10 Иммануил Кант

290

ИММАНУИЛ КАНТ

АНТРОПОЛОГИЯ

291

§ 59. Гений, по-видимому, в зависимости от национальности и той почвы, на которой он вырос, содержит в себе различные первоначальные зачатки и развивает их различным образом. У немцев эта гениальность больше идет в корень, у итальянцев — в крону, у французов — в цветок, у англичан — в плод.

Обыкновенный ум (который воспринимает все разнообразные науки) отличается, кроме того, от гения как человека изобретательного ума. Первый может проявиться в том, что можно изучить; а именно он может обладать историческим познанием (быть полигистором) того, что до сих пор было сделано в области всех наук; таков Юлий Цезарь Скалигер. Гений — это человек великого духа не столько по объему, сколько по интенсивности; он составляет эпоху во всем, за что он берется (таков Ньютон, Лейбниц). — Архитектонический ум, методически усматривающий связь всех наук и их взаимную поддержку, — это только второстепенный гений, но не гений в общем смысле слова. — Бывает, однако, и гигантская ученость, которая часто есть ученость циклопическая, а именно в том смысле, что ей не хватает зоркости истинной философии, чтобы при помощи разума целесообразно использовать эту груду исторического знания, груз сотни верблюдов.

Самородки, самоучки (eleves de la nature, autodi-dacti) в некоторых случаях также могут прослыть гениями, так как они, хотя кое-что из того, что они знают, могли бы узнать от других, многое нашли сами и гениальны в том, что само по себе не есть дело гения; так, в Швейцарии имеется

много изобретателей в механических искусствах. — Но преждевременно развитый эфемерный ум вундеркинда (Ingenium praecox), как в Любеке Гейне -ке или в Галле Баратьер, — это отклонение природы от своих правил, это редкости для кабинетов естественнонаучных коллекций; хотя их преждевременной зрелости можно удивляться, но часто об этом глубоко жалеют те, кто этому содействовал.

Так как в конце концов для собственного споспешествования познавательной способности даже в теоретическом познании все ее применение нуждается в разуме, дающем правило, по которому только и можно поспешествовать ей, — то притязания разума на нее можно выразить в трех вопросах, соответствующих трем разновидностям этой способности:

Чего я хочу? (спрашивает рассудок).'

От чего это зависит? (спрашивает способность суждения).

К чему это ведет? (спрашивает разум).

Люди очень различны по способности давать ответ на каждый из этих трех вопросов. — Первый вопрос требует лишь ясного ума, чтобы понять самого себя; и это природное дарование при некоторой культуре встречается довольно часто, в особенности в том случае, если на это обращают

'Хотение здесь понимается в чисто теоретическом смысле: что я хочу утверждать как истинное.

292

ИММАНУИЛ КАНТ

АНТРОПОЛОГИЯ

293

внимание. — Гораздо реже дается дельный ответ на второй вопрос, ибо предлагаются разные способы определения имеющегося понятия и мнимого разрешения задачи; каков же тот единственный способ, который точно соответствует ей? (например, в процессах или при составлении того или иного плана действий для [осуществления] одной и той же цели). Для этого существует талант выбора того, что верно как раз в данном случае (iudicium discretivum); такой талант весьма желателен, но встречается весьма редко. Адвокат, который приводит много доводов в пользу своего утверждения, затрудняет для судьи его приговор, ибо сам он действует ощупью; но если он в соответствии с определением того, чего он хочет, сумеет угадать тот пункт (а такой пункт может быть только единственным), в котором все дело, — то все решается быстро, приговор разума следует сам собой.

Рассудок положителен и разгоняет мрак невежества; способность суждения больше негативна: она предохраняет от ошибок, возникающих при смутном свете, в котором предметы являются. — Разум закрывает источники ошибок (предрассудки) и тем самым дает рассудку уверенность через всеобщность принципов. — Книжная ученость хотя и расширяет познание, но не расширяет понятий и понимания там, где ей не помогает разум. Но ее надо отличать еще от умствования — от игры с одними лишь попытками применения разума без соблюдения его законов. Когда ставится вопрос, следует ли мне верить в привидения, то я всячески могу умствовать по поводу их

возможности; но разум запрещает суеверное допущение возможности явления, т. е. без принципа объяснения этого явления по законам опыта.

Благодаря огромному различию умов в способе рассмотрения одних и тех же предметов, равно как и друг друга, благодаря взаимному их столкновению, соединению и разъединению природа дает крайне любопытный спектакль на сцене созерцателей и мыслителей бесконечно различных видов. Следующие максимы (которые были уже упомянуты выше как приводящие к мудрости) можно сделать незыблемыми законами для класса мыслителей:

1) Думать самому.

2) Мыслить себя (в общении с людьми) на месте любого другого.

3) Всегда мыслить в согласии с самим собой. Первый принцип негативный (nullius addictus iurare

in veiba magistri70) — принцип образа мыслей, свободного от принуждения', второй положительный — принцип широкого образа мышления, сообразующегося с понятиями других; третий — принцип последовательного образа мышления; для каждого из них, а еще больше для противоположного ему, антропология может привести много примеров.

Важнейшая революция во внутреннем [мире] человека — это «выход его из того состояния несовершеннолетия, в котором виноват он сам».71 — Вместо того чтобы, как это было до сих пор, другие думали за него, а он только подражал или позволял водить себя на помочах, он теперь решается самостоятельно идти вперед на почве опыта, хотя еще не твердо.

АНТРОПОЛОГИЯ

295

Книга вторая

ЧУВСТВО УДОВОЛЬСТВИЯ И НЕУДОВОЛЬСТВИЯ

Деление

1) Чувственное, 2) интеллектуальное удовольствие. Первое — через [внешнее] чувство (наслаждение) или через воображение (вкус); второе (именно интеллектуальное) — или через изобразимые понятия, или через идеи. Таково же деление и противоположного, [т. е.] неудовольствия.

О чувственном удовольствии

О чувстве приятного,

или чувственном удовольствии,

в ощущении предмета