Дугин Философия традиционализма

Философия традиционализма

дам, «бандитам с Востока», из глубин Азии, которые ее разрушили, поработив ее хранительниц. Бахофен прослеживает вездесущее присутствие элементов этой матриархальной цивилизации далее по всей Евразии, обнаруживая в ней протопласт ее культур. Это не только культ «великой матери», как считают сторонники «сезонной теории», утверждающие, что посезонный ритм сельскохозяйственного труда лежат в основе древнейших мифологий Евразии, но метафизическое почитание женского нача- ла, в онтологическом и антропологическом смысле «тайной матери».

Герман Вирт, продолжавший линию Бахофена, отождествил «культуру матерей» с изначальной гиперборейской сакральностью. Он разработал теорию «нордического матриархата». С его точки зрения именно женщина является органической носительницей древнего восприятия мира как Божьего Проявления, носительницей не просто Weltanschauung («мировоззрения»), но Gottesweltanschauung («Божьего-мира-воззрение»).

Женщина является таким образом носительницей промежуточных реальностей между высоким и низким, а значит — носительницей китайского дао, поскольку именно в дао сливаются все противоположности. В дао нет ни верха, ни низа, ни большого, ни малого, ни «сей- час», ни «потом», ни «до», ни «после». В дао есть все и всегда, точно так же, как в женских сакральных цивилизациях, в центре которых стояли внутренние врата sensorium, обращенного на себя, где «метафизические образы» были главным и основным содержанием внешнего и внутреннего опыта. Тогда не существовало ни восприятия внешнего мира как только внешнего, ни автономной рациональности как самостоятельной внутренней инстанции. Между мыслью и миром не было принципиальной разницы. Мысль и мир вибрировали в едином ритме. Холистское, целостное восприятие бытия было главным свойством цивилизации матерей.

Любопытно также, что Вирт большое внимание уделяет часто встречающемуся в мифологии образу – «очень высоких женщин». Это напоминает нам «шекину» кабба-

Тайная Мать

листов. Вирт дает этой фигуре материалистическое объяснение: древние люди Севера (гиперборейская раса) были все очень высокие, и женщины — одного роста с мужчинами (и одинакового ума). Это правило нарушилось тогда, когда северяне стали спускаться к Югу, уничтожать в столкновениях южан, более низкого роста (гондвани- ческая раса), и брать в жены их жен. Так постепенно низкорослые инородческие жены стали давать более низкое потомство, что особенно затрагивало самих женщин. Поэтому высокие женщины до сих пор остаются символами древней, палео-арктической, райской страны, когда женщины и мужчины были равны.

Но это нордическое равенство имеет мало общего с современным феминизмом, так как нынешний профани- ческий феминизм требует уравнять женщину во всех отношениях с тем продуктом дегенерации, что представляет собой современный мужчина. Такое уравнение еще хуже, чем если бы оставить все, как есть. Более того, стремление женщин уподобиться современному мужчине означает ее стремление к десакрализации, к равенству по низшей границе, а не по высшей. Нордический феминизм прямо противоположен феминизму профаническому, он направлен на восстановление в женщине ее изначального достоинства — такого достоинства, которое должно повлечь за собой и возрождение высшего мужского на- чала. В царстве матерей, в северном матриархате мужчи- на никогда не был в том положении слабого эксплуатируемого порабощенного пола, в каком прозябали тыся- челетиями патриархата женщины. Женщинам-правитель- ницам, женщинам-жрицам никогда не приходило в голову отчуждать и уничижать мужчин. Последние были полноценными соучастниками нордических мистерий, «белыми сыновьями», носителями северного завета.

Метафизика Ишрака и явление логосных миров у Сохраварди

Для того, чтобы глубже понять тему, обратимся к теории происхождения мира Сохраварди. Подробно этот

Философия традиционализма

предмет я разбирал в ранней книге «Пути Абсолюта»(7). В описанной мной картине были некоторые отличия от модели, предлагаемой Рене Геноном в его классических трудах(8). Недавно я обнаружил, что вместе с тем, теория, описанная в «Путях Абсолюта», имеет почти точный аналог у Сохраварди в трактатах «Книга Табличек» и «Символ веры философов»(9).

Согласно Сохраварди, первый этап появления космоса характеризуется возникновением первологоса — поарабски «калама», то есть «перо». Первологос возникает из абсолютной, трансцендентной реальности или абсолютной необходимости(10). Первологос, возникнув как первое проявление Божества, получил возможность рефлексии и саморефлексии, (т.е. выяснения того, откуда он взялся и что ему делать), резюмируемых в трех парадигмах, которые, бесконечно повторяясь на всех дальнейших уровнях космогенеза, образуют базовую матрицу реальности.

Первологос, появившись из трансцендентной инстанции (необходимости), начинает задумываться о ней, догадываясь, что если он появился, то это кому-то и для чего-то было надо. А раз так, то факт его наличия является необходимым. И, следовательно, существует некая необходимая инстанция, предшествовавшая ему. Из этого вытекает, рассуждал первологос, что сам он является не просто самим собой, но выражением запредельной миссии, трансцендентного порождающего импульса.

Эта первая рефлексия логоса именуется «рефлексией о необходимости».

Рефлексия о необходимости является плодотворной и, как только первологос «правильно» об этой необходимости мыслит, он порождает второй логос, который в свою очередь задумывается о своем происхождении, и мысля о высшей необходимости, порождает третий логос и так далее вплоть до десятого логоса.

Вторая рефлексия логоса: логос думает о самом себе. Он подумал о себе и понял, что он может быть. Необходимость (мысль о ней – первая рефлексия), это то, что предшествовало логосу и вызвало его к жизни. А сам по себе

Тайная Мать

он — возможность. Возможность предполагает возможность быть. Это вторая рефлексия логоса, рефлексия о возможном, то есть сознание самого себя, своего собственного логосного «я» как возможности.

В рефлексии о своей необходимости, логос обращается к высшему, иному, нежели он сам. Он думает об ином, о том, что породило его, вызвало к бытию. Мысль не об ином, но о самом себе – осознание собственной возможности. Когда логос осознает самого себя как возможность, он порождает душу мира.

Душа мира является живой возможностью. Это очень энергетическая, динамичная, силовая инстанция, которую индуизм называет шакти. Ее энергия заставляет мир вращаться и вибрировать. Мысль о необходимости статич- на, строга и суха, она ориентирована вертикально, трансцендентно. Мысль же логоса о самом себе порождает водоворот световых энергий, которые, искрясь, вращаются вокруг него, облаком ангелических орд, которые его сопровождают.

Вторая рефлексия логоса порождает вращающую душу – alma coeli.

Третья рефлексия логоса состоит в том, что его могло бы и не быть. Как миссия, задание и трансцендентный посыл логос необходим, но сам по себе он не необходим, поскольку необходимым может быть только одно — то, что его вызвало к жизни.

Это печальное, «теневое» размышление, пессимисти- ческая рефлексия логоса о самом себе, догадка о том, что его могло бы и не быть, создает первотелесность. Исламская метафизика называет эту реальность – «сферой зодиакальных башен». Это черная, абсолютно черная первоинстанция, не разделенная ничем, не украшенная ни звездами, ни планетами, которая является материальным воплощением печальной рефлексии логоса.

Логос думает о себе самом (а не о своей необходимой причине) двояко: оптимистично (он есть, потому что он может быть) и пессимистично (в принципе, как самотождества, его могло бы и не быть и, видимо, когда-то не станет). «Мое самобытие тщетно, оно – суета сует», —

Философия традиционализма

печалится первологос, и порождает ночь зодиакальных башен.

Второй логос поступает точно так же, и так вплоть до десятого.

Второй логос, помыслив о своей необходимости, причине миссии (т.е. о первом логосе) порождает третий логос. Помыслив о себе самом оптимистично, он порождает вторую душу, а пессимистично – второе тело, на сей раз это мир Зодиака или мир со звездами, звездные сидерические тела. Вторая душа вращает созвездия, это тонкая жизнь их ритма.

Третий логос производит третью душу, душу Сатурна и телесную сферу Сатурна. Далее идут души и сферы Юпитера, Марса, Солнца, Венеры, Меркурия и Луны.

Десятый логос достигает дна проявления. Бросив взгляд наверх и наблюдая высшую иерархию девяти логосов, он (в смятении) порождает на сей раз не одиннадцатый логос, а снопы световых лучей. Эти лучи, по Сохраварди, суть человеческие души. Это оптимистичная сторона рефлексии десятого логоса, следствия мысли о том, что его бытие возможно.

Мысль о том, что все не так замечательно, и что его могло бы и не быть, порождает сферу четырех элементов, то есть ту инстанцию, из которой состоит внешний для нас мир. Души молниеносно движутся, вращают субстанции элементов и также размышляют о десятом логосе, десятом «калама», как о своем предназначении, о своей необходимости, о своей миссии, своей причине.

Итак, все, что происходит на уровне первологоса, повторяется на уровне десятого логоса и ниже, на уровне человеческой души.

Все человечество представляет собой не что иное, как рассеянный в массах одиннадцатый логос, задача которого состоит в том, чтобы собраться воедино и начать процесс возврата. Когда нижняя граница удаления достигнута, начинается великое возвращение.

Когда ангелы человечества осознают, что пора собирать души вместе, оно начинает двигаться в обратном направлении.

Тайная Мать

Человеческая саморефлексия, движение человеческого разума имеет те же три типологические ориентации.

Человек может думать о том, кем он создан, какова его миссия, его причина, его цель? Это мысль о десятом логосе.

Думая о том, что он возможен, он радуется о душе, он изливает энергию, вращается потоками чувств, творит ткань своего экспансивного бытия.

Думая о своей конечности, тщете, суетности, душа че- ловека порождает тяжесть внешнего бытия, остывающую энтропийную ткань предметности. Мысль о смерти рождает смерть, потому что каждый из нас почти уже мертв.

Можно соотнести эти рефлексии логоса с философскими категориями. Первая рефлексия соответствует необходимости, вторая — возможности, третья – действительности.

«Тайная мать» в этом логосном ряду Сохраварди соответствует второй рефлексии.

Логос, оптимистически думающий о самом себе, порождает то, что называется «anima coeli» («небесная душа»).

Сфера возможного, промежуточной реальности между верхней необходимостью и низшей актуальностью, является приоритетной областью «тайной матери». Сам термин «душа» (в латыни – anima, в немецком — «die Seele») — женского рода. («Дух» — мужского, «душа» — женского, «тело» – среднего родов)(11).

Саморефлексия логоса как возможности (то есть возможности быть) потенциально предполагает, с одной стороны, необходимость быть, а с другой стороны, возможность не быть. Душа — это как раз та инстанция, которая сопрягает в себе три варианта: отождествление с высшим началом, динамическое круговращение, рассеяние в телесной пустыне. Телесная пустыня, остывающая, нечленораздельная бездна плоти сама ведет в регионы смерти— там вибрации души иссякают. То, что является абсолютно актуальным, конкретным, неспособным к метаморфозам, мертво. Труп – это наиболее актуальный и конкретный продукт жизни.

Пока человек живет, он разный. Он растет, изменяется, движется, скачет, кусается. Когда он умирает, он успо-

Философия традиционализма

каивается. И теряет свое потенциальное измерение. Его бытие как возможность исчерпано. Вся возможность переходит в актуальность, а возможность не быть реализуется как экстремальная, последняя из всех возможностей.

Очень важно, что в некотором эмпирическом смысле именно душа – anima coeli (aut humana) — является той инстанцией, которая выбирает перспективу своей траектории – либо к необходимости (вертикаль духа), либо к актуальности (телесность и смерть). Душа, таким образом, является «тайной матерью» выбора.

Те, кто сталкиваются с этой инстанцией души, уходят от актуального и растворяются в потенциальном. Существование в потенциальном — это первый и самый важный этап инициации, потому что, только перейдя из актуального в потенциальное, от телесности к динамическому пульсу возможности, можно не только предвидеть, предвосхитить необходимость, но и реализовать ее, двигаясь в противоположном от актуальности направлении. Первая «стоянка» на пути к логосу — это столкновение с «великой матерью», с субстанцией души, которая и есть обратная сторона sensorium.

Homo maximus

В книге «Метафизика Благой Вести»(12) я сделал одно очень важное, фундаментальное замечание. Мне кажется, оно проскользнуло мимо внимания читателей. Я иногда задумываюсь: кто же читает мои книги? Тиражи расходятся, а глаза людей не меняются. Это загадка. В моих книгах немало «заминированных» метафизических идей, которые, на первый взгляд, кажутся понятными, на второй — не очень понятными, а если вдуматься, то они совершенно революционны. Жить с ними крайне трудно… Лучше, конечно, их пропускать мимо внимания. Да, так лучше…

В этой книге я делаю следующее утверждение: в православной традиции в отличие от большинства других традиций существует довольно серьезное отступление в области инициатической антропологии. Суть его в следующем.—

Тайная Мать

В каждой традиции есть представление о «совершенном человеке». Есть обычный человек и есть «совершенный человек». «Совершенный человек» есть тот, кто полностью реализовал заложенный в нем метафизический потенциал.

Этот «совершенный человек» в исламской традиции называется «аль-инсан аль-кабир», т.е. дословно «большой человек», «великий человек». В иудаистической традиции он называется «адам кадмон», дословно, «древнейший человек».

В десятилогосной схеме Сохраварди «совершенный человек» есть «десятый логос», который является пределом духовного пути каждой человеческой души. У Сохраварди есть описание инициатической встречи с этой логосной иерархией. Посвященный приходит к тайным вратам. Это топос «тайной матери». Врата открываются и перед ним предстают десять старцев. Девять из них хранят молчание. Единственный, кто говорит, это десятый логос — отец рассеянных душ. Это и есть «совершенный че- ловек». Он же выведен в образе «пурпурного архангела»(13). Из его тайной субстанции соткан мир.

В одном из трактатов Сохраварди доказывает, что весь мир есть не что иное, как «шелест крыл архангела Гавриила»(14). Один странник услышал в суфийской харчевне, как какой-то богохульник осуждал веру мусульман в ангелов, и взялся доказать ему, что ангелы не только существуют, но весь мир есть не что иное, как «шелест крыл ангела Гавриила». В результате доказательство удается блестяще.

Столкновение с архангелом Гавриилом, с пурпурным архангелом — это столкновение с «говорящим логосом». Когда адепт – протагонист инициатической истории – спрашивает: «а что же другие логосы? Говорят ли они чтолибо? Заняты ли они богослужением или чем-то еще?», десятый логос отвечает: «нет, эти логосы абсолютно мол- чат». Они молчат. Но, наверное, молчат по-разному… Есть молчание девятого логоса, восьмого логоса, это разное молчание. Десятый логос обращается к адепту: «довольствуйся моими словами, я перевожу для тебя их молчание в слова, я рассказываю тебе, о чем молчит восьмой логос, о чем — четвертый, пятый…»

Философия традиционализма

Интерпретация иерархии «молчаний» проецируется в человека, и познание ее, отождествление маленькой че- ловеческой души с самим десятым логосом и есть процесс становления «совершенным человеком». В той степени, в какой человек перестает быть самим собой и отождествляется с пурпурным архангелом, он превращается из обычного «человека в совершенного».

«Максимальный феминизм»

В книге «Метафизика Благой Вести» я написал, что православная традиция является совершенно специфической, поскольку в ней архетипическим образом «совершенного человека» («великого человека») является женщина, дева, мать. Это Пресвятая владычица наша, Богородица.

Православие — единственная традиция, где говорится не о «совершенном мужчине»(15), но о «совершенной женщине». Если перевести арабский термин «великий че- ловек», «аль-инсан аль-кабир» на латынь, то мы получим «homo maximus»(16).

В отличие от homo maximus большинства инициати- ческих традиций, Православие утверждает иную концепцию – femina maxima, «великая женщина», «великая жена», дева, которая является архетипом «совершенного человека», реализовавшим всю метафизическую полноту человеческих возможностей.

Это очень принципиальный момент. Православие занимает особое место в среде религий авраамического происхождения. Более того, причислять Православие к разряду авраамических религий не совсем корректно(17). Отношение к женскому началу в Православии – весьма показательно. Если классический авраамизм (в иудаизме и в исламе) является безусловно патриархальной формой традиции, то Православие гораздо более тонко и неоднозначно. Хотя в католицизме мы имеем иудео-христи- анскую, и в целом патриархальную версию, (где в полной мере наследуется креационистско-авраамическая линия), Православие решает тему «совершенного человека» несколько иначе.

Тайная Мать

Сам термин «христианство», впрочем, довольно двусмыслен, как бы странно это ни показалось на первый взгляд. Если понимать под христианством Православие, то в таком случае католицизм будет чем-то другим. Если под христианством понимать западные версии – католицизм и протестантизм, то в таком случае Православие нельзя будет назвать христианством. Это совершенно разные вещи.

Как бы то ни было, в Православии архетипом «совершенного человека» является femina maxima, Пресвятая Дева, которая и является образцом, архетипом человека. Парадигмой человека в Православии является женщина, а не мужчина. Именно женщина является «совершенным человеком».

Отсюда мы можем перейти к следующей теме. Если «максимальный гуманизм»(18) мы связали с инициатической теорией homo maximus, то напрашивается формула «максимального феминизма», вытекающего из образа femina maxima.

«Максимальный феминизм» имеет так же мало общего с обычным, «минимальным» феминизмом, как герои- ческий «максимальный гуманизм» Эволы или Маркса — с «минимальным гуманизмом» правозащитников. Максимальный гуманизм – это стремление человека преодолеть пределы человека, расширить границы вплоть до самых далеких онтологических горизонтов. Это восприятие че- ловека как задания, императив реализации иного, нежели то, чем он является.

«Максимальный феминизм» может быть назван «сакральным феминизмом». И в таком случае, феноменология женской психологии, описанная в досье журнала «Elements», приобретает глубокое обоснование. Легко себе представить, как эта тема может развиваться в православном контексте.

Но эту разновидность инициатической антропологии мы встречаем не только в Православии. Нечто аналогич- ное наличествует и в индуизме, особенно в его тантрической версии, где высшей онтологической инстанцией счи- тается реальность божественной шакти, богини, великой

Философия традиционализма

матери. Обычная для индуистских эзотериков мантра высшей идентичности – «сохам», т.е. дословно «я есть он» или «тат твама си», «я есть то» (в безличном аспекте, «то» есть абсолют, «брахма») – в тантризме произносится иначе – «сахам», т.е. «я есть она», имеется в виду отождествление с богиней. И снова апелляции именно к женскому началу в тантризме не случайно – тантризм является специфической формой индуистского эзотеризма(19).

Если развивать тему «максимального феминизма» дальше, можно прийти к многим интересным выводам. Можно сказать, что в своем сакральном измерении человек является не столько мужчиной, сколько женщиной, поскольку там, где начинается топос «тайной матери», где происходит завязь метафизических образов, где пребывает страна, не имеющая места, Na-koja-abad, там вступает в свои права женское начало.

Ecce homo?

Можно ни с того ни с сего спросить себя: а что, собственно, мы понимаем под «человеком»? Ведь в этой лекции мы постоянно обращаемся к сакральной антропологии.

Я долго думал над этим определением… Что же такое человек в контексте Нового Университета? И я остановился на такой формуле, ни в коем случае не претендующей на окончательное решение человеческого вопроса. —

Человек – это неточное движение возможного.

У разных существ и предметов мира могут встречаться отдельные фрагменты этого определения. Есть неточ- ность, есть движение, есть возможность… Но всего вместе ни у кого, кроме человека, нет.

Никто кроме человека не сопряжен с уникальной субстанцией, ускользающей от прямого восприятия, от рассудочного разложения, от строгой фиксации, — субстанцией «тайной матери».

Человек есть носитель «тайной матери».

Логосы и их аналоги пропитывают, пронизывают весь мир, но концентрируются они – как нечто наиважнейшее,

Тайная Мать

влажное и интимное — в той матрице, которая выпрастывает из себя активное воображение, активное воображение человечества.

Эта инстанция имеет в себе некий эсхатологический и сотериологический аспект.

Напомню, что в Православии играет важную роль апокалиптический образ жены, одетой в солнце. Обычно женщина сопрягается с лунным началом. Солнечная женщина, жена, одетая в солнце, — это сияющее, неожиданное, триумфальное и эсхатологическое пришествие «тайной матери» в ее явном, кратофаническом аспекте. «Тайная мать» является «тайной», а значит, «скрытой», «ночной», «лунной». Но в определенной точке священной истории, когда процесс энтропийного рассеяния энергий бедных десяти логосов по миру достигает низшего предела, начинается великое собирание, великое восстановление… И уже в воздухе дуют ветры того, кого исламский эзотеризм называет «кайим», «воскреситель». В этот момент «тайная мать» перестает быть тайной. Ее сокрытость становится открытой, причем открытой таким образом, что таинственность, секретность ее бытия не размельчается, не рассеивается, но, напротив, максимально концентрируется.

Именно в этом состоит смысл алхимической поговорки – «темное еще более, чем темное». Темное, непонятное надо познавать через еще более темное и непонятное. «Тайная мать» не становится явной, даже когда она приходит в виде жены, одетой в солнце. Она утверждается как нечто неизбывно, неснимаемо тайное, не могущее открыть себя при всем желании. Ее откровение — это лишь новая триумфальная, наивысшая форма ее сокрытия.

Человек, особенно человек, поставленный в эсхатологические условия, помещенный в сферу апокалиптической реальности, является не просто «неточным движением возможного», но, «неточным движением тайной матери», ведь «возможное» и есть «тайная мать».

Почему «неточное»? Потому что, если бы это было точное движение, то оно было бы подвластно рациональной фиксации, измерению, т.е. превратилось бы в «категорию», реальность, выставленную на обозрение, на со-

Философия традиционализма

зерцание, на холм. С этой реальностью можно было бы обращаться как с данностью. Неточность же ускользает от хватки рассудка. Идеальным выражением «неточного движения возможного», как функции «нового человека» может быть не только женщина. Может быть, как раз женщине это не очень-то и пристало. Носителями «максимального феминизма» вполне могут быть и мужчины.

Позволю предположить, что это «неточное движение возможного» направлено в сторону необходимого, хотя траектория этого движения никогда не может быть определена со всей достоверностью – как никогда нельзя быть уверенным, где конкретно находится город Na-koja-abad, обитель молчаливых логосов…

03.04.2001

Примечания

(1)«Творческое воображение Ибн Араби».

(2)Rene Guenon «L’homme et son devenir selon Vedanta», Paris,1972 А.Дугин «Пути Абсолюта»в «Абсолютная Родина», М., 1998.

(3)Надо заметить, что именно концентрация, внутренняя ориентация существенно отличает структуру l’imaginal от структуры l’imaginaire («фантазии»), которое неконцентрированно и неориентированно.

(4)Евгений Всеволодович Головин в лекции «Пурпурная субстанция обмана» пролил свет на определенные свойства этого второго крыла. См. также Ш.Я.Сохраварди «Пурпурный Архангел» в книге «Конец Света»,

М, «Арктогея»,1997.

(5)Подробно об этом в предыдущих лекциях и в кн.: А.Дугин «Эволюция парадигмальных оснований науки», М., 2002.

(6)Красноречие как специфически женская добродетель запечатлена в арабском фольклоре в сказках «1001 ночи», которые рассказаны Шахерезадой. Вырождением этой добродетели является женская болтли-

вость.

(7)См. кн. А.Дугин «Абсолютная Родина», М., 1998 .

(8)R.Guenon «Le Regne de la Quantite et les Signes des Temps», Paris, 1995, «La

Grande Triade», Paris, 1995, «Les etats multiples de l’etre», Paris, 1984, «Le Symbolisme de la Croix», Paris, 1996, «L’Homme et son devenir selon le Vedanta», Paris, 1984.

(9) Sohravardi «L’archange empourpre», Paris, 1976.

Тайная Мать

(10)Именно в постулировании абсолютной необходимости как высшей метафизической инстанции, отличной от абсолютной возможности,

состоит основное несовпадение модели «Путей Абсолюта» с метафизической картиной, описанной Р. Геноном.

(11)Естественно, так обстоит дело не во всех языках. Греческое слово «pneuma», ивритское «ruah», «дух» — женского рода.

(12)А.Дугин «Абсолютная Родина», указ. соч.

(13)Sohravardi «L’archange empourpre», op.cit.

(14)Ibidem.

(15)О тождестве понятия «человек» и понятия «муж», «мужчина» см. лекцию «Пол и субъект».

(16)Сравни «максимальный гуманизм». «Максимальный гуманизм» есть философское понятие, описывающие те разновидности учения о че- ловеке, которые предполагают, что сущность «человеческого» заклю-

чается в персонификации внеиндивидуальных (подчас внечеловеческих) реальностей. «Максимальный гуманизм» может быть «вертикальным» — в таком случае, «человек» считается воплощением высших, сверхчеловеческих энергий, сущностей, а может быть и «горизонтальным» — тогда он рассматривается как продукт эволюции животных видов, результатом классовых отношений, этнических, расовых или национально-культурных программ. См. подробнее — «Русская Вещь», «Максимальный Гуманизм», М., 2001.

(17)См. «Метафизика Благой Вести», указ. соч.

(18)См. сноску (16).

(19)См. «Конец Света», М.,1997 «Имманентная революция тантры».

Приложения

Александр Дугин

Травматическая каббала Исаака Лурии

Поворотный пункт

Доктрина каббалиста XVI века Исаака Лурии имеет колоссальное значение для понимания сущности соотношения креационистского и манифестационистского моментов в истории религий. Это — поворотная точка показательнейшего внутреннего конфликта иудаистического сознания. Ранняя зогаристская Каббала игнорировала креационистскую направленность иудаистической ортодоксии, прямолинейно перетолковывая все, включая Талмуд и рационалиста Маймонида (!) в манифестационистском мифологическом ключе.

Споры между ортодоксами и каббалистами почти никогда не затрагивали главного, сбиваясь на частности. Но именно у Исаака Лурии мы встречаем впервые предельно болезненную, травматическую картину метафизики, где сталкиваются между собой две ранее сосуществовавшие без прямых пересечений параллельные плоскости иудейского сознания. Эта искривленная геометрия позже дойдет до взрывного состояния в саббатаистском движении. Но саббатизм не понятен без лурианской каббалы.

Хасидизм станет еще позже смягченной версией саббатаизма, своего рода относительным возвратом к долурианским временам, хотя отпечаток этой метафизической драмы уже никогда не сойдет с интеллектуального, мистического ядра иудейской души.

Цимцум

Лурия видит процесс творения таким образом. В основе процесса творения лежит не «экстасис», расширение Божества, его источение из Себя вовне, не эманация, но свертывание вглубь себя, «энтасис», «пневматическое сжатие».

Приложения

Откуда берется такой парадоксальный подход? Из необходимости соотнести между собой четко осознанные предпосылки метафизического креационизма и общекаббалистический акцент на эманации Божества, который пропитывает всю логику «Зохара» или более ранних про- то-зогарических текстов таких как «Сефер Йецира» или тексты рабби Ацриеля. Иными словами, имено Исаак Лурия и вслед за ним вся сафедская школа каббалы, смещается от раннезогаритского манифестационизма, повторяющего методологически «эллинскую», «манифестационистскую» интерпретацию иудаизма Филоном Александрийским, к каббалистическому дуализму гностического типа, окончательно развитому спустя столетие саббатаистами и в первую очередь Натаном из Газы.

Креационизм предполагает творение из ничто, как навечное сокрытие Божества, радикальный разрыв между тварью и Творцом, революционную (для всего древнего манифестационистского мира) весть о Абсолютно Трансцендентном, Абсолютно Ином, Ganz Andere.

В мифологических терминах Каббалы в результате получается лурианская доктрина «цимцум», учение о «сжатии Бога». Верно отмеченный Гершомом Шолемом парадокс: уникальная сущность иудаизма в демифологизации религиозного дискурса (мы бы добавили — в десакрализации мира), а иудейская (!) каббала основывает уникальность иудаизма, опираясь на мифологический метод, отрицание которого и есть характерная марка иудаистической теологии. Вот концептуальные предпосылки доктрины «цим-цум». Причина ее возникновения.

Креационистская специфика доктрины описывается манифестационистскими средствами. Ранняя— долурианская— Каббала игнорирует это противоречие. Саббатаистская Каббала доводит его до предела, до антиномизма. В уче- нии Исаака Лурии - мы имеем дело с поворотной стадией.

«Техиру» и «решиму»

«Сжатие Божества», «цимцум», порождает специфи- ческую зону - «техиру». Это дно реальности после отлива Абсолюта. Очень сложная концепция. Это мир, который

Философия традиционализма

уже не Бог. E нему относится и коррелятивная концепция «решиму»— т.е. «останки», то, что не ушло в отлив вместе с массой Божественных Вод. Это YH, отколовшееся от YHVH. YH осталось в пределах техиру, а VH удалилось.

Эта стадия метафизически очень важна. Именно здесь каббалистическое сознание пытается схватить ускользающую тайну креационистского метафизического подхода. Стягивание Сущего в центр прочь от Него Самого актуализирует парадоксальную реальность «оставленной периферии». Эта реальность по определению должна быть пустой, т.е. nihil, не Бог, но она не может остаться Абсолютно Пустой. Так как сжатие Божества не может проходить во времени, оно является парадоксальным событием в Вечности, и следовательно, на последствия «цимцум»-удаления накладывается вневременное «оставление чего-то». Это и есть «решиму», «останки», «вазы сефирот», «келим». Здесь происходит актуализация трех нижних миров— мир Брия (творение), мир Йецира (формообразование), мир Ассия (мир активации). Они пребывают в пространстве «тварности», т.е. в пространстве «техиру», «оставленной периферии». Их общее интегрирующее качество и есть такая «оставленность». Те регионы, куда стянулось Божество, именуются отныне Ацилут, четвертый мир Ближних.

Кто и зачем разбил вазы?

Далее, Лурия переходит к вторичной эманации из мира Ацилут на три мира техиру. Это приводит к «разбиванию ваз», «шаверит хакелим». Вторичная эманация это процесс обычного манифестационистского онтогенеза. С него и начинаются все описания космогонических процессов в традициях «эллинского» типа. Но в данном слу- чае, он проходит не беспроблемно , не как излияние Всего вовне себя без постулирования какой-то иной, альтерантивной этому Всему инстанции, а драматически, так как эта вторичная эманация обращена к особой реальности, постулированной первичным сжатием Божества, цим-цум. Конфликт между манифестационистским творением (вторичным) и креационистским творением (первичным) приводит к тому, что в мире поселяется великая

Приложения

трагедия, большое расссеяние. «Вазы сефир», т.е. остатки непроявленного Божества, «застрявшие» в техиру, лопаются, не выдерживая манифестированного из регионов Ацилут света, распадаются на части, и все вместе— фрагменты светового расширяющегося манифестационистского творения и фрагменты теневого сужающегося креационистского творения — рушатся в бездну, перемешиваются между собой.

«Световые искры» (капли «второго творения») смешиваются со «скорлупами» («клиппот», продуктами «первого творения») и «все находится отныне не там, где должно находиться».

Дальнейшее легко себе представить— так длится до тех пор, пока не придет машиах и не восстановит «Тикун», все, как оно должно быть.

Здесь важно понять диалектику соотношения «техиру» и «решиму». Интересно, что «решиму» в дальнейшем перетолкуются каббалистами, особенно саббатаистами, как «зло в Боге», как «патах», «ворота Севера», исток «левой стороны». Натан из Газы предложит даже такую версию, будто «решиму» суть та часть изначального Божества, которая воспротивилась «первому творению», «креации» и не стала сжиматься. Т.е. «решиму» есть останки трансцендентного в тварном имманентном. Здесь явно недодуманная мысль. Эта мысль настолько страшна, что ее и не стали додумывать.

Страшная мысль

Процесс классической для иудейства креации может актуализировать только чисто ничто, которое не может быть. Специфическое содержание трех миров Брия, Йетцира и Ассия заключено именно в том, что они - в разной степени – построены на ничто, а мир Ацилут не на ничто. Злом поэтому являются не останки («решиму»), но сам замысел цимцум, актуализовавший «техиру». «Решиму» есть лишь метафизическое следствие соотношения «техиру» с удалившимся в Себя, свернувшимся Божеством. Причем соотношение в виде разрыва, в виде акцентирования непроявленности, нетождества. То, что осталось там, откуда

Философия традиционализма

ушло Все, это совершенно не то, что было во Всем, когда Все не уходило.

«Техиру» без «решиму» было бы пустым и беспроблемным, в нем не было бы трех миров как актуальности, было бы ничто, которого не было бы, а Все, уйдя в Себя, не оставило бы за собой следов в качестве креации. Т.е. без «решиму» не было бы иудаистически (авраамически) понятого мира. В каком-то смысле в «решиму» воплотилось невозможность адеватного креационистски понятого (как создание техиру через цим-цум) творения. «Решиму» и есть иудаизм.

Вазы сефир созданы из отрицательного вещества. Ведь «решиму» есть остаточная трансцендентность Божества, оставшаяся на пустом месте «техиру». Это обратная, теневая сторона Божества, тогда как техиру есть проект - невозможный в чистом виде - существования вообще неБожества. «Решиму» есть тень Бога вне Бога. Корень появления мира скорлуп. Это рождение Дин, левой стороны.

Вопреки зогаристской каббале, где религиозно-расо- вый дуализм — иудеи-гои — решается довольно прямолинейно: иудеи суть эманации «правой стороны», т.е. того, что является Богом, а гои суть эманации «левой стороны», «ситре ахер», т.е. «дети Самаэля», фиктивные «скорлупы», нич- тожносущие демоны, химеры. Лурианская конструкция несравнимо более сложна и парадоксальна. В ней нащупывается тот момент, когда глубочайшее метафизическое созерцание подходит к критическому (для иудаистического сознания) порогу: начиная с некоторого уровня «кавана» (созерцания) проясняется травматический факт — в истоке мира скорлуп лежит не гойский принц Самаэль, прямоходящий змей, «первый, неудачный человек, преадамит» со сладострастной подругой Лилит, а именно правоверный иудей. Он и есть чистое зло, так как чистым злом является утверждение креации как первоакта.

Совершенно та же метафизическая логика двигала первыми христианами, и особенно гностиками, которые сверхдраматически воспринимали конфликтность метафизических предпосылок «иудейства» и «эллинства». Христианский антииудаизм (позже антисемитизм) берет на- чало именно в таких созерцательных безднах.

Приложения

Идея «второго творения», «эманации», разрушившей «вазы», у Лурии тоже приобретает двусмысленный характер. Для первых зогаритов эта эманация была вполне нормальной, и отсюда положительное к ней отношение в недуалистичной манифестационистской Каббале, направленной на «собирание искр среди скорлуп». Но Лурия под- черкивает драматизм ситуации— вазы «решиму», т.е. останки Трансцендентного именно как трансцендентного в никаком, разбились, не выдержав излияния в них Трансцендентного как имманентного, хотя предполагается, что в них плеснули это Трансцендентное как имманентное не для того, чтобы они разбивались. Здесь снова болезненное и сверхпоказательное для нас метафизическое расщепление сознания Исаака Лурии: вторая эманация зогаритами должна была бы восприниматься вполне нормально, как манифестация и только, и никаких «разбитых ваз», непрерывный ток по древу сефир, сообщение, каналы, слияния, рекомбинации и т.д. Но с точки зрения иудаизма как креационизма, эта вторая эманация — метафизический скандал, падение денницы, молния Самаэля, сброшенного с небес, это «нахаш», «проклятый змей». Он-то и разбивает сефиры, учреждает смешение и рассеяние. Эта эманация есть «гойская провокация», «взятие Иерусалима Веспасианом» и т.д. В дуалистической Каббале сафедской школы акценты еще не расставлены. Не могут быть расставлены. Всю конструкцию Исаака Лурии пропитывает лишь предощущение великой Беды.

АМИРА

Саббатаи Цеви и Натан из Газы ставят в этой метафизической истории последнюю точку. Обратите внимание: это радикально антисемитский выбор. Не просто зогаристское копирование манифестационистских (гойских) моделей применительно к своему этноконфессиональному контексту, но ясное понимание этической радикальной борьбы между креационизмом раввината (= «решиму» = «клиппот» = «разбитые вазы») и его преодолением в персоне АМИРАХ, «машиаха» Саббатаи Цеви, антиномиста, великого собирателя искр.