КУЛЬТУРА ВЛАСТИ РОССИЙСКОЙ ЭЛИТЫ: ИСКУШЕНИЕ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМОМ?

А.И. Соловьев полис 1999 №2

Падение в сентябре прошлого года последнего по времени режима "радикал-демократов" не только обозначило начало подготовки к будущим парламентским и президентским выборам (заодно, вероятно, к новому пере­распределению собственности), но и заметно повысило возможности легаль­ным способом изменить базовые характеристики господствующего строя, подтвердив тем самым неприемлемость многих законодательно закрепленных порядков. Данная фаза политического процесса стимулировала довольно сильную волну симпатий (по крайней мере, внешневыраженных) к правовым механизмам регулирования властных взаимоотношений. Все — в том числе и представители сил, накрепко связавших свой имидж с экстремистскими спо­собами завоевания политического пространства, — разом заговорили о необ­ходимости конституционной реформы, принятии новых законов, поправок, внесении законодательных инициатив. Наряду с разумными предложениями (в частности, о более рациональном перераспределении полномочий между ветвями власти или ограничении политического произвола Думы, монополи­зировавшей законодательный процесс) среди политиков и в средствах массо­вой информации оживленно обсуждаются чисто конъюнктурные замыслы, которые в напряженной общественной атмосфере превращаются в требова­ния реставрировать "республику Советов" на месте нынешней президентской республики.

Однако за валом лестных высказываний в адрес правовых механизмов властвования скрываются не только претензии участников политического рынка на перераспределение полномочий и внезапное прозрение по поводу противоестественного сосуществования федеральной Конституции демокра­тического типа со "Степным уложением", шариатом и другими соперничаю­щими с ней региональными законодательными системами, но также, видимо, и идейные причины. Поэтому крайне важно понять, не стоят ли за этими проявлениями конституционалистских устремлений более существенные для российской политии сдвиги, свидетельствующие, например, о принципиаль­ном отказе верхов от чрезвычайщины, надзаконных способов в борьбе за власть и вообще об изменении настроений политического класса в пользу более рационального и, стало быть, умиротворяющего общество способа правления. Может быть, исподволь уже назрел перелом в культурных ориен-тациях элиты, этом важнейшем факторе эволюции мира политики, неслыш­но, но уверенно определяющем перспективы развития общества и государст­ва? Эти вопросы я и попытаюсь рассмотреть ниже.

Ценности и установки в профессиональной деятельности политико-административной элиты

Жизнь показывает, что никакие внешние обстоятельства или статусное положение не способны так устойчиво влиять на принимаемые властями предержащими государственные решения, как их смыслозначимые представ­ления о пределах допустимого в политике, их убеждения и ценности, нарабо­танные годами стандарты и приемы управления, привычная манера исполне-

СОЛОВЬЕВ Александр Иванович, доктор политических наук, профессор кафедры политической социологии Института государственного управления и социальных исследований МГУ им. М.ВЛо-моносова.

ния служебных обязанностей, доминирующие в политико-административной среде нормы межличностных отношений. Все перечисленное (и многое дру­гое) традиционно относится к элементам культуры власти и управления. Именно эти, казалось бы, малоочевидные приоритеты и стандарты повсе­дневной деятельности правящей элиты (под воздействием которых одни и те же идеологии или институты власти нередко дают абсолютно разные полити­ческие результаты) создают своего рода кристаллическую решетку стиля управления обществом и государством, выступая подлинным движителем общественных преобразований.

Несмотря на то, что правящая элита — небольшая и довольно нетипичная часть населения (поскольку эти люди в основном бывают выходцами из об­разованных слоев и обладают особыми личными достоинствами, зачастую обусловленными родом их профессиональной деятельности), ее политико-культурные свойства являют собой настоящий космос субъективности. В нем представлена широчайшая гамма ценностей, норм, стереотипов, предрассуд­ков и традиций, связанных с отправлением власти. Причем политическая культура (в широком смысле) нынешней правящей элиты включает в себя и современные способы государственного управления (определенные, к приме­ру, противоречиями становления политического рынка), и традиции совет­ского периода, и опыт более ранних этапов российской истории, когда даже высшие слои были не властителями общества, а лишь "холопами ивашками" царствующей особы.

Среди этого множества взглядов существует крут предпочтений, состав­ляющий некое внутреннее ядро, к которому сводится вся совокупность смыс-лозначимых ценностей и установок. Понятно, что главным среди этих аттрак-танторов*, т.е. наиважнейших внутренних принципов, стягивающих и цемен­тирующих систему мировоззренческих и ролевых представлений политико-административной элиты, является тот "дьяволический инстинкт" (М.Баку­нин), который превосходит по силе воздействия все иные ориентиры ее про­фессиональной работы и нередко — поведения. Это власть. Ведь можно слу­чайно разбогатеть, но править государством и людьми только вынужденно — почти невероятное дело. Потому для homo politicus стремление к власти есть и смысл жизни, и иссушающая страсть, которая преобразует все его желания и помыслы, а в целом становится духовным центром бытия и политического по­ведения абсолютного большинства представителей элитарных кругов.

Чисто теоретически фокусирование культурных ориентации на ценности власти может и не привести к каким-либо девиациям в управленческом тру­де полити ко-административной элиты. Однако в жизни почти повсеместно приходится сталкиваться с тем, что опосредованная влечением к власти программатика деятельности правящих слоев — по крайней мере, в россий­ском политическом пространстве — если не разрушает, то существеннейшим образом ограничивает их профессиональную и психологическую сопричаст­ность общесоциальным потребностям и настроениям. Хуже того, в силу куль­турного раскола нашего общества объяснительные схемы властвования, при­сущие отечественным руководителям (и народным представителям тоже), как правило, усиливают обособление верхов по иерархии и отчуждение их группо­вых интересов. Так что к России вполне можно отнести справедливое замеча­ние Р.Будона о том, что если "элита располагает излишком ресурсов", то она "склонна растрачивать его на потребление, а не на инвестирование" (1), — ес­тественно, не в государственных, но в собственных интересах. Причем сего­дня эгоизм правящей элиты дополнительно подпитывается образовавшейся в стране духовной атмосферой, которая пронизана агрессивным стремлением экономически опаздывающих групп любыми способами добиться материаль­ного благосостояния. Понятно, что в таких обстоятельствах популистская ри­торика властей и откровенное манипулирование общественным мнением обесценивают даже скромное по нынешним временам идейное содержание

* Понятие из словаря синергетиков.

государственно-административного регулирования, поощряя дезинтеграци-онные социальные процессы и снижая возможности согласованного с обще­ством применения механизмов власти.

Однако рассогласование (если не сказать — противостояние) элитарных и массовых интересов представляет собой хоть и важное, но все же лишь внешнее следствие особой нацеленности верхов только на власть. По боль­шому счету эта ориентация способна существенно видоизменяться, напри­мер, в условиях кризиса или же при смене механизмов рекрутирования и контроля за деятельностью элитарных групп. Более же значительным — внутренним — последствием такой духовной ориентации является уже фак­тически сложившееся отношение политико-элитарных слоев (оставим в сто­роне экономическую элиту) к основным социальным регуляторам — полити­ке, праву, морали и т.д., — как к частичным и в принципе несамодостаточ­ным средствам завоевания, удержания и использования своих доминирующих позиций. Иными словами, право в сознании большинства представителей по­литико-административной элиты вне связи с механизмами укрепления их вла­стного положения не только лишается своего ценностного значения, но и во­обще утрачивает какую-либо социальную предметность и определенность, — и в профессиональном труде в государственной сфере, и в частной жизни.

Мало того. При таком подходе (в рамках нынешней российской элитар­ной культуры) правовые ценности нивелируются еще и в силу их нерасчле-ненного восприятия вместе с могущественным регулятором властных отноше­ний — политикой. С практической точки зрения это вполне объяснимо: в зрелых демократиях преобладают конвенциональные формы властвования, при которых политические средства регулирования легализованы, а значит, и формы отображения такого рода механизмов по сути сливаются. Другими словами, поскольку в поле власти оправданы только легальные, опосредо­ванные законом практики, то и политика воспринимается как иноформа правового регулирования государством социальных отношений. Примени­тельно же к российским власть имущим, действующим в абсолютно иных общественно-политических условиях, следует говорить об устойчивом иска­жении их культурно-ценностной оптики, "не замечающей" относительной самостоятельности права как особого способа регулирования властных отно­шений, который обладает собственной нормативной системой, критериями оценки проблем и конфликтогенных факторов, а также своими подходами к определению целей и средств их достижения в государственной сфере. При­чины этой контаминации правовых и политических ориентиров — абсолютно иные, чем у западных политиков и управленцев. И главная из них состоит в том, что культура власти отечественной элиты исторически сориентирована на постоянное и приоритетное использование именно политических регуля­торов властных отношений, независимо от их легализованное™ и опосредо-ванности законом. Поэтому право в российской политии традиционно вос­принимается управителями как сугубо формальный и малосущественный-фактор ограничения и регулирования их деловых возможностей.