5. Эссе и импровизация как интегральные формы мышления-общения

Импровизация — это интегральная форма интеллектуальной деятельности в том же смысле, в каком эссе является интегральным жанром письма. Продукты импровизации, как правило, принадлежат не к чисто научным или художественным жанрам, но к жанрам эссеистическим, экспериментальносинтетическим. Как мне уже доводилось писать в “Эссе об эссе” (1982), эссе — это частично дневник, личный документ; частично — теоретическое рассуждение, обобщение, трактат, статья; отчасти это и рассказ, притча, анекдот. Непосредственным результатом импровизации является насыщенная ассоциациями медитация, объединяющая фактичность (документальность) с теоретическим обобщением и игрой воображения. Импровизация и эссе соотносятся как процесс и результат, действие и его продукт; в то же время оба они интегральны по своей жанровой модели. Объединению фактичности, концептуальности и образности в эссе соответствует объединение познания, коммуникации и творчества в импровизации.

Все три составляющие должны быть выражены сознательно, в отличие от дорефлексивной мифологии, где образ, идея и бытие представлены как синкретическое единство. Таким же образом импровизация различает свои составляющие: творчество, коммуникацию и познание, в отличие от синкретической практики религиозного размышления-созерцания, трансцендентальной медитации.

Разумеется, мы не должны ожидать от импровизации таких литературных шедевров, какие создаются в результате непрерывной, длительной, единоличной работы. Как правило, литературное или научное качество импровизаций ниже, чем произведений устоявшихся жанров или дисциплин. Точно так же не существует эссе, сравнимых по ценности и величию с трагедиями Шекспира, эпосом Гомера, трактатами Гегеля или романами Достоевского. Но это не означает, что эссе — низший жанр; напротив, он объединяет в себе возможности других жанров: философского, исторического и художественного. Сама широта возможностей усложняет задачу полной их реализации, поскольку расхождение между действительным исполнением и потенциальным совершенством сильнее в эссе, чем в более специфических и структурированных жанрах. Существуют совершенные басни, сонеты и, возможно, рассказы, но даже наилучшие романы часто поражают нас своими “колоссальными провалами” (по словам Уильяма Фолкнера, Томас Вулф был лучшим романистом своего поколения именно благодаря тому, что потерпел более великую неудачу, чем другие авторы). Еще сложнее достичь выдающегося успеха в эссе, поскольку этот жанр текуч и неопределенен; в нем отсутствуют четкие правила, задаваемые нарративной структурой романа или логической структурой философского дискурса.

Таким же образом импровизация не достигает глубины индивидуального творчества, искренности личного общения или точности научного исследования. Как эссе, так и импровизация являются формами потенциальных возможностей культуры, которые в каждом особом случае, при каждой конкретной попытке остаются нереализованными. Импровизация проигрывает в сравнении с литературой, искусством, наукой… Но зато она включает в себя все эти элементы, которые, в идеальном сочетании, создают произведение в жанре самой культуры.

В существующих словарях нет терминов, определяющих создателя культуры. Есть создатели отдельных ее областей: художники, писатели, ученые, гуманитарии, инженеры… Культура как целое еще не стала сферой или жанром творчества (мы не принимаем в расчет политическое или финансовое управление культурой или образовательную ее популяризацию, которые сами по себе культуры не творят). Творчество в жанре культуры является конечной возможностью интегрального мышления, возможностью, которая находит свою предварительную, экспериментальную модель в коллективной импровизации. Недостатки импровизационных произведений отражают нереализованные возможности культуры в целом. Формы романа или трагедии, трактата или монографии у´же и определеннее, чем полифонический и полисофический оркестр, звучащий в ансамблях со-мыслящих личностей.

Коллективная импровизация — это микрокосм разных видов культурной деятельности, в котором речь и молчание, письмо и чтение выражены во всем их различии и одновременно спрессованы в одном событии сомыслия. Именно поэтому процесс импровизации настолько интеллектуально и эмоционально интенсивен. Полюса созидания и восприятия, письма и чтения, чтения и обсуждения, которые в символической системе культуры обычно отрываются друг от друга, сложно опосредуются, разделяются годами или столетиями, — сконцентрированы в нескольких часах коллективной импровизации, здесь и сейчас.

Практика импровизации ставит социоэпистемологический вопрос о том, как из множественности индивидуальных голосов может спонтанно, без обращения к некой управляющей внешней воле, возникать связная целостность. Это индуктивное “единство из множества” отличается от более распространенной дедуктивной модели, в которой автор разделяет себя на разные голоса, характеры и идеологические позиции. Как Платон в своих философских диалогах, так и Достоевский в своих полифонических романах являлись едиными авторами, создававшими многоголосие из одного творческого сознания. Но могут ли голоса разных личностей быть объединены без вмешательства предвидящей и диктующей воли “трансцендентального” автора? Это вопрос о возможности новой, поставторской культуры, которая так же будет отличаться от культуры индивидуалистически-авторской, как последняя — от культуры фольклорной, доавторской. Коллективная импровизация — это интеграция личности в интеллектуальное сообщество, но не в той синкретической элементарной форме, которая предшествовала рождению авторства и индивидуальности, а во вполне сознательной синтетической форме, рождающейся, когда мыслящая личность преодолевает границы самой себя. Коллективная импровизация — это миниатюрная лаборатория такой проблематичной интеграции, которая одновременно является дезинтеграцией примитивных, фольклорных единств и прототипом текучих сообществ будущего.

Невозможно по-настоящему понять импровизацию, не будучи активным ее участником. Чтение текстов, созданных во время импровизаций, не дает адекватного впечатления. “Продукт” импровизации — расширение границ сознания, которое может выразиться и в работах, вдохновленных ею, но написанных уже отдельно ее участниками месяцы или годы спустя. Текст как промежуточный результат импровизации является лишь путем к цели — интегральному мышлению как таковому, опыту интеллектуального братства.

Тексты отдельной импровизации не могут рассматриваться как самодостаточные также и потому, что полным произведением необходимо считать все тексты, созданные за время существования данного импровизационного сообщества. Одна страница или глава романа не являются отдельными произведениями лишь на том основании, что они были созданы в один присест и отделены от других временными интервалами. Импровизационное сообщество имеет свою историю, отражающуюся в последовательности импровизаций, которые должны читаться как главы одного романа. Только тогда, когда данное сообщество прекращает свое существование, его труды могут считаться законченным произведением.

Однако импровизационное сообщество может иметь и другую судьбу. Постепенно расширяясь от поколения к поколению, оно может включать в себя все новых участников. Коллективная импровизация может стать одной из самых вдохновенных форм взаимодействия между интеллектуалами будущего. Развитие Интернета делает возможной такую коллективную импровизацию, в которой принимали бы участие десятки и сотни самых творческих умов человечества.

_______________________

1) Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М.: Советская энциклопедия, 1975. Т. 8. С. 963.

2) Эпштейн М. Законы свободного жанра: Эссеистика и эссеизм в культуре Нового времени // Вопросы литературы. 1987. № 7. С. 120—152.

3) Сайт импровизаций на английском языке: http://www. emory.edu/INTELNET/impro_home.htm.

4) Rorty R. Pragmatism and Philosophy // After Philosophy: End or Transformation? / Kenneth Baynes, James Bohman, and Thomas McCarthy (Eds.). Cambridge, MA, and London: The MIT Press, 1987. P. 56.