Лекции-История и методология языкознания

ЛЕКЦИЯ 14. НОВОЕ В МЕТОДОЛОГИИ КОМПАРАТИВНЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

ПЛАН:

1. Семантика в компаративных исследованиях

2. От семантики языка к семантике культуры

3. Причины языковых изменений и проблема диахронических универсалий

4. Проблема языковой эволюции

1

С наибольшими трудностями применение классической сравнительно-исторической методики сталкивается в исследованиях по семантике, главным образом – лексической семантике. Определенный парадокс заключается в том, что с их помощью изучаются преимущественно изменения в области фонетики, орфографии, морфологии, синтаксиса и мало затрагиваются вопросы изменения семантики, самой подвижной и изменчивой стороны языка. План содержания языка исторически наиболее изменчив, поскольку в нем отражаются и фиксируются многочисленные и разнообразные изменения, происходящие с течением времени в окружающей действительности и в нашем мышлении. Именно поэтому исследование семантики языка с помощью исторического метода имеет не только лингвистическую, но и национальную, культурную и социальную ценность.

Это можно объяснить общей стратегией науки о языке – изучать в языке все те изменения, которые закрепляются в его формах. И только в последнее время стали обращать внимание на завуалированные формы языка, часто незаметно изменяющиеся под влиянием семантических процессов. Т.е. сравнительно-историческая методика перешла от фонетики и морфологии к семантике.

Чем больше расстояние во времени, тем, как правило, заметнее сдвиги в форме или значении наблюдаемого языкового явления. Кроме того, чем ниже в иерархической структуре языка находятся его единицы, тем в меньшей степени они изменяются. Изменения, происходящие в области фонетики, практически не замечаются на протяжении жизни носителей языка одного поколения. Грамматические изменения, в частности морфологические или синтаксические, более очевидны, но и они не настолько велики, чтобы затруднять процесс общения между разными людьми. И только изменения в области лексики и значений языковых единиц происходят на глазах людей одного поколения: появляются и исчезают одни слова, значения других слов претерпевают существенные изменения. Особенно отчетливо эти изменения прослеживаются по данным исторических и этимологических словарей, по текстам, написанным в разное время.

Значения таких единиц языка, как словосочетания и предложения, изменяются в зависимости от социальных условий жизни людей и от достижений науки и техники. Заметные изменения языка, и в частности его плана содержания, чаще всего происходят в бурные времена: в годы военной, политической или экономической активности государства, в годы культурного подъема, а также в периоды широкого и многостороннего сотрудничества с другими странами. Как правило, у народов, живущих замкнутой и неактивной жизнью, отмечается гораздо меньше языковых изменений на протяжении длительного времени, чем у народов, ведущих активный образ жизни

Исследуя лексику языка с помощью исторического метода, можно судить об укладе жизни того или иного народа. Если в определенную эпоху в данном языке широко и разнообразно представлена сельскохозяйственная терминология и гораздо в меньшей степени, ремесленная или военная, значит, главной сферой хозяйственной жизни данного народа в то время было сельское хозяйство. Проникновение в определенный язык массовых заимствований из других языков свидетельствует об активном контактировании народа с соседними народами (например, в эпоху Петра I в русском языке отмечается масса заимствований морских терминов из голландского языка, военных – из немецкого и др.).

Использование исторического метода в семасиологии может основываться на фактическом материале и на теоретических предпосылках, с помощью которых, например, устанавливается характер семантических изменений и производится отбор фактического материала для исследования. В области лексической семантики применением исторического метода определяется внутренняя форма слов и выражений, в многозначном слове выделяются основное, вспомогательное и переносное значения. Одна из целей исторического метода – отличить исконные слова от заимствованных и установить время, причину заимствований и их роль для развития данного языка. С синхронической точки зрения для многих слов это сделать довольно трудно, а часто и невозможно, тогда как при историческом подходе генетическая связь между родственными словами, а также источник заимствований чужих слов и выражений становятся очевидными и аргументированными. Одним из важных критериев древности слова служит частота его использования в языке: чем чаще слово, тем оно древнее.

С помощью исторического метода осуществляется периодизация развития национальных языков: в основу периодизации могут быть положены как внешние, так и внутренние факторы, а также их сочетание.

Чем глубже удается проникнуть в историю языка, тем больше обнаруживается сходства в значениях языковых единиц родственных языков, тем больше единства в плане их содержания. Применение исторического метода помогает определить пути развития плана содержания языка, вскрыть связь между нынешним его состоянием и прошлым, объяснить и прогнозировать семантические процессы в языке, способствует установлению форм связи плана содержания, плана выражения и окружающей действительности.

2

Новое в компаративных методах можно назвать лишь относительно. Имеется в виду, что принципиально новых методов, конечно, нет. Просто можно говорить о расширении задач и вовлечение в круг исследования новых сфер, а также об изменении (инновации) в самом общеметодологическом подходе к языковым данным. В частности, это связано с уже упоминавшейся изменившейся парадигмой лингвистического знания в сторону антропологического подхода; новые методы есть по сути новые подходы с помощью старых методов, и касается это прежде всего междисциплинарных интегративных исследований в области лингвокультурологии, этнолингвистики и общей семиотики.

А. Сранвительное изучение семантики языка культуры, т.е. применение сравнительно-истоического метода к исследованиям семантики, а точнее – пути от семантики к концептуальному содержанию, вызвало в жизни метод семасиологических универсалий (лингвокультурологических универсалий, концептуализированных областей пространства, по Ю.С. Степанову и пр.). Основу подобного исследования заложил Э.Бенвенист в своем знаменитом “Словаре индоевропейских социальных терминов”, где на материале большого количества языков реконструирует именно социокультурную семантику основных понятий через сближения и расхождения однокоренных слов и установление устойчивых ассоциативных связей, подтверждающихся примерами из разных языков (типология). Tempus ‘время’ связано с templum ‘храм’  огороженное пространство  время=пространство и пр. Именно этот метод в то же время использовал В.И. Абаев (не называя) в работе «Язык как идеология и язык как техника», исследуя восточнославянскую связку – труд/страдание/болезнь= раб/робить/работа. В.В. Колесов в книге «Мир человека в Древней Руси» исследует целые семантические поля в их эволюции по тематическим группам НАРОД, ЖИЛЬЕ, ЧЕЛОВЕК и пр. – в древнерусском языке: причем учитываются парадигматические схождения и расхождения и синтагматические модели на внеязыковой, концептуальной основе.

Понятие семасиологической универсалии можно проиллюстрировать примерами из книги М.М. Маковского «У истоков человеческого языка». Ученый отвергает традиционный путь, при котором игнорируется возможность установления семасиологических универсалий, без знания которых все рассуждения о переходе одних значений в другие как бы повисают в воздухе. Наряду с формальным подходом к лексическим явлениям наблюдается также и определенная односторонность их освещения. Совершенно не обращается внимания на характеристику языка как феномена культуры, как определенного «видения мира» носителями тех или иных языков в ту или иную эпоху существования последних. Основываясь на известных мифопоэтических образах, автор делает попытку установления целого ряда семасиологических универсалий. Это дает возможность соотнести между собой слова и значения, ранее считавшиеся несопоставимыми. Связь определенных значений в свою очередь открывает возможность наглядно показать непосредственное отражение в языке обычаев и верований людей на наиболее ранних этапах существования человеческого общества.

Это семасиологический путь – от знака к концепту. Устанавливаются слова с близкими по звуковому облику корнями в разных индоевропейских языках (с учетом распространителей и закономерных звуковых соответствий), чья близость семантически не обязательна, но может быть оправдана культурными и мифологическими сближениями. Связь – деривационная. Потом установленная эмпирически связка проверяется существованием параллельных связок, но от другого корня (синонимичного по семантики указанному). Системные отношения – синонимия + омнонимия/полисемия (не разграничены). И выводится, наконец, общая универсалия, а набор универсалий реконструирует фрагмент картины мира, концептуализации мира древнего индоевропейца и праславянина. Возьмем сему быть‘.

1) и.-е. *es- быть соотносится с и.-е. *as-гореть < подниматься вверх (об огне) < гнуть(ся). К тому же корню относятся: и.-е. *esus хороший, *еr- земля, *еr- резать, также подбрасывать вверх (лат. oriri подниматься), *аr- быть подходящим > обычай, закон, право; дело, работа; считать, число; искусство; способ, *ues- жить, проживать, но также гнуть; 2) pyc. быть соотносится с и.-е. *bheu-, *bhou-, *bhu-, *b(ё)и-, *bh(e)u- гнуться, выгибаться < *bhau- бить, толкать, ср. др.-инд. *bhи- земля, мир, греч. φΰω рождаю, φύομαι становлюсь, расту, гот. bаиап жить, обитать. Значение «бить, резать» может переходить в значения «говорить» и «блестеть», в связи с чем к тому же корню следует отнести и.-е. *bha- говорить (арм. ban слово, греч. (φημί откровение, лат. fari говорить, др.-сев. bоп мольба, молитва, др.-инд. bhanati говорит, тох.А ра-, pac' – просить милостыню, др.-инд. bhisakti лечить, bhisaj- врач, рус. Баять, басня – ср.рус. ВЕЩЬ/ВЕЩАТЬ от др.корня) и и.-е. *bha- блестеть.

Семасиологическая универсалия: Значение «быть, существовать» может соотноситься со значениями «гнуться, выгибаться» > «выдаваться вперед» > «стремиться ввысь» > «спасать, помогать; процветать; питаться; жить».

Б. Обратный путь установления лингвокультурологических универсалий – от концепта к знаку (по Шмелеву – ономасиологический). Этот путь связан с применением семиотических структуральных методов к анализу вторичных моделирующих систем. Текст при этом понимается расширительно – как любой артефакт (социальное установления, религия, обряд и др.). Метод связан с работй Московско-тартусской семиотической школой (Труды по знаковым системам) – с именами Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского.

В славяноведении его применили В.В. Иванов и В.Н. Топоров в работах «Славянские языковые моделирующие системы» (1963), «К реконструкции праславянского текста», «Исследования в области славянских древностей» (1972). Основа этого метода – язык моделирует мир, модель мира реализуется в текстах, социальных институтах, памятниках материальной культуры; с концептуальной точки зрения это – разные формы одного и того же.

Это – своего рода структурно-типологические семиотические универсалии языка культуры.

Формулируется универсальный набор концептов в форме бинарных оппозиций (СЧАСТЬЕ/НЕСЧАСТЬЕ – ЖИЗНЬ/САМЕРТЬ – ЧЕТ/НЕЧЕТ – ПРАВЫЙ/ЛЕВЫЙ, ВЕРХ/НИЗ, – НЕБО/ЗЕМЛЯ – МОРЕ/СУША – ЗАПАД/ВОСТОК(ЮГ/СЕВЕР – ДЕНЬ/НОЧЬ – ВЕСНА/ЗИМА – СОЛНЦЕ/ЛУНА – ОГОНЬ/ВЛАГА – СВЕТ/ТЬМА – СТАРШИЙ/МЛАДШИЙ – ДОМ/ЛЕС – МУЖСКОЙ/ЖЕНСКИЙ – СТАРШИЙ/МЛАДШИЙ – СВОЙ/ЧУЖОЙ – БЛИЗКИЙ/ДАЛЕКИЙ – САКРАЛЬНЫЙ/МИРСКОЙ – ЧЕРНЫЙ/БЕЛЫЙ). Причем речь идет о противопоставленности именно СМЫСЛОВ, вербализованных на разных уровнях языка и разными типами языков. В этом плане первичными являются сами пракорни, потом тексты фольклора, религиозные отправления, объекты материальной культуры. Имеется в виду, что не только слово ЗАПАД, но и западная ориентация домов и вещей в доме, пространственное положение игроков в игре или членов обряда, обычай спать головой на зпад // не спать – все это явления одного плана.

Потом рассматриваются разного рода парадигматические сближения/расхождения между разными универсалиями, их устойчивые соотношения по ареалам (авторы исследуют восточнославянский и балтийско-славянский ареалы). Например, САЧСТЬЕ//НЕСЧАСТЬЕ связано с БЕЛЫЙ//ЧЕРНЫЙ, ПРАВЫЙ//ЛЕВЫЙ, ВЕРХ//НИЗ, ДОМ//ЛЕС, СВОЙ//ЧУЖОЙ и т.п. СМЕРТЬ//ЖИЗНЬ – БЛИЗКИЙ//ДАЛЕКИЙ, ДОМ//ЛЕС, ВЕРХ//НИЗ, ВОДА//ЗЕМЛЯ и пр. Такова парадигматика языка культуры ,его лексикон/тезаурус.

Далее выделяются уровни картины мира в текстах культуры (синтагматика, реализация языка культуры).

Древняя славянская система может быть описана иерархически, т. е. расчленена по уровням. В основу выделения уровней кладутся различные признаки: степень абстрагированности функций или элементов уровней, характер связи с коллективом или его частями, степень индивидуализированности воплощений элементов данного уровня, особенности временных характеристик элементов уровней, связь с определенными жанрами текстов, степень актуальности для человека (в некоторых случаях приходится считаться с данными о иерархии частей модели мира с точки зрении коллектива, пользующегося этой системой).

Уровень I характеризуется наиболее обобщенным типом представленных в нем функций: в о е н н о и (ср. Перуна как бога дружины у восточных славян, богов типа Свентовита, Сва-рожича—Радгоста, Яровита в приморской группе балтийских славян), хозяйственной (см. выше о древнем значении слова бог особенно в связи с интерпретацией древней функции Дажьбога и Стрибога, а также Белеса как скотьего бога), п р и р о д н о и (ср. группу атмосферных богов у восточных славян и богов, снизанных с идеей плодородия у балтийских славян, типа Яровита, Лрове и т. д.), юридической (в аспекте верховенства, ср. роль Перуна в восточнославянском пантеоне и Свентовита у балтийских славян, а также в более узком — правовом, ср. идею божьего суда и представление о правде как дарованного богом), предвещательной (выбор стратегии коллектива на будущее, ср. особенно функцию гадания у основных богов балтийских славян). По характеру связи с коллективом уровень I отличается наибольшей официальностью (при образовании государства элементы этого уровня прежде всего используются для формирования пантеона, а до образования государства эти элементы образуют локальные официальные культы), обязательной связью с коллективом в целом и отражением ого структуры (в частности, различных функций и сфер его деятельности) в структуре уровня I. Элементы уровня 1 обязательно характеризуются функционированием в качестве личностей, снабженных индивидуальным именем. Элементы этого уровня существуют в панхронии и, строго говоря, не связаны со временем. Молитвенно-ритуальные тексты, в которых могли встречаться имена элементов уровня I, утрачены и могут быть только реконструированы на основании переосмысленных их обломков типа заклинаний. Уровень I образуют элементы, актуальные для человека и коллектива. Есть основания думать, что элементы уровня I занимали высшее место в иерархии уровней модели мира и с точки зрения древних славян (ср. преимущественную борьбу именно с элементами этого уровня сразу же после принятия христианства); его образовывали боги как таковые (ср. использование элемента бог в именах персонажей уровня I.

Уровень II в отличие от уровня I характеризуется большей специализированностью отдельных функций и соответственно элементов этого уровня, которые в ряде случаев допускают толкование их как элементов плана выражения по отношению к рассмотренным выше противопоставлениям, являющимся для этих элементов планом содержания; ср. в общеславянском воплощения на этом уровне таких противопоставлений, как ж и з н ь— смерть (ср. зап.-слав. Ziva — общеслав. Могепа, Мога, Мага, ср. др.-польск. Nya), весна — зима (ср. вост.-слав. Ярило, соответствующего зап.-слав. Яровиту), дом — лес (ср. вос/г.-слав. Див и его соответствия у других славян), п р е д к и — потомки (ср. вост.-слав. Род, Чур). Можно думать, что элементы уровня II-RS в отличие от элементов уровня I-RS связаны не со всем коллективом в целом, а преимущественно с отдельными замкнутыми микроколлективами (например, Род и Чур) или же с определенными хозяйственными циклами в жизни коллектива (например, Ярила). Этим объясняется отсутствие элементов этого уровня в официальном пантеоне и в древнейших списках богов.

Элементы уровня III связаны с наибольшей абстрагированностью функций, позволяющей в ряде случаев рассматривать эти элементы как названия членов соответствующих противопоставлений (ср.: Доля, СреНа, Лихо, Правда, Кривда и т. д.) или соответствующих специализированных функций в коллективе (ср.: Суд). Актуальность элементов уровня III создает предпосылки для оформления категориального пространства, определяющего не только религиозную систему, но и набор этических ценностей, и программу осознанного поведения человека. Именно поэтому наличие уровня III, где выступают абстрактные понятия, особенно много может дать для характеристики праславянской духовной культуры, а также для типологического сравнения с такими индоевропейскими системами, как древнеиндийская или древнеиталийская.

Уровень IV представлен такими подклассами мифологических или мифологизированных исторических героев, как: a) собственно мифологические существа чудесной природы (Змей Огненный, Соловей-Разбойник, Идолище и др.); b) генеалогические герои (Кий, Щек, Хорив,Чех, Лях,Крок и т. д.); c) волшебные былинные герои, отчасти сохраняющие чудесную природу (Святогор, Вольга, отчасти Добрыня, Садко и др.); d) исторические герои, данные в мифологизированном облике (киевские и новгородские богатыри, Владимир-Красное Солнышко Основополагающим признаком для элементов этого уровня (как, впрочем, и следующего за ним) является их появление в текстах определенного жанра, в данном случае — эпического (прежде всего произведения героического эпоса, а также исторические сочинения типа летописей, хроник, легенд). Все эти тексты, а следовательно, и элементы уровня IV-RS принадлежат к историческому времени, а иногда находятся на пересечении его с мифологическим временем (генеалогические герои).

Уровень V представлен несколькими различными группами элементов, объединяемыми, в частности, принадлежностью к сказочным текстам или же к поверьям, коротким рассказам, связанным с представлениями о нечистой силе, о чудесном (в особенности в его проявлениях в обыденной жизни). К этим группам относятся: а) основные сказочные персонажи: Баба-Яга, Кощей (ср.: Чудо-Юдо и т. д.); ь) персонажи, являющиеся первыми в соответствующих подклассах (ср.: Лесной Царь, Морской Царь, Водяной Царь и т. д.); с) элементы, образующие подклассы, воплощающие различные функциональные разновидности нечисти или духов, положительно настроенных по отношению к человеку: лешие, водяные, русалки, домовые, дворовые, злыдни; ср. соотношение Лесного Царя и леших, Водяного Царя и водяных, с одной стороны, и Рода и рожениц, Суда, или Усуда, и суде-ниц, Морены и мор, мар, Мокоши (Пятницы) и кикимор (пятниц) и т. д., с другой; к этой же группе тяготеют образы инородцев, иноверцев («не своих»), обобщенным воплощением которых на уровне IV-RS(a) могут быть персонажи типа Идолища, Змея Тугарина и т. д.; d) мифологизированные представители животного царства: прежде всего медведь, а также тур, утка, сорока-ворона, сокол, пчелы, заяц, мышь, щука, лиса и др.; е) волшебные предметы: живая и мертвая вода, очаг, огонь, конская голова, талисманы, различные предметы, упоминаемые в приметах и т. д. Элементы этих уровней весьма актуальны именно для человека или в повседневной жизни [особенно группа с), отчасти d)], или в сказке [группа а) и е) в первую очередь|. В зависимости от вида текста, в котором появляются элементы уровня V-RS, они относятся к сказочному времени (Баба-Яга, Кощей и т. д.) или же к времени рассказчика, особенно элементы групп с), d), е). Элементы этого уровня в основном обладают функцией моделирования злого или доброго по отношению к человеку начала в связи с разными частями окружающего пространства (лес, поле, двор, дом и т. д.).

На основании соображений типологического характера, относящихся прежде всего к системам шаманского типа, а также на основании реконструкции жреческих или колдовских функций человека, его способности к оборотничеству и к установлению связи с элементами высших уровней, наконец, на основании вероятного наличия у праславян представлений о душе, которая может существовать и отдельно от человека, можно предполагать существование уровня VI, элементом которого является человек в его сакральных ритуальных функциях.

Элементы разных уровней размещаются в особом пространстве, образуемом системой мира (ср.: небо, земля, подземное царство, мировое дерево, соединяющее их, а также отдельные области типа вырия, заморского царства, тридевятого царства или ри-туализованные части земного пространства: дом, двор, лес, дорога, перепутье и т. д.), и в особом времени. Таким образом, все эти уровни в целом определяют картину мира, его происхождения, пространственного и временного развертывания его, а также оценки отдельных его частей или событий, происходящих в нем, с точки зрения человека или человеческого коллектива.

В качестве вывода постулируется типологическое сходство указанных семиотических структур славянских картин мира с другими – речь идет о самом наборе универсалий, которые, разумеется, получают разные значения в разных этносах (указанные бинарные оппозиции обнаруживают и у гвинейских, и у индейских племен структурные антропологи). Эти оппозиции есть своего рода универсальный «язык культуры», готовый трафарет, которым пользовался человек при моделировании мира.

3

Историческая (диахроническая) лингвистика ставит перед собой задачу по возможности пол­но описать развитие языка. Однако для этого мало знать, что и как изменяется в языке. Сле­дует разгадать ещё, почему и зачем это проис­ходит. Многие изменения, происходящие в язы­ке, вызываются принципом экономии речевых усилий. Этот принцип Евгений Дмитриевич По­ливанов выразительно назвал «принципом лени». Человек инстинктивно заботится о том, чтобы экономить усилия. «Например, — писал Поливанов, — в процессе письма от руки пишу­щие, естественно... упрощают начертания от­дельных букв, сокращают число черт, а в связи с этим и число мускульных движений руки, нуж­ных для данных словонаписаний, но всё это де­лается лишь в позволительных пределах, т. е. постольку, поскольку почерк остаётся всё-та­ки читаемым. То же самое и с устной речью...»

Ограничитель лени один — понятность. Ведь язык во всех своих проявлениях должен преж­де всего обеспечивать общение между людь­ми. Человек, старательно выговаривающий все звуки в слове здравствуйте, напрасно тратит время и речевые усилия. Функция этого слова формальна. Ддя его понимания вполне доста­точно произнести здрас(с)ти! или даже зсс!

Примеров влияния «принципа лени» на язык очень много. Так, с точки зрения артикуляции произносить картавый язычковый звук [r] про­ще, чем [r] переднеязычный. В истории фран­цузского языка картавый (грассирующий) [r] появился в XVII в. Первоначально он был свойст­вен лишь Парижу, а потом распространился в севернофранцузских городах. Во многих языках в силу того же упрощения артикуляции взрыв­ной звук [g] превратился в требующий меньших усилий фрикативный [], который иногда ещё больше ослабляется и превращается в приды­хание [h]. Праславянский язык знал только взрыв­ной [g], однако затем в некоторых славянских языках (в том числе и в южновеликорусских го­ворах) он перешёл в [], а в белорусском, напри­мер, представлен звук [h]. Замещение [g] звуком [y] произошло и в истории греческого языка, в голландском языке на месте общегерманского [g] мы тоже находим [].

Благодаря тому же «принципу лени» в язы­ках сокращается число неправильных глаголов: ведь гораздо легче спрягать все глаголы по еди­ному образцу, чем запоминать исключения. Как память о прошлом остаются «осколки» прежне­го состояния, занявшие уже новое место в из­менившейся системе языка.

Однако язык — это система, все элементы которой в той или иной степени связаны между собой, поэтому утрата одного элемента обяза­тельно приводит к появлению нового, который должен компенсировать потерю. Например, на месте исчезнувших падежных форм развива­ются специальные конструкции с предлогами (как это произошло во многих индоевропей­ских языках). Так, во французском языке ста­рые падежные значения передаются при помо­щи системы служебных слов, а также порядком слов в предложении.

Вместе с потребностью в экономии усилий в языках существует и противоположная потреб­ность в достаточном количестве различитель­ных элементов. Так, древние индоевропейские гласные звуки [е] и [о] в древнеиндийском и иранских языках превратились в [а]. Это сильно упростило систему гласных, но одновременно сузило её различительные возможности. Поэто­му позже в древнеиндийском появились новые гласные [е] и [о], образовавшиеся из дифтонгов.

Так, в силу фонетических причин в украин­ском языке должны были совпасть бити и быти. Но этого не произошло: неопределённая форма глагола быть образована в этом языке от основы буд-у — бути.

Сдвиги в языке происходят постоянно — язык не может быть «законсервирован». Вместе с тем языку присуща устойчивость, он сопротив­ляется изменениям, стремясь сегодня сохранить своё вчерашнее состояние. Слишком быстрые и внезапные сдвиги гибельны для языка: ведь тог­да люди разных поколений перестанут пони­мать друг друга. Поэтому язык, который за ты­сячелетия может измениться настолько, что древние тексты уже непонятны без перевода, всё-таки остаётся тем же самым языком, кото­рый никогда не прерывался.

Все языки изменяются, «дрейфуют», по образ­ному выражению американского лингвиста Эд­варда Сепира (1884—1939). Вопрос состоит в том, есть ли в развитии языков нечто всеоб­щее (универсальное)? Теория диахронических (исторических) универсалий стала активно формироваться с 70-х гг. XX в., хотя, конечно, лингвисты и раньше задумывались над тем, что есть общего в истории разных языков.

Многие явления, общие для современных языков, становятся яснее, если к ним подойти как к результату исторических изменений. Ведь почти любое явление в языке возникает в силу того или иного исторического процесса. Напри­мер, языковая метафора — это результат сдви­га в значении слова, который из разового, еди­ничного случая превратился в элемент системы языка. Анализируя развитие различных языков, лингвисты заметили, что часто оно идёт в одном направлении. Например, значение 'тяжёлый по весу’ почти во всех языках приобрело новое зна­чение 'трудный'; 'горький по вкусу' — 'скорб­ный'; 'сладкий по вкусу' — 'приятный'; 'пустой', 'полый' — 'бессодержательный'; 'большой по размеру' — 'важный'. Обнаружено и множество других диахронических универсалий, не только лексических. Общая причина дви­жения языка — необходимость совершенство­вать механизм общения между людьми. При этом в первую очередь изменяются явления, наиболее важные для коммуникации.