Монашеская братия: холопы и аристократы

Монастырь был окружён «миром», а в мирской жизни между князем и холопом всегда сохраня­лась «дистанция огромного размера». Не было равенства и в монашеской братии.

Во главе русских монастырей нередко стояли просвещённые, образованные люди, часто знатного происхождения. Представители знати были и среди рядовых иноков. Отчасти это связано с тем,

что в монахи уходили от невзгод политической борьбы многие вельможи. Но в ряде случаев уход в монастырь не был добровольным. Так, в конце XV в. был насильно пострижен в монахи князь Василий Патрикеев (в монашестве Вассиан) — крупный политик, отдалённый потомок великого князя литовского Гедимина. В XVI в. в дальний монастырь был сослан афонский монах Максим Грек. Его пригласили на Русь для перевода греческих книг, но он не угодил митрополиту Московскому Даниилу. В XVII в. в монастырь был отправлен и лишённый сана патриарх Никон.

Эти и многие другие случаи насильственного пострижения и ссылок в монастырь, а также добровольный уход «на покой» стареющих вель­мож вели к тому, что в конце XV в. старинные и авторитетные обители стали аристократическими. Монахи из княжеских и боярских семей не всегда могли забыть здесь о своём знатном происхож­дении. Для упомянутого выше Вассиана Патрике­ева «мужиками» были даже такие чтимые основа­тели монастырей, как Макарий Калязинский и сам Иосиф Волоцкий, происходившие из древних, но незнатных родов.

В конце XV в. игумен Троице-Сергиева монас­тыря Паисий покинул обитель, сетуя, что не смог «чернецов (т. е. монахов. — Прим. ред.) превратити на Божий путь», подвигнуть их на молитву и воздержание, поскольку среди них были «бояре и князи постригшеися». Несколько раньше в том же монастыре богатый московский купец Дмитрий Ермолин, также ушедший от мирской жизни, говорил игумену: «Хлеба вашего и варения (пищи. — Прим. ред.) не могу ясти».

Всё это приводило к расслоению среди самих монахов. В Иосифо-Волоцком монастыре уставом была предусмотрена общая трапеза. Для каждого из нескольких сотен человек, садившихся за стол, было отведено место, соответствовавшее его поло­жению в обители. Эта иерархия соблюдалась так же строго, как за великокняжеским столом. Однако уже в XVI в. московские публицисты обвиняли монахов в том, что они «по своей воле» ели в кельях «особно», т. е. нарушали собственный устав. Позднее Иван Грозный в послании кирилло-белозерским старцам так охарактеризовал состоя­ние монашества: «Боярин по-старому боярин, а холоп по-старому холоп».

МОНАСТЫРСКАЯ

КНИЖНАЯ

КУЛЬТУРА

Историки давно замети­ли, что не только в Рос­сии, но и во многих евро­пейских государствах большая часть средневековых документов дошла до наших дней в составе монастырских собраний. За крепкими стенами монастырей гораздо лучше, чем где бы то ни было, сохранились бесценные архивы, не пострадавшие от нападений иноземных

592

Монастырская книгописная мастерская (со старинной рукописной миниатюры).

захватчиков и разбойников, не разде­лившие подчас сложную судьбу насле­дия мирских правителей. Монахи, жившие на подворьях своих монас­тырей в Москве, следили не только за политиче­ской жизнью, но и за новыми веяниями в культуре. Вскоре после победоносного Казанского похода Ивана Грозного была составлена летопись, повествующая о начале его царствования. Эта «новинка» была спешно скопирована несколькими писцами в Москве специально для Кирилло-Белозерского монастыря, а затем уже в самом монасты­ре тщательно переписана и переплетена. Вообще интерес к литературе в этой обители был необы­чайно высок. Ещё в XV в. монастырский старец Ефросин скопировал и объединил в одном сборнике самые разные литературные произведения, весьма популярные в России в то время: переводы европейских рыцарских романов об Александре Македонском и о взятии Трои, русский вариант «Повести о Дракуле».

Наиболее известные русские средневековые авторы были монахами. Они не только писали сами, но и подчёркивали любовь к книге у героев собственных сочинений. Инок Епифаний Премуд­рый в написанном им житии святого отца Стефана Пермского отмечал, что, прилежно читая святые книги, тот любил останавливаться, чтобы лучше уяснить смысл каждого слова. Кроме того, Стефан имел обыкновение беседовать о прочитанном «с мужами мудрыми и книжными». Вышеупомяну­тый Ефросин, составивший жизнеописание Андриана, основателя монастыря в Пошехонье, обратил внимание на то, что Андриан и его сподвижник

Золотые принадлежности богослужения.

потир (слева)

и кадило.

XVII в.

Леонид читали книги «тихим гласом и кротким: еден чтет, а другий рассуждает».

Созданные монахами жития святых, в том числе основателей и игуменов русских монастырей, стали не только частью духовного наследия Руси, но и бесценным культурно-историческим памят­ником. Традиция составления жизнеописаний святых берёт своё начало ещё с домонгольских времён, но подлинный расцвет житийной литературы приходится на конец XIV и всё XV столетия. Известными мастерами житийного жанра были иноки Епифаний, прозванный Премудрым, и Пахомий Логофет, серб по происхож­дению.

Жития святых — это не просто рассказы о жизни святых и их посмертном покровительстве людям. По точному определению академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва, они представляют собой и «нечто вроде икон, но в словесном, а не в красочном изложении». Чтение житий святых входило в состав богослужения, распорядок монастырской жизни, в повседневный быт верующих.

Святой — идеал христианина, пример поведения для всех людей.

594

Неудивительно, что в духовном облике святых основателей и игуменов монастырей есть немало общего: рано проявившаяся тяга к иноческой жизни, стремление к безмолвию, милосердие и многое другое. В то же время эта портретная галерея поражает своим многообразием и разноликостью. По-разному складывались земные судь­бы святых, их отношения с окружающими людьми. По-разному проявляли они себя и в деле общественного служения. Высоким духовным авторитетом среди самых различных слоёв об­щества пользовался «игумен земли Русской» Сергий Радонежский. Основатели монастырей на севере и востоке страны часто выступали просвети­телями соседних народов. Пример тому — Святой Стефан Пермский, принёсший христианство и грамотность в Пермскую землю. Хозяйственные и военные дела были частью иноческого служения Святого Пафнутия Боровского и многих других.

И всё же ни приносимая обществу польза, ни высокий аскетический подвиг, ни строгое следо­вание церковным заповедям ещё не делали подвижника святым. Истинно святого Бог про­славляет чудесами. Вот почему большое место в житиях занимает описание разного рода чудес,