3 Ситуация и философия постмодерна

Об основных чертах и специфике ситуации Постмодерна, ее соотношении с предшествующей культурной традицией можно узнать из книги одного из самых ярких представителей постмо­дернистской философии —Жана Франсуа Лиотара (род. 1924). Эта книга буквально переводится как «Постмодерн в изло­жении для детей» и составлена из фрагментов переписки Ж. Ф. Лиотара с подростками со всего мира, посвященной пост­модернистской проблематике.

Вопросы и задания:

1. Крах какой великой идеи, как считает Ж. Ф. Лиотар, при­водит к концу Модерна?

2. Какие причины «забвения» «проекта Модерна» называет Ж. Ф. Лиотар?

3. Какие основные «постмодернистские тенденции» прони­зывают «мышление и практику XX столетия»? Можно ли на­звать эти тенденции прогрессивными?

4. Насколько отвечают эти тенденции, по мнению Ж. Ф. Ли­отара, привычным человеческим запросам и потребностям?

5. Какие задачи встают перед человечеством в ситуации Постмодерна? Каков основной путь их решения?

6. Каким образом, полагает Ж. Ф. Лиотар, Постмодерн со­относится с культурными традициями Модерна — превосхо­дит их, отказывается от них или находит способ органичес­ки вписать в собственную социокультурную ситуацию?

Мышление и практика XX столетия руководствуются идеей освобождения человечества. Эта идея вырабатывается в конце XVIII ст. в философии Просвещения и во време­на Французской революции. Прогресс науки и техники в искусстве и политических свободах полностью освободит человечество от невежества, бедности, бескультурья и дес­потизма, не только сделает людей счастливыми, но и, в особенности благодаря Школе, — просвещенными граж­данами, хозяевами своей судьбы.

Оставался, конечно, вопрос о том, кто является подлин­ным субъектом и жертвой недоразвитости — бедняки или рабочие, или безграмотные... Либералы, консерваторы и левые постоянно задавались этим вопросом как в прошлом, так и в нынешнем веке, затевая между собой... ученые спо­ры и даже настоящие войны из-за подлинного имени субъ­екта, которому надлежит помочь освободиться. И тем не менее самые разные политические учения объединяла вера в то, что все начинания, открытия, установления правомоч­ны лишь постольку, поскольку способствуют освобожде­нию человечества.

Политическая элита продолжает разлагольствовать в со­ответствии с риторикой освобождения человечества, но ей не удается залечить раны, нанесенные идеалу Модерна в течение двух последних веков истории. Не отсутствие про­гресса, но, напротив, научно-технический прогресс, эко­номическое, политическое развитие, развитие искусства сделали возможными мировые войны, тоталитарные режи­мы, растущую пропасть между богатством Севера и бедно­стью Юга, безработицу, всеобщее одичание, связанное с кризисом народного образования, т. е. передачи знаний, и отчужденность авангарда (и сегодня — во времена его от­рицания вообще).

По прошествии этих двух столетий мы стали проявлять большее внимание к знакам, указывающим на движение, которое противоречит этой общей установке. Ни либера­лизму, экономическому или политическому, ни различным течениям внутри марксизма не удалось выйти из этих двух кровавых столетий, избежав обвинений в преступлениях против человечества. Мы можем перечислить ряд имен собственных, топонимов, имен исторических деятелей, дат, которые способны проиллюстрировать и обосновать наше подозрение. Чтобы показать, насколько расходится новей­шая западная история с «современным» проектом освобож­дения человечества, я... воспользовался словом-символом «Освенцим». Какое мышление способно «снять» — в смыс­ле аийтеЪеп — этот «Освенцим», включив его в некий все­общий эмпирический или пусть даже мыслительный про­цесс, ориентированный на всеобщее освобождение.

Забвение «проекта Модерна» не является, однако, его крахом. Оно сопровождается квазипотенциальным разви­тием науки и техники... Сегодня три факта являются при­мечательными: 1) слияние науки и техники в громоздкий научно-технический аппарат; 2) пересмотр во всех облас­тях не только гипотез и даже парадигм, но и логики, а так­же способов рациональных рассуждений, рассматривав­шихся когда-то в качестве естественных и самоочевидных..; 3) наконец, привнесенная в новые технологии качественная трансформация, в результате которой машины последнего поколения выполняют операции, связанные с запомина­нием, консультированием, расчетом, знанием грамматики, поэтики, риторики, приемов рационального рассуждения и суждения (экспертизы). Они являются протезами языка, т. е. мышления, призванными в ближайшие десятилетия сделаться более совершенными, когда их логика придет в соответствие со сложным, комплексным характером логи­ки, используемой для исследования в отдельных отраслях. Задним числом стало очевидным, что работы, выполнен­ные представителями художественного авангарда, уже бо­лее чем на протяжении ста лет вписываются в параллель­ный процесс комплексификации (усложнения). Последняя обращена не на знания и умения, а на чувственность (ви­зуальную, языковую, слуховую). То, что таким образом вы­рисовывается как горизонт XX столетия, есть возрастание сложности и всеохватности в большинстве областей, вклю­чая «способы жизни» и повседневность.

Мы больше не можем называть это развитие прогрес­сом. Складывается такое впечатление, что оно продолжа­ется независимо от нас, само собой, движимое какой-то автономной силой. Оно уже не отвечает на запросы, по­рождаемые человеческими потребностями. Напротив, со­здается впечатление, что результаты и плоды этого разви­тия постоянно дестабилизируют человеческую сущность, как социальную, так и индивидуальную. Я имею в виду не только материальные результаты, но и духовные, интеллек­туальные. Можно сказать, что человечество оказалось се­годня в таком положении, когда ему приходится догонять опережающий его процесс накопления все новых и новых объектов практики и мышления.

... вопрос о причинах этого процесса усложнения (сош-р1ехШсат.юп), вопрос темный, весьма для меня важен. Можно предположить, что некое роковое предназначение помимо нашей воли увлекает нас ко все более сложным со­стояниям. Наши запросы — безопасность, идентичность, счастье, — вытекающие из нашего непосредственного со­стояния живых или общественных существ, как будто ни­как не соотносятся с этим родом принуждения, толкающе­го нас сегодня к усложнению, опосредованию, исчислению и синтезированию все равно каких объектов, а также из­менению их масштабов. В технонаучном мире мы подоб­ны Гулливеру: то слишком велики, то слишком малы, — всегда не того масштаба...

Отсюда — решающая задача — принудить человече­ство... к осознанному усложнению, превосходящему все, что был до сих пор.

...Я хочу сказать, что для правильного понимания тво­рений современных художников... — надлежит провести аналогию между их работой и анамнезом, в том смысле, который придается этому процессу психоаналитической терапией. Пациент психоаналитика пытается переработать расстройство, от которого он страдает в настоящем, про­водя свободные ассоциации между его элементами, на пер­вый взгляд исключенными из всякого контекста, и каки­ми-то пережитыми в прошлом ситуациями, что позволяет ему раскрыть тайный смысл своей жизни, — и точно так­же работа Сезанна, Пикассо, Делоне, Кандинского, Клее, Мондриана, Малевича, наконец Дюшана, может рассматриваться как некая «проработка» современностью собст­венного смысла...

...должно быть ясно, что приставка «пост» в слове «постмодерн», понятая подобным образом, означает ...не движение повторения, но некий «ана-процесс», процесс анализа, анамнеза, аналогии и анаморфозы, который пе­рерабатывает нечто «первозабытое».

Лиотар Ж. Ф. Заметка о смыслах «пост» // Иностранная литература. — 1994. — №1. — С. 56—59;

Лиотар Ж. Ф. Заметка о новом декоре (из кн. «Постмодерн в

изложении для детей») // Вкник ХДУ. Постмодершзм у фтософи

науки та фЫософи культури.. — 1997. — № 398. — С. 3—5.

В контексте изменения общего образа философии в ситуа­ции Постмодерна обращают на себя внимание изменения и в образе философа, о которых пишет в своей книге «Логика смысла» другой известный французский философ-постмодер­нист — Жиль Делез.

Вопросы и задания:

1. Назовите образы философа по Ж. Делезу. В какие исто­рико-философские эпохи господствовал каждый из данных образов?

2. Какие цели в своих размышлениях, как считает Ж. Делез, ставили перед собой разные типы философов и какие основ­ные средства они использовали?

3. В чем состоит принципиальное отличие классического философа-платоника от современного его собрата, ведущего свою родословную от мегариков, стоиков и киников?

4. Какие особенности социокультурной ситуации Постмодер­на сделали востребованным новый образ философа?

5. Согласны ли вы с Ж. Делезом в том, что люди, подобные киникам, стоикам и мегарикам, могут выступать в качестве носителей «нового дискурса, нового логоса, оживляемого па­радоксами и насыщенного новым философским содержа­нием»?

Образ философа — как популярный, так и профессио­нальный — сформировался, судя по всему, благодаря пла­тонизму: философ — это путник, оставивший пещеру, и восходящий ввысь. И чем выше подъем, тем полнее очи­щение. На почве такой «психологии восхождения» обра­зуются тесные связи между моралью и философией, аске­тическим идеалом и идеалом мысли. Этим и определяется как популярный образ философа, витающего в облаках, так и его научный образ, согласно которому философские не­беса хотя и обладают интеллигибельной природой, но не отрывают нас от земли, поскольку последняя живет по их закону... И философская работа всегда задается как восхож­дение и преображение, то есть как движение навстречу высшему принципу, определяющему само это движение — как движение самополагания, самоисполнения и познания

С мегариков, киников и стоиков начинается новая фи­лософия и новый тип анекдота. Перечитывая лучшие гла­вы Диогена Лаэртского — главы, посвященные Диогену Кинику и Хрисиппу Стоику, — мы наблюдаем за развитием удивительной системы провокаций. С одной стороны, фи­лософ ест с крайней прожорливостью, объедаясь сверх ме­ры; прилюдно мастурбирует, сетуя при этом, что голод нельзя утолить так же просто; не осуждает инцест с мате­рью, сестрой и дочерью, терпим к каннибализму и антро­пофагии [поеданию трупов. — К. К.) — но при всем при том он в высшей степени трезв и целомудрен. С другой стороны, философ хранит молчание, когда люди о чем-то его спрашивают, либо награждает их ударами посоха. Когда ему задают абстрактные и трудные вопросы, он в ответ ука­зывает на пищу, или подает вам всю торбу с едой, кото­рую не преминет затем вывалить на вас, как всегда, со всей силы. И все-таки он — носитель нового дискурса, нового логоса, оживляемого парадоксами и насыщенного новым философским содержанием <...>.

Философ теперь не пещерное существо и не платонов­ская душа-птица, а плоское животное поверхности — клещ или блоха.

Делез Ж. Логика смысла. — М., 1995. - С. 158, 161, 164.