statsenko_a_s_emotsional_no_otsenochnaya_leksika

индивидами как не норма, причем в отрицательном значении: плохо быть глупым, нельзя быть глупым — в отличие от наличия этой же характеристики у детей и животных. Так, выражение «глупый ребе-

нок» или «глупый котенок» («зайчонок», «птичка» и так далее) скорее воспринимается как норма: ребенку, животному, птице положено, свойственно быть глупее остальных членов сообщества, взрослых людей. Именно поэтому сочетание «silly old» (woman) — «глупая старая» (женщина) подчеркивает наличие анормальности, поскольку старый взрослый человек не может/не должен быть глупым. Заметим, что прилагательное «silly» не было переведено на русский язык, а компенсировалось при помощи дополнительных значений, которые приобрело сочетание «старая ведьма».

Английское ругательное существительное «bitch» в русском переводе звучит как «ведьма», что в некотором роде сглаживает оригинальное оскорбительное высказывание, лишая его вульгарности. Тем не менее, восприятие носителями русского языка существительного «ведьма» в качестве ругательного, отрицательного явления достигнуто. В данном случае линейное взаимодействие в ПЯ эмоционально окрашенного слова «ведьма» и нейтрального прилагательного «старый» влечет за собой эмоциональную ассимиляцию — распространение эмоциональной окраски на стоящее рядом нейтральное слово. При этом именно прилагательное «старая» в совокупности с существительным «ведьма» — «злая волшебница, злая женщина» [107, с. 71] воспринимается как опытная, принёсшая много бед и несчастий за долгую жизнь, а, следовательно, плохая женщина. В обоих языках прилагательное «старый» — «old» само по себе не имеет эмоциональной окраски, но может приобретать ее контекстуально или путем ассимиляции: ср.: «старое дерево» — «old tree», «старый хрыч» — «old gink».

Таким образом, в ИЯ и ПЯ эмоционально-оценочная лексика в полной мере реализуют иллокутивную функцию: именно она напрямую реализует интенцию — оскорбление, при этом в реализации типа интенции принимают участие все компоненты — эмоциональные слова, даже при наличии окказиональной эмоциональной коннотации, которую они способны получать в определенных языковых условиях.

Во втором примере все знаменательные слова и в английском, и в русском языках имеют эмоциональную окраску, за исключением прилагательного «old» — «старый», которое все же приобретает ее

— 51 —

контекстуально за счет синтагматических отношений с существительным в переносном значении «cow» – «корова».

В данном случае интересен тот факт, что внутри высказывания наблюдается корреляция двух интенций — приказа и оскорбления, поскольку первая часть высказывания направлена на достижение состояния тишины посредством прекращения говорения собеседника, а вторая часть явно имеет целью оскорбить говорящего. В этом случае оскорбительная направленность фразы — результат эмоционального отношения автора высказывания к теме разговора, неприятной и раздражающей его. Перенос отрицательных эмоций с темы на собеседника, попытка его оскорбить производится с той же целью — прекращение разговора.

Таким образом, в этом высказывании речь идет о корреляции двух интенций внутри одного РА при доминирующей роли интенции приказа. В рамках выбранного материала такого рода высказывания встречаются достаточно редко. Дело в том, что в таких речевых актах разнонаправленность интенций реализуют именно эмоциональные лексические единицы. Несмотря на кажущуюся самостоятельность вторичной интенции, она все же призвана дополнять, расширять основную: как мы уже говорили, в первом случае оскорбление задействовано для эмоционального воздействия с целью прекращения разговора, то есть реализации основной интенции — приказ.

Пример номер три интересен тем, что при равноправном функционировании в высказывании нейтральных слов (в словарях отсутствуют какие-либо пометы) «go» — «идите» и «hell» — «ад», «черт» [96, с. 334; 107, с. 884; 177, с. 666] само высказывание является эмоционально маркированным. Нам кажется, что это можно объяснить тем, что существительное «черт» — «hell» в обоих языках все же нельзя назвать нейтральным. Мы уже говорили о том, что нередко в словарях отсутствует кодификация эмоциональной окраски слова. Носители как английского, так и русского языков лексику, относящуюся к группам божественное — дьявольское, разграничивают по эмоционально-оценочной окраске: божественное — хорошо, правильно; дьявольское — плохо, неправильно. Поэтому всю лексику, относящуюся к данным группам, нельзя считать нейтральной.

При взаимодействии лексики нейтральной и эмоциональной происходит расширение границ эмоциональности. Об этом свидетельствует сама интенция: при равноправном употреблении глагола

исуществительного в высказывании глагол имеет как бы приоритет-

—52 —

ное значение, чаще именно он определяет семантику фразы, именно по действию мы судим о результатах, ср.: «собака бежит» — «the dog is running». Значит, в данном примере интенция напрямую реализуется глаголом «go» — «иди», а следовательно, определяется в качестве одной из разновидностей директивного типа высказывания: приказ, просьба, приглашение и так далее. Здесь же речевую реакцию на предыдущее высказывание равноправно формируют оба члена, что витоге приводит к оформлению интенции — отрицательный ответ.

В ходе анализа нами было обнаружено несколько фраз, идентичных по форме и семантике третьему примеру. Несмотря на разнообразие ситуаций — попытка извиниться, предложение о работе, объяснение героем своих поступков и так далее, во всех случаях такого рода реакция на сказанное — желание говорящего высказать свое отрицательное отношение к предмету разговора, собеседнику либо к его поступкам.

Реализация интенции в обоих языках в таких высказываниях не зависит ни от глагола, ни от существительного в отдельности. В противном случае мы бы могли констатировать наличие любой интенции из директивной группы (в зависимости от контекста). Таким образом, интенция реализуется всеми лексическими единицами высказывания, при этом эмоциональность фразы напрямую зависит от эмоционального существительного.

Рассмотрим четвертый пример. Реализация интенции в данном случае зависит от наречия и его лексико-эмоционального значения. Наречие и его производные слова «monstrous» — «чудовищный», «чу-

довище»—«чудовищный»—«чудовищно»,«monster»—«monstrous»вос-

принимается и употребляется в обоих языках в переносном значении в случае желания выразить ужас, неприятие кого-либо, чего-либо, с целью придания человеку, явлению отрицательных черт.

Таким образом, эмоционально-оценочное значение слов этой группы подразумевает наличие эмоциональной реакции с отрицательной оценкой. Тип интенции в данном случае непосредственно связан с семантикой лексической единицы только потому, что никакой другой ЛЕ в составе речевого акта нет. Но даже при возможности представить данное высказывание более распространенным, напри-

мер: «он чудовищно поступил» — «he conduct monstrous» очевидно, что интенция РА — согласие — не изменилась, то есть в любом случае ее реализация напрямую зависит от значения наречия. Его семантика,

впервую очередь, направлена на выражение отрицательного отно-

—53 —

шения говорящего к факту измены, а именно — согласия с отрицательной оценкой, данной этому факту собеседником.

В примере номер пять мы снова сталкиваемся с интенцией «оскорбление». Несмотря на то, что прилагательное «истеричный», «hysterical» не имеет никаких эмоциональных помет в словарях, само его толкование: «истеричный — страдающий истерией, психическим заболеванием, выражающемся в судорожных припадках, в слезах, смехе, криках» [107, с. 255; 177, с. 702] говорит о наличии в восприятии членами общества человека, обладающего такого рода качествами, отрицательного отношения, неприятия. В особенности — при отсутствии непосредственно заболевания, а лишь при наличии его поведенческой реакции на ситуацию.

Действительно больной человек воспринимается с некоторой долей сочувствия и понимания, а здоровый человек, поведение которого похоже или имитирует поведение больного, оценивается в качестве неспособного совладать с эмоциями, следовательно, отличается от поведения и степени контроля своих чувств другими членами общества, что не является нормой, а, значит, отрицательно воспринимается остальными индивидами. Кроме того, нам кажется, что мы не ошибемся, если будем утверждать, что в настоящее время прилагательное «истеричный», «hysterical» в обоих языках употребляется носителями, впервую очередь, не в значении «больной человек», а в значении «человек, который ведет себя в определённой ситуации как больной». Именно такого рода восприятие человека, чье поведение не контролируется разумом, дает возможность линейного употребления прилагательного «hysterical» — «истеричный» с оскорбительным существительным «ass» — «осел» в значении «тупой, упрямый человек».

Таким образом, употребление сочетания «hysterical ass» — «истеричный осел» имеет целью оскорбить, унизить адресата со значением «ты неспособен контролировать свои эмоции, ведешь себя как больной истерией, ненормальный, глупый упрямый человек». Следовательно, реализация интенции напрямую зависит от значения составляющих РА эмоционально-оценочных лексических единиц.

В примере номер шесть в обоих высказываниях функционирует эмоционально-оценочная лексика. В английском языке это прилагательное «ridiculous» — «смехотворный», «нелепый» [96, с. 603; 177, с. 1220]. В русском языке была осуществлена грамматическая замена оригинального прилагательного на существительное «чудак» — «странный, удивляющий своей необычностью человек» [107, с. 889].

— 54 —

В обоих языках интенциональность РА напрямую зависит от семантики эмоциональных слов. Очевидно, что в семантике данной лексики уже заложен эмоциональный компонент. Эмоциональное значение, входящее в структуру этих слов, передаёт отношение говорящего

ксобеседнику.

Врассматриваемых словах доминирует эмоциональная сема, именно поэтому передаваемые ими эмоции являются более важным прагматическим компонентом РА, поскольку при нейтрализации эмоционально-оценочной лексики: «You’re ridiculous, Eliott» [Источники иллюстративного материала, 16, с. 59] — «You’re acting in a differentway,Eliott»или«Чудакты,Элиотт»[Источникииллюстративного материала, 4, с. 62] — «Ты, ведешь себя не как другие люди, Элиотт»

высказывание не несет дополнительной эмоциональной нагрузки, заложенной в него автором изначально.

В следующем примере можно наблюдать наличие грамматической замены английского прилагательного «silly» — «простой, бесхитростный, безобидный» [96, с. 651; 177, с. 1337] русским ласкательным существительным «глупыш» — «неразумный ребенок» [107, с. 133], но при этом интенция «упрек» в обоих языках совпадают. Следует отметить, что именно благодаря ласкательному значению эмоционально-оценочной лексики данное высказывание реализуется как очень мягкий, незлой упрек. Наличие в семантике слов и в английском, и в русском языках значения «безобидный, неразумный как ребенок» передаёт отношение героини к собеседнику: нельзя злиться на ребенка, чьи поступки не осознаются и не соотносятся с разумом. Непрактичность героя У. С. Моэма, его детское, наивное отношение к жизни не злит, а умиляет героиню. Если же заменить исходную лексику словом с противоположным эмоциональным зна- чением,например:«You’reabastard»—«Сволочьты»илинейтральным

«You’reimpractical»—«Тынепрактичныйчеловек»,очевидныизмене-

ния в эмоциональной составляющей семантики всего высказывания и, в частности, в отношении говорящего к собеседнику.

Влюбомслучаезависимостьсемантикиэмоционально-оценочной лексики от типа интенции РА устанавливается напрямую, замена прилагательного в английском и существительного в русском языке со значением мягкого упрека на любое другое с иным значением не реализует авторского намерения.

Впримере номер восемь в обоих языках можно наблюдать корреляцию нейтрального и эмоционально-оценочного слов. Прилага-

—55 —

тельное «foul» — «грязный, отвратительный, вонючий, непотребный» [96, с. 288; 177, с. 558] и «гнусный» — «внушающий отвращение, омерзительный» [107, с. 134] в обоих языках является не нейтральным, поскольку в своей семантике содержит значение неприятия, отрицательного отношения к определенному факту. Несмотря на отсутствие закрепленного коннотативного значения у существительного «place» — «место», оно в контексте высказывания приобретает его благодаря линейному взаимодействию с эмоционально окрашенным существительным. То есть внушающее отвращение отношение героини к типу заведения, его качеству распространяется и на само место. При этом следует отметить, что выражение пренебрежения в данном случае — прямое отражение внутреннего состояния говорящего. Так, до встречи со старой знакомой, ведущей сейчас недостойный образ жизни, Изабелла не считала это кафе таким уж гнусным, а после встречи, которая скомпрометировала ее, недовольство героини, злость и пренебрежение вызвано изменением ее эмоционального состояния. То есть реализация типа интенции — утверждение — происходит напрямую лексическими средствами. На первый взгляд, может показаться, что при опущении эмоционально-оценочного прилагательного интенция реализуется по-прежнему и определяется в качестве утверждения: «This is a foul place» [Источники иллюстра-

тивного материала, 16, с. 197] — «This is a place» — «Гнусное место»

[Источники иллюстративного материала, 4. с. 194] — «Место». Но нам представляется, что различия в их семантике очевидны. В случае трансформации высказывания наблюдается интенция «утверждения наличия предмета», в оригинальном же высказывании семантика иная: в первую очередь она выражает отношение говорящего к месту нахождения собеседников. Таким образом, эмоционально-оценочное слово во фразе является важным и незаменимым компонентом.

В следующем примере в английском языке можно наблюдать тот же процесс возникновения окказионально-эмоционального значения у нейтрального слова «thing» [177, с. 1500] благодаря линейному взаимодействию с эмоционально-оценочным «poor»в значении «жалкий, невзрачный» [177, с. 1500; 96, с. 541]. При этом эмоциональная составляющая прилагательного «poor» имеет скорее отрицательное значение — быть бедным, жалким, невзрачным, вызывать жалость, но в сочетании с существительным «thing» в значении «существо, бедняжка» [96, с. 724; 178] приобретает ласкательное, положительно окрашенное значение.

— 56 —

В русском высказывании переводчик заменил английское сочетание семантически идентичным существительным «бедняжка», которое изначально имеет ласкательное значение «жалкий, заслуживающий сожаления человек» [107, с. 39]. Именно семантика слова и непосредственно его эмоционально-оценочное значение реализует тип интенции, поскольку при замене на эмоционально окрашенное слово с, например, бранным значением («осел», «ведьма», «сволочь») интенция «высказывание» изменяется на интенцию «оскорбление». Таким образом, и в русском, и в английском языках от типа интенции зависит выбор лексических единиц.

Обратимся к последнему примеру. В обоих языках высказывание состоит из нескольких эмоционально-оценочных слов: в английском из трех, в русском — из двух. Сочетанием сразу трех эмоционально окрашенных слов автор высказывания передает все то негодование, возмущение, пренебрежение, ненависть, которую он испытывает по отношению к собеседнику. Помимо этого, употребление бранных слов характеризуют героиню как не очень образованного и культурного человека, каковым ее и считают остальные члены сообщества.

Сочетание слов «poor» — «жалкий, невзрачный» [177, с. 1500; 96, с. 541], «low-life» — «гнусный, мерзкий человек» [177, с. 855; 178]

и«bastard» — «ублюдок» [96, с. 64; 177, с. 93] в английском языке

ибранных слов «сволочь» — «негодяй, мерзавец» [107, с. 705], «по-

ганый» — «очень плохой, отвратительный» [107, с. 530] в русском языке приводит к особенной концентрации эмоций в высказывании. Очевидно, что при нейтрализации эмоционально-оценочных слов, например, «You are not very good person» — «Ты не очень хо-

роший человек» высказывание полностью теряет свое значение, а, следовательно, и коммуникативное намерение РА не реализуется. При этом формально значения двух высказываний — состоящего из эмоционально-оценочной и нейтральной лексики — совпадают. Тем не менее, очевидно различие в семантике и в качестве интенции этих высказываний.

На основании сказанного можно утверждать, что в обоих языках реализацияинтенции,направленной,впервуюочередь,навыражение эмоционального состояния, отношения говорящего к предмету, собеседнику и так далее, напрямую зависит от эмоционально-оценочных слов. Последние, в свою очередь, реализуют иллокутивную функцию

всильнойпозиции. Мы допускаем наличие в такого рода РА нейтраль-

—57 —

ной лексики потому, что часто или почти всегда эмоциональная лексическая единица линейно взаимодействует с нейтральной единицей, делая ее эмоционально маркированной.

Следует отметить, что нами не были зафиксированы случаи нейтрализации либо выведения при переводе из высказываний, состоящих из эмоциональных слов, изначально присутствующей в оригинале эмоциональной лексики, что также свидетельствует о крайне высокой степени ее значимости для реализации интенции.

Как было доказано нами ранее, опущение эмоциональнооценочных слов лишает фразу изначального значения:

«You poor low-life bastard» [Источники иллюстративного материала, 9, с. 157] — «Сволочь ты поганая» [Источники иллюстративного материала. 4, с. 357] — «You…» — «Ты…».

«This is a foul place» [Источники иллюстративного материала, 16, с. 197] — «Гнусное место» [Источники иллюстративного материала, 4, с. 194] — «This is a place» — «Место».

«You’re ridiculous, Eliott» [Источники иллюстративного материала. 16, с. 195] — «Чудак ты, Элиотт» [Источники иллю-

стративного материала, 4, с. 62] — «You’re acting in a different way, Eliott» — «Ты, ведешь себя не как другие люди, Элиотт».

Нейтрализация эмоционально-оценочной лексики ведет, помимо качественного изменения интенции (на наш взгляд, нейтральное высказывание можно квалифицировать как оскорбление или подтверждение с большей долей сомнения, по сравнению с эмоциональным), к искажению непосредственно силы чувств говорящего по отношению к собеседнику, а значит, и к неправильному толкованию его дальнейших поступков, следовательно, к нарушению понимания общего авторского замысла.

Изученные высказывания позволяют сделать вывод о том, что в обоих языках эмоциональная интенция качественно отличается от нейтральной и для реализации каждого вида требуются соответствующие лексические единицы. Нам кажется, что различия в непосредственно «внутренних» значениях интенций легко выявляются при сопоставлении такого рода высказываний:

•приказ

«Go» — «Иди» (нейтральная).

«Go to hel»l — «Иди к черту» (эмоциональная).

—58 —

•согласие

«Yes» — «Да» (нейтральная).

«Monstrous» — «Чудовищно» (эмоциональная).

•оскорбление

«You’re a obstinate person that could not control his fillings» — Ты упрямый,неспособныйконтролироватьсвоичувствачеловек»

(нейтральная).

«You’reahystericalass»—«Тыистеричныйосел»(эмоциональ-

ная).

•оскорбление

«Bad people» — «Плохие люди» (нейтральная).

«Pigs» — «Свиньи» (эмоциональная).

•приказ

«Stop talking» — «Помолчи» (нейтральная).

«You shut your trap, you old caw» — «Заткнись, старая корова»

(эмоциональная).

•упрек

«You’re unlike other person». — «Ты не такой как все, Элиотт»

(нейтральная).

«You’reridiculous,Eliott»—«Чудакты,Элиотт»(эмоциональ-

ная).

•утверждение

«This is a new place» — «Незнакомое место» (нейтральная). «This is a foul place» — «Гнусное место» (эмоциональная).

•сожаление

«That”s her fate» — «Так сложилась ее судьба» (нейтральная).

«Poor thing» — «Бедняжка» (эмоциональная).

Бесспорно, конечное значение этих РА совпадает формально, содержательно же они являются разнонаправленными: эмоциональнооценочная лексика в первую очередь призвана передавать эмоциональное состояние говорящего, чувства, эмоции, его отношение

— 59 —

к ситуации, собеседнику и так далее, и только после основной функции реализует информативную составляющую.

Таким образом, мы предлагаем отграничивать эмоциональные интенции РА от нейтральных интенций РА. Мы утверждаем, что любая интенция может иметь две разновидности, качественно отличающиеся друг от друга: эмоционально маркированную и эмоционально немаркированную. То есть функционирование эмоциональной лексики не ограничено рамками подкласса «экспрессивные интенции» основной классификации [52, с. 48–49], так как последние могут быть реализованы при помощи как эмоциональных, так и нейтральных средств, ср.: интенция «отрицание»: «Я не думал,

что ты так поступишь» (нейтральная) и «Я не думал, что ты так подло поступишь» (эмоциональная). Нам кажется, что цель этих высказываний разная: в нейтральном — передача только информации, в эмоциональном — в первую очередь передача эмоций, отношения и только затем — информации.

Следовательно, можно говорить о возможном изменении наименования третьей группы первичного прагматического типа констатив: вместо «экспрессивные интенции», например, — «субъективные интенции», но мы не настаиваем на этом названии. Создание более полной классификации эмоциональных и нейтральных интенций, как и детализация уже разработанной, может стать предметом дальнейших лингвистических исследований.

Теперь обратимся ко второй функции эмоционально-оценочной лексики — функции формирующего элемента речевого акта. Следует отметить, что такого рода высказывания многочисленны в оригинальных текстах У. С. Моэма и их переводах. В рамках данной работы мы не можем рассмотреть все высказывания, поскольку их количество превышает восемьсот единиц, а ограничимся несколькими наиболее типичными:

•отрицание в английском языке утверждение в русском языке

1.«I don’t know why you should think me such a cad because I feel head over ears in love with you» [Источники иллюстративного материала, 15, с. 243];

«Васпослушать,такямерзавецпотому,чтопоушиввасвлю-

бился» [Источники иллюстративного материала, 1, с. 358];

—60 —