4. Первые попытки

Когда я принялся за свою исследовательскую работу у меня не было ни социологического, ни антропологического образования. Я рассматривал себя в качестве экономиста, и, естественно, в первую очередь обращал внимание на то, что каким-то образом фигурировала в экономических курсах, например, на экономику жилищного хозяйства в трущобных районах. В Гарварде на социологическом факультете я записался на курс по экономике трущоб. В качестве курсовой работы я выбрал по этой тематике изучение одного квартала в Корневилле. Для придания этому учебному исследованию большего веса я обратился к одному частному агентству, которое занималось жильем в Корневилле, пообещав агентству, что познакомлю его с результатами этого исследования. Используя поддержку агентства, я получил возможность обращаться к частным лицам в квартале, посещать частные квартиры, смотреть, как там была устроена жизнь, обсуждать с людьми их жилищные условия. Это позволило мне наладить связи в Корневилле. Однако, как я это вижу сейчас, было трудно себе представить более неудачное начало для того, чем я намеревался заниматься. В результате своего вторжения я чувствовал себя удивительно дискомфортно, как, впрочем, я уверен, и те, с кем я имел дело. Я завершил, как можно скорее, исследование квартала и расписался в том, что потерпел фиаско в стремлении проникнуть в жизнь квартала.

Вскоре после этого я сделал еще одну неудачную попытку, если только это робкое действие можно было назвать попыткой. В итоге я оказался в полнейшем тупике относительно того, как проникнуть в квартал. Корневилль лежал передо мной и одновременно он был недостижим. Я мог свободно разгуливать по его улицам, я посетил многие квартиры, и все же я был совершеннейшим чужаком в неизвестном для меня мире.

В этот период я встретил в Гарварде молодого преподавателя экономики, который поразил меня своим знанием Восточного города и уверенной манерой держаться в нем. Прежде в своей карьере он был связан с центром благотворительной социальной работы в трущобах, и потому мой новый знакомый бойко рассказывал мне о своих связях с крутыми ребятами из квартала. Он также живописал, как, бывало, заваливался в одно из местных питейных заведений, подцеплял там девушку, покупал ей выпивку и заставлял ее исповедоваться о ее прошлом. При этом он утверждал, что такого рода женщины всегда высоко ценили возможность выговориться и что это вовсе не подразумевало дальнейших отношений с ними.

Предложенная тактика показалась мне ничуть не хуже, что все остальное, уже испытанное мною. Я решил испытать ее. Однажды я зашел в гостиницу "Ригал", расположенную как раз на границе Корневилля. Не без дрожи в коленях я поднялся в бар и огляделся. То, что я увидел, вовсе не соответствовало описанию моего приятеля. Там, действительно было немало женщин, но никто из них не был в одиночестве. Кое-кто из них был с мужчинами, а также несколько группок, состоявших из двух женщин. Я быстро прикинул в уме, что бы все это могло значить для моего предприятия. Я испытывал мало уверенности в себе относительно моих способностей "подцепить" даже одну женщину, ну а иметь дело с двумя из них представлялось вообще немыслимым. И тем не менее, я был полон решимости не признавать своего поражения без борьбы. Я еще раз огляделся вокруг и заприметил нечто новое: одного мужчину, сидящего рядом с двумя женщинами. Мне пришло в голову, что я мог бы поправить подобное неравномерное распределение. Я подошел к этой группе и обратился к ней приблизительно в следующих выражениях: "Извините меня. Не будете возражать, если я присоединюсь к вам?" Наступила пауза, и мужчина уставился на меня. И тут же он предложил мне свою услугу: спустить меня с лестницы. Я поспешил уверить его, что в этом нет необходимости, и в подтверждение своих слов поспешил убраться из бара без всякой посторонней помощи.

А вскоре я узнал, что едва ли кто-либо из Корневилля заглядывал в "Ригал". И будь даже моя первая попытка успешной, она увела бы меня куда угодно, но не в Корневилль.

Для следующей попытки я выбрал центры благотворительной социальной работы. Они открыты для всех. Можно просто зайти в такой центр. Но те, кого вы там увидите, буду волонтерами, представителями среднего класса (вроде меня самого), хотя такого термина я тогда и не употреблял. Но даже уже тогда я понял, что для изучения Корневилля мне надо идти мимо центров социальной работы. Но вот сами социальные работники могли бы дать мне неплохой старт в исследовании.

Оглядываясь на прошлое из сегодняшнего дня, я думаю, что центр социальной работы в любом случае был бы неподходящим местом для начала исследования. Если бы все начать с начала, то следовало бы обратиться к местному политику-депутату или же, возможно, к католической церкви, хотя я сам и не католик по своим убеждениям. Джон Говард, работавший со мной позднее, "вошел" в район через связь с церковью, хотя и он сам и не был католиком (но при этом жена его была католичкой).

Как бы то ни было, в то время я полагал, что центр социальной работы был самым подходящим местом для начала исследования. Именно там я встретил Дока⁵¹². Я поговорил с множеством социальных работников, обсудив с ними мои планы и надежду близко познакомиться с жителями Корневилля и как следует его изучить. Они внимали моим словам с различной степенью интереса. Если они давали мне советы, то сегодня я все эти советы забыл за исключением одного. Несмотря на неясность моих формулировок и объяснений, руководитель программы для подростков-девушек в центре социальной работы на Нортон-стрит прекрасно разобралась в моей ситуации. Они рассказала мне о Доке. Она охарактеризовала его как весьма умного и одаренного человека, которые когда-то был весьма активен в программах центра, но потом ушел почти окончательно. Возможно именно он мог понять то, что мне было нужно и у него были все связи необходимые мне для исследовательской работы. Она также сказала, что часто видит его на улице утром по дороге в центр или вечером по дороге домой. Иногда они немного говорили при встрече. И если я хочу, говорила она, то она была готова назначить встречу в центре с Доком. Это, наконец, показалось мне именно тем, чего я искал. И я полностью положился на представившийся случай. И когда я вечером направился в центр социальной работы, я чувствовал, что получу большой шанс, наконец, начать дело. Как бы то ни было, Док должен был понять и принять меня и согласиться работать вместе со мной.

В каком-то смысле мое исследование началось 4 февраля 1937 года, когда социальный работник вызвал меня на встречу с Доком. Она провела нас в свое помещение в офисе и оставила двоем, чтобы мы могли поговорить. Док, погружаясь в кресло, хранил молчание, предоставив мне возможность начать разговор. Это был худощавый человек среднего роста. У него были слегка рыжеватые волосы, что несколько контрастировала с типичными для итальянцев черной шевелюрой. Впалые щеки. Глаза слегка голубоватые и, казалось, имели пронзительный взгляд.

Я начал с того, что поинтересовался, рассказал ли ему социальный работник о том, чем я собирался заняться.

—Нет, она лишь сказала мне, что вы хотите встретиться со мной.

Тогда я принялся долго излагать ему смысл всего, чем занимался. К сожалению, содержание моих объяснений были пропущены в моих последующих записях. Насколько я помню, я говорил, что в ходе обучения в колледже интересовался густозаселенными городскими районами, но в личном плане чувствовал себя слишком далеким от предмета своего изучения, что я намеревался изучать проблемы такого района, что я как человек со стороны практически беспомощен, что только хорошее знание людей может обеспечить меня всем необходимым для моей работы.

Док слушал меня без всякой реакции на лице так, что мне было трудно предсказать его реакцию. Когда же я закончил, он спросил:

—Вы хотите увидеть жизнь наверху или внизу?

—Я хочу увидеть все, что возможно. Я хочу получить самую полную картину жизни местного сообщества.

—Ну что ж, когда угодно вечером, я покажу тебе все. Посмотрим игорные местечки, посмотрим места на улицах. Все, что тебе надо помнить, что ты мой друг. Это все, что они должны знать.<…>