обозначения чёрта {немытик, окаяшка, анчутка беспятый) с
арготическими обозначениями милиционера {болван, гад, злыдень, зуботыка). Совсем как в начале XX века были табуиро ваны названия чинов полиции, суда и прокуратуры, например, лексемы прокурор и следователь: вместо них использовались сло ва прокурорша, следователыиа, т.е. обозначения мужчин сущест вительными женского рода [Ильин 1912]. Здесь не только на смешка или ирония, но и издевательство, так как женщина в пре ступном мире считается низшим существом. «Особенно тяжким оскорблением, из-за которого идут на ножи, считается, если кто скажет другому: «Что ты ко мне пристала!]» Свирский объясняет это тем, что для порядочного арестанта кажется оскорбительным обращением с ним «как с бабой», но если припомнить то, как пре зрительно относятся арестанты к тем несчастным, которые стра дают известным половым извращением, о чём говорилось раньше, то такая особая щепетильность к слову «пристала» будет особен но понятной» [Шрейтерфельдт 1903]. Очень сильным ругательст вом в конце 40-нач. 50-х гг. XX в. являлось слово сука - «пре ступник, изменивший ворам в законе». Изначально - это воры, воевавшие в годы Великой Отечественной войны, после которой хотели снова быть в воровском сообществе со всеми вытекающи ми отсюда привилегиями, но настоящие воры в законе их не при няли, отсюда - сучья война. Изменники воров в законе также на зываются пропаделами, прошлецами, бандитами, отошлыми.
8. Запреты, связанные с этикетом обращения, например, то варищ. «Тамбовский волк тебе товарищ (также - брянский волк)», - резкий ответ заключённого на неуместное обращение товарищ.
Эту форму использовали следователи и работники ГУЛАГа, при
57
меняя её по отношению к подследственным и осуждённым. «До последнего времени было запрещено осуждённым обращаться к работникам колоний и тюрем со словом товарищ, а также по имени и отчеству: в настоящее время последний запрет отменён» [Сидоров 1992]. Вместо этого заключённые обращались к работ никам исправительно-трудовых учреждений со словами гражда нин, и по-блатному - начачъник (начальничек), командир.
9. В ряде мест лишения свободы стараются не употреблять названия пернатых и собак, так как курица, наседка, клуха (клуша) - подсаженный в камеру секретный сотрудник (см. также уже ра нее упоминавшиеся лексемы петух, пивень, кочет, кречет, гре бень - пассивный гомосексуалист или человек, с которым совер шили насильственный половой акт); легавый, борзой - сыщик, барбос - городовой, щенок - молодой милиционер, сука легавая - милиционер-женщина, сука щенячья - инспектор ИДН, сука - женщина; общее название сотрудника правоохранительных орга нов.
10. Наложено табу и на лексему молоде'ц. «Молоде'ц - так в местах лишения хвалить нельзя. Молоде'ц в конюшне, а я - мо'лодец, когда хвалят, чаще говорят молоток или молодчик». Данное табу, по мнению А. Сидорова, «никак не объясняется» [Сидоров 1992]. Но мы попробуем разобраться. Древний арготизм мо'лодец имел, кроме основного значения, - молодой мужчина, часто с положительной коннотацией, ещё и арготическое —«раз бойник». Свидетельство тому - многочисленные древние разбой ничьи песни. В XIX в. мо'лодцем купцы называли приказчиков за их Бороватость и обманы. До сих пор употребляется в современ ной речи лексема моло'дчик - «опасный молодой человек, нередко хулиган или грабитель». Молодите люди на Руси для обогащения часто занимались грабежами, отсюда мо'лодец - разбойник. В сказках имеется выражение добрый мо'лодец , значит, как подска зывает логика, должен быть и злой мо'лодец. Однако данный фра зеологизм отсутствует и его заменяет собственно мо'лодец —раз бойник.
11. Арготическое выражение спросить с кого-либо - «потре бовать объяснений с кого-л. за какой-л. проступок и наказать», возможно, возникло из-за табу на слово наказание.
58
12. в воровской речи не употребляется слово дело, а вместо него - делишки. Обычно отвечают: Дела у прокурора, а у нас де лишки (хотя в старом арго дело - общее название преступления)
или «Дела в спецчасти, а у нас делишки'.».
Несомненно, табуирование является одним из факторов, способствующим появлению новых арготизмов. К примеру, в некоторых местах лишения свободы запрещено употреблять арго тизмы тесть, шестёрка, шестерёнка - «подхалим, прислужник ворам». (Автору известен случай, когда в колодах самодельных карт отсутствовали шестёрки. «У нас шестёрок в камере нет ни в картах, ни среди каторжан» - Запись 1990). Но такой разряд людей существует, и он нуждается в номинации. Поэтому для их обозначения используются лексемы есть, двенадцать на два,
двадцать четыре на четыре [Грачёв 1997].
Использование больщинства табуированных слов представ ляет опасность не только для профессионального преступника, но и для заключённого-новичка, и для законопослушного человека. Например, в местах лишения свободы новичку могут задать про вокационный вопрос: «Ты к какой масти относишься, к голубой или красной!» (То есть ты пассивный гомосексуалист или чело век, сотрудничающий с тюремной администрацией?). Любой из этих ответов будет способствовать определению новичка в низ шую категорию заключённых. С ним могут быть тут же соверше ны позорящие его действия.
Россия столкнулась сейчас с мощным влиянием субкультуры преступного мира. Очень большое количество блатных слов уже функционирует в общенародном русском языке. Это легко под тверждается российскими СМИ, в которых активно используется уголовная лексика.
Некоторые табуированные слова, перешедшие в общенарод ный язык, стали оскорбительными в законопослушной среде. Как свидетельствует исследователь Л.Е. Смирнова, в ульяновских школах дерутся из-за слов «лох», «отстой», «касьян» («касьянка»), «хилай», «гон», чучело [Смирнова 2002]. Газета «Комсомоль ская правда» от 19 мая 2006 г. (статья Д. Трунова «Учительница обозвала ученика и... пошла под суд») лишний раз подтвердила, насколько дети могут обижаться на слово тюремного происхож
59