Доклад - Языковые игры / языковые игры
.docИнтерес к языку особенно проявляется в эпоху ломки общественных структур, правосознания, интеллектуальной и духовной жизни общества. Язык оказывается в эпицентре всех этих потрясений, выступая одновременно и как средство самих перемен и как их. фиксатор . К тому же о человеке судят во многом прежде всего по его речи. Слово может соединить людей, словом можно и разъединить, словом служить любви и словом же служить вражде и ненависти.
Среди многих и многих различных игр особенное место принадлежит играм языковым, связанным непосредственно с языковой и речевой деятельностью человека. Языковая игра универсальна в том отношении, что « любой человек при использовании языка (скажем, в обыденной, разговорной речи) прибегает к каким-то элементам игры - и не только в расчете на то, что его усилия по достоинству оценит собеседник, но иногда и «просто так», для собственного удовольствия».
И.Б.Голуб и Д.Э.Розенталь выделяют особо словесную игру, предлагая ее определять как «обыгрывание» значения слова, например в каламбуре, который может состоять как в новой этимологизации слова по созвучию так и в образовании нового речевого омонима от созвучного корня. И если собеседник не понимает, какое именно слово «играется» в фразе, то тогда может произойти искажение смысла высказывания, игра становится пустой.. Авторы «Книги о хорошей речи» далее подчеркивают значимость омонимических рифм как средства своеобразной звуковой игры, усиливающий художественный эффект произведения и приводят, как пример, отрывок из стихотворения И.Бродского «Холмы»:
Мерцала на склоне банка
Возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
Ворона вилась, крича.
В. Канке в последнем учебнике «Философия» подчеркивает: «Философию часто характеризуют в качестве формы сознания. Но философия - это еще и язык, форма языковой деятельности. Философ занимается знаково-символической деятельностью не меньше, чем представители других наук». Духовная, психическая, социологическая жизнь человека символизируется в языке и через язык, который выступает как тончайшее орудие мыследеятельности.
Язык стал гениальнейшим инструментом познания и общения человечества, он позволил получать знание о предмете, оперируя не с ним непосредственно, а лишь с его знаковым эквивалентом, который сам требует серьезнейшего исследования. Именно на это обстоятельство обращает внимание В.С. Хазиев в статье «О языке философских текстов»: «Бесцветный язык рационального мышления, коим излагают ученые свои труды, простодушно считая, что это и есть «научный стиль», на самом деле есть торопливый язык технических описаний, имеющих такое же отношение к философии, как лунный свет к росту телеграфных столбов». Для философа его «...труд должен или по крайней мере может быть близок к художественным произведениям, где через образность языка достигается движение мыслей в понятиях (выражается идея произведения)». Вне языка и независимо от языка не может сформироваться сама способность мыслить. Способность мыслить формируется лишь на основе языковой реальности и как следствие, многообразной языковой деятельности. Языковая игра является сопутствующей любой иной форме деятельности человека, в этом выражается первичность языковой игры по отношению к другим формам деятельности вообще и игры, в частности. Без мысли однозначно не может быть и деятельности, именно данный тезис наглядно выражен у Д.А. Нуриева: « Активность присуща материи вообще, живой материи, в особенности. Деятельность же присуща только человеку, «живому существу». Ее наличие отличает человека от всех других живых существ». То есть, языковая игра есть чисто человеческое образование, чисто человеческий атрибут, что в корне отличает его от игр зоологических объектов.
Одно из самых ранних свидетельств освоения языка ребенком словами самого младенца находим в сочинении Блаженного Августина «Исповедь»: «Я схватывал памятью, когда взрослые называли какую-нибудь вещь, и по этому слову оборачивались к ней; я видел это и запоминал: прозвучавшим словом называлась именно эта вещь. Что взрослые хотели ее назвать, это было видно по их жестам, по этому естественному языку всех народов, слагающемуся из выражения лица, подмигивания, разных телодвижений и звуков, выражающих состояние души, которая просит, получает, отбрасывает, избегает. Я постепенно стал соображать, знаками чего являлись слова, стоящие в разных предложениях на своем месте и мною часто слышимые, принудил свои уста справляться с этими знаками и стал ими выражать свои желания». Им же подмечена закономерность, что успешность освоение языка прямо связано с той обстановкой, в которой оно происходит. Августин описывает как трудно ему давалось изучение греческого языка: «...на меня налегали, чтобы я выучил его, не давая ни отдыха, ни сроку и пугая жестокими наказаниями. Было время, когда я, малюткой, не знал ни одного слова по-латыни, но я выучился ей на слух, безо всякого страха и мучений, от кормилиц, шутивших и игравших со мной, среди ласковой речи, веселья и смеха»
Башкирский педагог Э.Ш. Хамитов отмечает значение культуры речи учителя для его успешной работы в учебном заведении, предъявляя следующие качества к голосу: благозвучность, широкий диапазон по высоте, громкости, тембру, гибкость, подвижность, полетность, выносливость, адаптивность, помехоустойчивость и суггестивность.
Первичная способность к усвоению одного языка и/или многих языков имеется лишь в детстве, затем она невозвратимо, как правило, утрачивается. Данное обстоятельство отмечает исследователь детской психологии И.Ю. Кулагина: « ...если ребенку было более трех лет, он не мог освоить человеческую речь и научался произносить лишь небольшое количество слов».
Бертран Рассел в книге «Человеческое познание: Его сфера и границы» также убедительно отмечает: «Учиться произносить слова для ребенка является приносящей удовольствие игрой, особенно потому, что эта игра дает ему возможность сообщать свои желания более определенно, чем посредством криков и жестов. Именно благодаря этому удовольствию ребенок и проделывает ту умственную работу и мускульные движения, которые необходимы, чтобы научиться говорить». Б. Рассел выводит языковую деятельность из естественной социализирующей деятельности ребенка, ребенок научается говорить в игре и через игру. Философия логического анализа
Крупный вклад в выделении и исследовании языковых игр принадлежит Людвигу Витгенштейну, который показывает что языковая игра опирается на неявные допущения, определяющие внутри ее как вопросы, так и возможные ответы, истинность и ложность которых недоказуема в рамках прежнего мышления. Поставив перед собой задачу детального исследования сущности языка, Л.Витгенштейн рассматривает в логико-семантическом отношении связь самого языка, мыслительной деятельности и реальность мира. Предложение, раскрывая состояние предметов и явлений, с ними сущностно связано, как образ, но оно же является самостоятельным знаком особого рода, выражающий целостную мысль. « К тому же весь процесс употребления слов в языке можно представить и в качестве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком. Я буду называть эти игры «языковыми играми...». Далее он подчеркивает под языковой игрой следует понимать «также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен». По Витгенштейну, можно выделить три формулировки смысла предложения: смысл предложения есть логический образ факта, смысл связывает предложение со знанием условной истинности и смысл как метод верификации самого предложения. Философ утверждает: «Термин «языковая игра», призван подчеркнуть, что говорить на языке – компонент деятельности или форма жизни. Представь себе многообразие языковых игр на таких вот и других примерах:
Отдавать приказы или выполнять их –
Описывать внешний вид объекта или его размеры –
Изготавливать объект по его описанию (чертежу) –
Информировать о событии –
Размышлять о событии –
Выдвигать и проверять гипотезу –
Представлять результаты некоторого эксперимента в таблицах и диаграммах –
Сочинять рассказ и читать его –
Играть в театре –
Распевать хороводные песни –
Разгадывать загадки –
Острить; рассказывать забавные истории –
Решать арифметические задачи –
Переводить с одного языка на другой –
Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить». Если принять обоснование как поиск оснований, то в заключении, чтобы избавиться от регресса в бесконечность, придется допустить существование некого основание всех оснований, которое выступает как абсолютное, по отношению к которому привычная игра доказательства и обоснования уже не может быть применима по отношению к которому нельзя задавать вопросы, допустимые в рамках языковой игры к другим, не базисным элементам.
Столь широкое определение языковой игры не могло не породить сложности в самом исследовании данного явления, поэтому вполне логично сформировался и совершенно иной подход – понимание языковой игры в узком смысле, что отразилось в концепции американского логика Дж. Серля, который сводит большое разнообразие употреблений языка к основным пяти. Он в книге «Классификаций иллокутивных актов» заключает: «Наиболее важный вывод: множество языковых игр, или способов использования языка (вопреки тому, как считал Витгенштейн, в некоторых трактовках его концепции, а также многие другие) не бесконечно и не неопределенно. Иллюзия неограниченности употреблений языка порождена большой неясностью в отношении того, что составляет критерии разграничения для различных языковых игр или для различных употреблений языка. Если принять, что иллокутивная цель – это базисное понятие, вокруг которого группируются различные способы употребления языка, то окажется, что число различных действий, которые мы производим с помощью языка, довольно ограниченно: мы сообщаем другим, каково положение вещей; мы пытаемся заставить других совершить нечто; мы берем на себя обязательство совершить нечто; мы выражаем свои чувства и отношения; наконец, мы с помощью высказываний вносим изменения в существующий мир. Зачастую в одном и том же высказывании мы совершаем сразу несколько действий из этого списка».
Еще одним важным дополнением представляется высказывание крупнейшего философа нашего времени Ганса Георга Гадамера о том, что игра является «коммуникативным действием и в том смысле, что, собственно, не такая уж большая разница между тем, кто играет, и тем, кто наблюдает. Зритель явно больше, чем простой наблюдатель, следящий за тем, что разворачивается перед ним. В качестве участника он – составная часть самой игры».
Франклин Фолсом приводит множество описаний языковых и словесных игр, а также приводит разительные примеры созидания новых языков как взрослыми, так и детьми в различных целях для отграниченного межличностного общения. «Когда люди нарочно играют со звучанием или значением слов, это называется игра слов» – указывает Ф.Фолсом.
Башкирский лингвист и языковед С.Ж. Нухов в монографии «Языковая игра в английском словообразовании: имя существительное» так определяет игру: « Игра –врожденное свойство психики человека, склонность к языкотворчеству генетически заложена в нем. Она материализуется, развивается и совершенствуется с самого рождения точно так же, как с первых недель жизни идет процесс усвоения языка ребенком». Поэтому он и предлагает рассматривать языковую игру как проявление разнообразных средств, форм, жанров, которые и способны придать самому языку собственно надъязыковой, эстетический, художественный эффект. К таковым относятся, по его мнению, следующее: «...остроты, каламбуры, парадоксы, присловья, прибаутки, словесные дуэли, розыгрыши, детские дразнилки, разложение и обновление фразеологизмов, искажение орфографии, произношения, метафорические номинации, сравнения, шутки, насмешки, подтрунивания, загадки, модные словечки и фразы, аллюзии, пародии, ирония, сатира, рифмовки, повторы-отзвучия, анаграммы, акростихи, кроссворды, мнемоника, лимерики, литературный нонсенс, настенные надписи (граффити), шутливые призывы, лозунги, заголовки, подписи под рисунками, карикатурами и т. п.»
Таким образом, в языковой игре можно выделить пять общих признаков с другими видами игр:
1) необходимо как минимум два человека-игрока, способные к вербальной коммуникации;
2) любой посторонний, находящийся рядом на достаточно близком расстоянии, позволяющем услышать произносимые игроками слова, может также участвовать в игре;
3) должно присутствовать нечто, что может быть материалом игры – своего рода словесная игрушка, вокруг которой и будет разворачиваться собственно игровое действие;
4) каждый игрок действует в соответствии правилам данной игры, которые, обычно, по видимому, бессознательно во многом, усваиваются самими играющими. В языковой игре возможно неисчерпаемое множество словесных конструкций, но все же их количество ограничено типом игры и игровой ситуацией;
5) каждый играющий играет по-своему, выражает в действиях свое, личностно-субъектное, которое также может варьировать в зависимости от условий реализации игры.
Языковая игра, особенно если она содержит юмористическое содержание способно служить противодействием против конфликта и агрессии. «Однако, замечают Р. Бэрон и Д. Ричардсон, чтобы произвести такой благоприятный эффект, сюжеты юмористических материалов не должны своей основой иметь враждебность или агрессию».
Как особую область языковой игры можно выделить стенографию, представляющая собой особую отрасль практического языкознания, которая призвана существенно облегчить сам процесс написания произносимого вслух текста или переписывания текста. В стенографии также имеется свой алфавит и целая система собственных строгих правил, касающихся не только самого процесса письма, но также и воспроизведения стенографического текста вслух. Легкость самого письма достигается употреблением особых знаков, которые были образованы в результаты «игры» с обычными буквами, словами и устойчивыми фразеологическими оборотами. В результате этой длительной и многотрудной игры (единая государственная система стенографии в СССР сложилась лишь к 1933 году) и появилась система знаков, позволяющих записывать текст с очень большой скоростью. При обычной записи максимальная скорость написания не превышает, как правило, 15 –20 слов в минуту, стенографист же способен записать членораздельную человеческую речь со скоростью 100 –120 и более знаков в минуту. Стенография позволяет писать так же быстро как и думать, или играть также быстро с идеальными мыслительными знаками, как и материализованными их символами. Она снимает существующее расхождение в скорости «думания и говорения».