56 Тема 2. Становление предмета психологии

м ожно выйти за пределы простого ²/₈ такта, при коротких интервалах, на­оборот, необходимо известное напряжение для того, чтобы противостоять стремлению к переходу к более сложным ритмам. Когда мы слушаем не­посредственно, то при интервале в ^х/₂ с и менее очень легко возникает такт вроде вышеприведенного ⁴/₄ такта, который объединяет восемь ударов в один такт, тогда как простой ²/₈ такт содержит в себе лишь два удара. Ес­ли теперь измерить по вышеуказанному способу объем сознания для та­кого, более богато расчлененного ряда тактов, то окажется, что еще пять ⁴/₄ такта, построенных по приведенной выше схеме, схватываются как од­но целое, и если их повторить после известной паузы, они воспризнаются как тождественные. Таким образом, объем сознания при этом более сложном ритмическом делении составляет не менее 40 ударов такта вме­сто 16 при наиболее простой группировке. Можно, правда, произвольно составить еще более сложные расчленения такта, например, ⁶/₄ такта. Но так как это усложнение ритма со своей стороны требует известного на­пряжения, длина ряда, воспринимаемого еще как отдельное целое, не уве­личивается, но скорее уменьшается.

При этих опытах обнаруживается еще дальнейшее замечательное свойство сознания, тесно связанное с его ритмической природой. Три сте­пени повышения, которые мы видели в вышеприведенной схеме ⁴/₄ такта, образуют именно maximum различия, который нельзя перейти. Если мы причтем сюда еще понижения такта, то четыре степени интенсивности ис­черпают все возможные градации в силе впечатлений. Очевидно, что это количество степеней определяет также и ритмическое расчленение цело­го ряда, а вместе с тем и его объединение в сознании, и, наоборот, ритм движений такта обусловливает то число градаций интенсивности, которое в расчленении рядов необходимо в качестве опорных пунктов для объе­динения в сознании. Таким образом, оба момента находятся в тесной свя­зи друг с другом: ритмическая природа нашего сознания требует опреде­ленных границ для количества градаций в ударении, а это количество, в свою очередь, обусловливает специфическую ритмическую природу чело­веческого сознания.

Чем обширнее ряды тактов, объединяемых в целое при описанных опытах, тем яснее обнаруживается еще другое весьма важное для сущности сознания явление. Если обратить внимание на отношение воспринятого в данный момент удара такта к непосредственно предшествовавшим и, далее, сравнить эти непосредственно предшествовавшие удары с ударами объеди­ненного в целое ряда, воспринятыми еще раньше, то между всеми этими впе­чатлениями обнаружатся различия особого рода, существенно отличные от различий в интенсивности и равнозначных с ними различий в ударении. Для обозначения их всего целесообразнее воспользоваться выражениями, сложившимися в языке для обозначения зрительных впечатлений, в кото­рых эти различия равным образом относительно независимы от интенсив­ности света. Эти обозначения — ясность и отчетливость, значения которых

Вундт В. Сознание и внимание 57

п очти совпадают друг с другом, но все-таки указывают различные стороны процесса, поскольку ясность более относится к собственному свойству впечатления, а отчетливость — к его ограничению от других впечатлений. Если мы перенесем теперь эти понятия в обобщенном смысле на содержа­ния сознания, то заметим, что ряд тактов дает нам самые различные степе­ни ясности и отчетливости, в которых мы ориентируемся по их отношению к удару такта, воспринимаемому в данный момент. Этот удар воспринима­ется всего яснее и отчетливее; ближе всего стоят к нему только что минув­шие удары, а затем чем далее отстоят от него удары, тем более они теряют в ясности. Если удар минул уже настолько давно, что впечатление от него вообще исчезает, то, выражаясь образно, говорят¹, что оно погрузилось под по­рог сознания. При обратном процессе образно говорят, что впечатление под­нимается над порогом. В подобном же смысле для обозначения постепен-. ного приближения к порогу сознания, как это мы наблюдаем в отношении давно минувших ударов в опытах с маятником метронома, пользуются об­разным выражением потемнения, а для противоположного изменения — прояснения содержаний сознания. Пользуясь такого рода выражениями, можно поэтому следующим образом формулировать условия объединения состоящего из разнообразных частей целого, например, ряда тактов: объе­динение возможно до тех пор, пока ни одна составная часть не погрузилась под порог сознания. Для обозначения наиболее бросающихся в глаза разли­чий ясности и отчетливости содержаний сознания обыкновенно пользуют­ся в соответствии с образами потемнения и прояснения еще двумя нагляд­ными выражениями: о наиболее отчетливо воспринимаемом содержании говорят, что оно находится в фиксационной точке (Blickpunkt) сознания, обо всех же остальных — что они лежат в зрительном поле (Blickfeld) созна­ния. В опытах с метрономом, таким образом, воздействующий на нас в дан­ный момент удар маятника каждый раз находится в этой внутренней точ­ке фиксации, тогда как предшествующие удары тем более переходят во внутреннее зрительное поле, чем далее они отстоят от данного удара. По­этому зрительное поле можно наглядно представить себе как окружающую фиксационную точку область, которая непрерывно тускнеет по направле­нию к периферии, пока, наконец, не соприкоснется с порогом сознания.

Из последнего образного выражения уже ясно, что так называемая точка фиксации сознания, в общем, обозначает лишь идеальное сосредо­точие центральной области, внутри которой могут ясно и отчетливо вос­приниматься многие впечатления. Так, например, воздействующий на нас в данный момент удар при опытах с метрономом, конечно, находится в фиксационной точке сознания, но только что перед ним воспринятые уда­ры сохраняют еще достаточную степень ясности и отчетливости, чтобы объ­единяться с ним в более ограниченной, отличающейся от остального зри­тельного поля своею большею ясностью области. И в этом отношении психические процессы соответствуют заимствованному из сферы зритель­ных восприятий образу, где также один из пунктов так называемого зри-