2.2 Дипломатические отношения с ссср

Начало отношениям Советской России и Китайской республики было положено в ходе визита китайской военно-дипломатической миссии под руководством генерала Чжан Сылиня, прибывшей в Москву 5 сентября 1920 г. - с целью "ведения переговоров от имени Правительства Китайской Республики" [7]. Хотя пребывание делегации было недолгим, а полномочия Чжан Сылиня не были четко обозначены, руководство Советской России попыталось воспользоваться приездом миссии для установления дружественных отношений с Пекином. 27 сентября 1920 г. Чжан Сылиню была вручена нота правительства РСФСР с изложением принципов, предлагаемых СНК и НКИД в основу будущего советско-китайского договора. Но буквально на следующий день пекинское правительство, находившееся под сильным влиянием западных держав, видимо, по их требованию отозвало миссию Чжан Сылиня [8]. Только в феврале 1921 г. китайская сторона дала ответ на российскую ноту от 27 сентября 1920 г. и согласилось начать непосредственные перговоры с правительством Российской Республики. В ответной ноте от 10 марта 1921 г. НКИД немедленно предложил приступить к переговорам в Пекине [19].

Китайское правительство с первых дней начало применять тактику затягивания переговоров. Постоянные проволочки, откладывания, прямые срывы договоренностей со стороны Пекина вообще характерны для советско-китайских переговоров как на этом, первоначальном, этапе, так и в дальнейшем.

Следующим шагом, предпринятым советским руководством для заключения договора с Пекином, было назначение А.А. Иоффе Чрезвычайным и Полномочным представителем РСФСР в Китае. А.А. Иоффе был уже известен как крупный дипломат: член делегации в Бресте, посол в Берлине, он заключил договоры с Эстонией, Латвией и Литвой в 1920 г., был участником мирных переговоров с Польшей в 1921 г. и членом российской делегации в Генуе.

Обычно в советской исторической литературе принято говорить о советско-китайском соглашении 1924 г. как об одном документе. Однако надо иметь в виду, что 31 мая 1924 г. уполномоченным правительства СССР Л.М. Караханом и министром иностранных дел Гу Вэйцзюнем (Веллингтоном Ку) был подписан целый ряд документов: два соглашения и семь деклараций.

Важнейший из этих документов - "Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между Союзом Советских Социалистических Республик и Китайской республикой" - состоял из 15 статей. Многие из положений СоглашеНия тогда же получили развитие в специальных декларациях, а наиболее сложные вопросы советско-китайских отношений предполагалось рассмотреть на специальной конференции, которую намечалось созвать не позднее следующего месяца.

Оба правительства договорились о немедленном восстановлении нормальных дипломатических и консульских отношений. Статья III Соглашения содержала согласие обоих правительств аннулировать на предстоящей конференции "все конвенции, договоры, соглашения, протоколы, контракты и т. д., заключенные между правительством Китая и царским правительством". Статьей IV Советский Союз подтверждал прежние заявления: "в соответствии с его политикой и с декларациями 1919 и 1920 гг. объявляет не имеющим силы все договоры, затрагивающие права и интересы Китая, заключенные царским правительством с третьей стороной" [1]. Китайское правительство в специальной декларации по этому вопросу аннулировало все договоры и соглашения с царским правительством или с третьей стороной [2].

Советское правительство отказалось от прав экстерриториальности и консульской юрисдикции, специальных прав и привилегий концессий, приобретенных царским правительством в Китае. Китайская сторона, в свою очередь, обязалась не передавать этих специальных прав и привилегий третьей державе или какой-либо иной организации [3]. Специальной декларацией было установлено, что граждане СССР будут всецело подчиняться китайской юрисдикции, а правовые аспекты положения советских граждан должны были быть урегулированы на предстоящей конференции [4]. В Соглашении был официально закреплен отказ СССР от русской доли боксерской контрибуции (ст. XI) и объявлено о направлении этих денег "исключительно и полностью на создание фонда улучшения просвещения китайского народа" [5].

Москва и Пекин договорились о взаимной передаче друг другу всего движимого и недвижимого имущества, принадлежавшего царскому правительству и Китаю [6], об урегулировании на предстоящей конференции вопросов национальных границ (ст. VII), судоходства (ст. VIII), торгового договора и таможенного тарифа (ст. XIII). Китайское правительство признало право собственности СССР в отношении сооружений и земельных участков Русской православной миссии, находящихся в Пекине и Поташу, и обязалось принять меры к передаче их советской стороне [7].

Советская сторона на переговорах и при подписании соглашений пошла на ряд явных уступок Пекину: признание суверенитета Китая во Внешней Монголии и вывод советских войск с ее территории (несмотря на соседство враждебных вооруженных белых формирований), отказ от прав экстерриториальности и консульской юрисдикции (в какой-то степени поощрив этим произвол китайских властей в отношении советских граждан во второй половине 1920-х гг.); отказ от всех договоров и соглашений царского правительства, не дожидаясь намеченной статьей II Соглашения конференции и т. д. Недаром после подписания этих документов одна из газет Северного Китая отмечала, что "китайско-советское соглашение превосходит по своим выгодам самые смелые мечты Китая" [8]. Во многом эти уступки объяснялись провозглашенными сразу после Октябрьской революции общими принципами внешней политики СССР и заинтересованностью в дружественных отношениях с Китайской Республикой. Однако не менее важной причиной явилось желание советского руководства максимально выгодным образом решить вопрос о КВЖД, который занимал на переговорах и в принятых документах центральное место.

Несмотря на провозглашенный принцип отказа от царских договоров и концессий, советское правительство не собиралось терять такой лакомый кусок как КВЖД. Вопросу КВЖД были посвящены статья IX Соглашения [9] и специальное советско-китайское "Соглашение о временном управлении Китайско-Восточной железной дорогой" (31 мая 1924 г.) [10].

Прежде всего обе стороны заявили, что КВЖД является чисто коммерческим предприятием. Все вопросы, за исключением деловых операций, затрагивающие права центрального правительства и местных властей Китайской республики (гражданское управление, полиция, военная администрация, суд и т. д.), находятся в ведении местной администрации. В этом - коренное различие с принципами 1896 г.

Далее советская сторона обязалась взять на себя ответственность за все претензии держателей акций и облигаций и кредиторов КВЖД, возникшие до февральской революции 1917 г.. Правительство СССР согласилось на выкуп китайской стороной КВЖД и всего принадлежащего дороге имущества, с тем, чтобы условия выкупа и порядок передачи были обговорены на предстоящей конференции (ст. IX, п.2.3). Показателен пункт 5-й статьи IX: об определении будущего КВЖД только Советским Союзом и Китайской Республикой - без участия третьей стороны или сторон [11]. Таким образом, была поставлена правовая преграда всем могущим возникнуть попыткам очередной "интернационализации" дороги. Однако СССР позже сам нарушил это положение: переуступив в 1935 г. - без всякого согласования с Китаем - свои права на КВЖД правительству Маньчжу-диго, т. е. Японии.

Стороны договорились подписать Соглашение по КВЖД - до решения вопроса о выкупе дороги китайской стороной (ст. IX, п.6), которое состояло из 11 статей и регламентировало административную сторону деятельности дороги: функции Правления и Управления КВЖД, назначение служащих и т. д.

Согласно статье I Соглашения по КВЖД председателем Правления мог быть только китайский подданный, а управляющим (на самом деле концентрирующим всю власть на дороге) - гражданин СССР. Назначение служащих должно было производиться на основе равного представительства граждан СССР и Китая. Статья IX Соглашения по КВЖД объявляла действующим устав Общества КВЖД от 4 декабря 1896 г., но не более, чем на 6 месяцев - пока Правление не пересмотрит данный устав в соответствии с настоящим Соглашением [12].

На переговорах и в документах не могли быть обойдены такие острые вопросы, как правовое положение многочисленных бывших российских граждан в Маньчжурии. Особенно волновала советское правительство проблема отступивших в ОРВП белогвардейских военных формирований. Статья VI Соглашения гласила, что "правительства обеих Договаривающихся сторон взаимно ручаются не допускать в пределах своих территорий... существования или деятельности каких-либо организаций или групп, задачей которых является борьба при посредстве насильственных действий против правительств какой-либо из Договаривающихся сторон" [13]. Эта статья была направлена исключительно против белоэмигрантов, поскольку трудно представить себе существование в 1924 г. в Советском Союзе какой-либо китайской организации, ведшей борьбу против пекинского или советского правительства. Таким образом советская сторона рассчитывала иметь правовые основания для требований к китайской стороне о прекращении деятельности белоэмигрантских политических и военных организаций в Маньчжурии.

В развитие этого положения в ноте Веллингтона Ку Л.М. Карахану от 31мая 1924 г. пекинское правительство брало на себя инициативу "в видах интересов мирных отношений между Китайской Республикой и Союзом ССР, прекратить службу тех бывших подданных Российской империи, ныне состоящих в китайской армии и полиции, которые персонально и по своим действиям составляют угрозу безопасности СССР" [14]. Более того, министр иностранных дел Китая попросил у Карахана список таких лиц. Забегая вперед, необходимо подчеркнуть, что эти заявления китайской стороны так и остались на бумаге.

Советское правительство понимало, что КВЖД не сможет функционировать должным образом, если безусловно будет выполняться статья V о временном управлении КВЖД - о равном представительстве граждан СССР и Китайской Республики на дороге, так как это будет означать изгнание большинства профессиональных кадров дороги, бывших российских граждан. Поэтому Карахан и Веллингтон Ку подписали еще одну декларацию, в которой заявлялось о том, что "настоящие служащие русской национальности" не должны увольняться в отставку только для соблюдения данного принципа [15]. Однако на деле русские служащие были поставлены перед выбором: чтобы сохранить место на дороге, они должны были принять либо советское, либо китайское гражданство.

Таковы важнейшие положения и общие принципы советско-китайских отношений, определенные документами 31 мая 1924 г. В советской литературе было принято называть эти соглашения первым равноправным договором в истории Китая [16]. И это, бесспорно, так. Более того, договор был безусловно выгоден Китайской Республике. Недаром за него поспешили высказаться буквально все видные деятели страны независимо от политической ориентации. В некоторых китайских периодических изданиях день 31 мая назывался "днем национального возрождения Китая" в противоположность "дню национального позора" (7 мая 1915 г. - дню принятия "21 требования" Японии[17]). Восстановление нормальных дипломатических отношений позволяло регулировать основные политические и экономические вопросы, превращало КВЖД в выгодную хозяйственную структуру, способствовало значительному оживлению экономики Северной Маньчжурии. В развитие соглашений 31 мая советское правительство выступило с инициативой установить дипломатические отношения на уровне посольств [18], что способствовало повышению международного авторитета Китая. Полномочный представитель СССР Л.М. Карахан по протоколу становился в таком случае главой дипломатического корпуса в Пекине - дуайеном. Предложение было встречено в дипкорпусе в Пекине с явным неудовольствием, поскольку Советский Союз в случае согласия Пекина становился первым государством, признавшим Китай в качестве державы высокого ранга. Западные страны возражали и против старшинства советского посла в дипкорпусе. После ожесточенных столкновений по этому вопросу заинтересованных сторон китайское правительство известило Карахана 14 июля 1924 г. о согласии принять в Пекине на взаимной основе посла СССР [19].

Значение соглашений было велико и для СССР. Прежде всего, как отмечал сам Карахан, "ныне Советский Союз становится твердой ногой на Дальнем Востоке, занимая одну из важнейших позиций, которые империалистические державы пытались отнять у него" [20]. Весьма важным было экономическое и военно-стратегическое значение КВЖД, подписание же соглашений ликвидировало возможность ее захвата западными государствами и Японией под видом очередной "интернационализации". Соглашение 31 мая 1924 г. - большой успех советской дипломатии. Меньше, чем полтора года назад кончилась гражданская война. Всего 17 месяцев прошло со дня создания Советского Союза, перед которым стояли сложнейшие внешнеполитические проблемы, внутриполитические и экономические задачи. Сильнейшее противодействие западных держав и Японии, нежелание самих пекинских властей идти на решение проблемы КВЖД - все это ставило возможность достижения советско-китайского соглашения под угрозу. Тем не менее, советская дипломатия, еще даже не накопившая большого международного опыта, смогла заключить с Китайской Республикой договор, отвечающий интересам страны.

Опубликование соглашений и деклараций 31 мая 1924 г. в печати вызвало большой международный резонанс. Зарубежные представители в Пекине и Русско-Азиатский банк заявили протесты МИД Китая по поводу соглашения по КВЖД без предварительного обсуждения с ними вопроса о дороге [21]. Более того, управляющий банком Рендр с представителем французского правительства собирался в Москву для урегулирования ситуации, так как в случае полного соблюдения соглашений 1924 г. Русско-Азиатский банк вынужден был бы ликвидироваться [22]. Французский генеральный консул в Ханькоу заявил, что, несмотря на заключение соглашений, никаких изменений в судьбе бывших русских концессий в Ханькоу без согласия французского правительства быть не может [23].

Самым бесцеремонным образом действовало американское правительство, пугая Пекин "серьезными последствиями" заключенных с СССР соглашений. Недаром Л.М. Карахан в интервью корреспонденту РОСТа сообщил, что "главным условием успеха было сохранение переговоров китайской стороной в "строжайшей тайне", а проходившие параллельно советско-японские переговоры усыпили зоркое внимание дипломатов" [24].

Неоднократные протесты заявляло и правительство Японии, считавшее советско-китайское соглашение о КВЖД прямым нарушением решений Вашингтонской конференции. Японский кабинет направил через своего посланника в Китае ряд нот советскому правительству, в которых указывал "на совершенно самоочевидную сторону вопроса" - "права и интересы Японии и ее подданных в отношении КВЖД не будут ни в коей мере затронуты соглашением" [25]. Однако советское правительство строго придерживалось принципа: "ни одна иностранная держава или ее гражданин не имеют никаких прав или интересов в отношении Китайско-Восточной железной дороги" [26].

Эти шумные протесты и угрозы не произвели впечатления ни на советское, ни на китайское правительства. Китайское министерство иностранных дел заявило, что КВЖД "принадлежит исключительно России и Китаю" и никто не имеет никакого права вмешиваться в русско-китайские отношения по вопросу о КВЖД [27].

Подписание советско-китайских документов не могло не оказать влияния на международную ситуацию на Дальнем Востоке. Наиболее активно отреагировала на заключение соглашения по КВЖД Япония.

Советско-китайские документы 1924 г. непосредственно касались будущего многочисленной русской колонии в Маньчжурии, в большинстве своем существовавшей за счет дороги и подсобных предприятий. Изучение эмигрантской прессы ОРВП за весну-лето 1924 г. показывает, что русское население, за исключением активных врагов советской власти, спокойно отнеслось к заключенным в Пекине соглашениям. Так, торгово-промышленные круги проявили или полное безразличие, никаких изменений в хозяйственной и торговой жизни полосы отчуждения не ожидая, или воодушевление - надеясь на бурный подъем торговли в связи с прибытием большого числа новых советских служащих с семьями. Правые круги харбинского общества видели в признании "Советов", по аналогии с признанием СССР Англией, лишь принятие советским правительством на себя царских долгов и восстановление права собственности [29]. Кстати, в Пекине после 31 мая началась усиленная спекуляция царскими и керенскими бумажными деньгами [30], хотя, естественно, надежды белоэмигрантов на признание этих денег советским правительством были совершенно беспочвенны. Больше всего соглашение 1924 г. о КВЖД встревожило железнодорожных служащих, особенно необходимость выбора гражданства. Но и они не особо переживали. Очень образно передала их настроения Л. Кравченко: "Можно же вернуться, если что - Дорога работает, связывает, словно последний кровеносный сосуд, с Россией, несет живой ток крови и пульсирует. Можно еще что-то думать и выбирать..." [31]

Враждебно встретили Соглашение эмигранты из "непримиримых". В Шанхае 30 вооруженных офицеров из отряда генерала Ф. Глебова захватили здание бывшего русского консульства, заявив, что никогда не допустят передачу здания советскому правительству [32]. Архиепископ Иннокентий обратился с воззванием к китайскому правительству и всем иностранным представительствам по поводу перехода зданий и имущества православной духовной миссии советскому правительству. Он утверждал, что российское государство никогда не имело никакого отношения к имуществу духовной миссии в Пекине и других местах Китая, и поэтому советское правительство также не имеет права претендовать на него [33]. Но протесты архиепископа никто не принял во внимание.

В целом же, вопреки утверждениям советской прессы о панике и унынии в Харбине и на линии, реакция большинства российского населения ОРВП была спокойной. А популярная харбинская газета "Заря" с излишним и не оправдавшимся оптимизмом вообще утверждала, что "все останется по-старому" [34].

В "перестроечной литературе" много говорилось о помощи со стороны СССР коммунистическим движениям и партиям в зарубежных странах за счет и в ущерб интересам собственного народа. Изучение проблемы КВЖД в истории советско-китайских отношений начала 1920-х гг. показывает, что это не совсем верно. Несмотря на начавшуюся серьезную помощь КПК (военными советниками и кадрами, вооружением, деньгами и т. п.) [14] все же на первом месте оставались интересы государственные и национальные, давние российские геополитические традиции, в том числе и нежелание выпускать из рук такой важный инструмент проведения политики на Дальнем Востоке как КВЖД.