26. Перспективы

Каково же будущее у этого общественного строя?

Прежде всего, необходимо заметить, что механизм естест­венного отбора, который в прошлом столь драматично и реши­тельно работал в его пользу, теперь уже может больше его не поддерживать, или, по крайней мере, может поддерживать не только его. И Контрреформация, и большевизм уже сурово на­казаны: обе системы попытались, каждая по-своему, создать иерархическое идеократическое общество, оказавшееся некон­курентоспособным в области экономики, и обе в результате се­рьезно пострадали. В XX столетии ориентация на развитие про­изводственных технологий завоевала прочные позиции во всем мире, и даже общества, которые в прошлом, стремясь сохра­нить социальную стабильность, инстинктивно сторонились но­вовведений, теперь уже не придерживаются такой линии. Наоборот, многие из них убеждены, что лишь с помощью тех­нологических инноваций и экономической выгоды, которую они им сулят, они смогут поддерживать привычный для себя образ жизни. И в самом деле им удается сохранять таким образом и социальную стабильность, и традиции, которые в противном случае были бы, несомненно, разрушены вторжением более мощных и развитых стран.

Сегодня мы можем наблюдать, особенно в Дальневосточном регионе, общества, которые демонстрируют блестящие резуль­таты в экономике, осваивают сложнейшие технологии и отчас­ти связанные с ними формы организации жизнедеятельности. Хотя им абсолютно чужды и дух индивидуализма, и этика мо­дульного существования столь характерные для западного граж­данского общества, и они даже не очень об этом сожалеют. Больше того, с некоторых пор это и не влияет на экономичес­кую результативность их деятельности. Когда-то общим местом

202

в социологии индустриального общества было утверждение, что оно нуждается в гибком и подвижном рынке рабочей силы, ко­торый несовместим с защищенностью, привычной в условиях патернализма. Японцы уже опровергли это наблюдение, создав блестящую экономику, основанную на предприятиях, широко известных своими феодальными и общинными качествами — пожизненными страховками, почтением к вышестоящим и т.д.

Что бы ни говорилось о раннем индустриализме, поздний индустриализм кажется вполне совместим с практически фео­дальным чувством преданности и уважением к иерархии. Похо­же, даже самые консервативные и традиционалистские культуры, поняв, насколько выгодны новые технологии, могут преодолеть (и преодолевают) свое отвращение к тому, что приносит такую кучу денег, и приспосабливаются к ним вполне успешно.

Может быть, индивидуализм и не нужен, когда возможности и выгоды инновационной деятельности получают широкое при­знание и осваиваются в больших коллективах. Динамичная эко­номика несовместима с тотальной централизацией большевист­ского типа, но она, наверное, может ужиться с более плюраль­ным, свободным, хотя и несомненно общинным духом. И если это так, то распространение гражданского (то есть индивидуа­листического, модульного) общества более уже не является за­дачей естественного отбора в его экономической версии... Он вывел из игры большевистскую Умму, но ему нет нужды устранять общества, которые способны применять новые про­дуктивные технологии, причем, зачастую более эффективно, чем это было у тех, кто стоял когда-то у их начала. Большевизм был побежден не только в силу своей неспособности перегнать за­падный капитализм. Существенным моментом здесь было пони­мание того» что это смог сделать кто-то другой (скажем, жители стран Дальнего Востока). Сознание, что западный капитализм отчасти уступил свое лидерство, но не марксизму, сыграло, я думаю, важную роль в отказе от коммунистической веры в быв­шем СССР. Сегодня социальная селекция поддерживает хоро­шие результаты в экономике, и неясно, как долго еще либера­лизм и гражданское общество продержатся в фаворитах.

Таким образом, индустриальное общество, проникнутое общинным, клановым духом и дополненное жестким, автори­тарным государством, оказывается вполне возможно. Недоста­точная социальная, интеллектуальная и политическая свобода,

203

сохранение конфуцианских семейных традиций — все это как будто не влияет на результаты экономической деятельности. Хотим мы этого или нет, но ангел смерти, который объявляет свой приговор экономически неэффективным системам, не всегда состоит на службе у свободы. В прошлом он оказал ей кое-какие услуги, но, кажется, не собирается служить ей вечно. Видимо, это огорчит тех из нас, кто придерживается либеральных взгля­дов и был бы рад и впредь иметь такого влиятельного союзника, но лучше смотреть фактам в лицо.

Мусульманские общества мы уже рассмотрели. Этот случай интересен не своими экономическими достижениями (успехи здесь средние, нет особого блеска, однако нет и катастрофы, хотя трудно сказать, что произойдет, когда будут исчерпаны за­пасы нефти), но прежде всего тем, что, ступив на путь модерни­зации, эти страны существенно приблизились к созданию Уммы, то есть традиционная, до-индустриальная религия неожиданно получила поддержку со стороны современных промышленных технологий. Ориентация на священные тексты, правилосооб-разность и пуританство, регулирование, но не сакрализация эко­номической жизни, монотеизм, ограниченный ритуализм и рели­гиозный, хотя и не политический индивидуализм — все это произвело на свет мировую религию, которая (по крайней мере, до сих пор) демонстрирует высокую сопротивляемость секуля­ризации и стремится занять главенствующее положение в госу­дарствах, где. ее исповедуют большинство граждан. Есть, конеч­но, довольно странный случай Турции, где массы, судя по всему, тоже готовы принять участие в этом движении, но в то же время там существует плюралистическое гражданское общество, навя­занное стране военно-политической элитой. Эта элита абсо­лютно предана идее светского государства, которая является частью кемалистского наследства, ревностно охраняемого ны­нешним правительством. Вначале предполагалось, что такая пози­ция станет для страны пропуском в современный мир и позволит ей достичь политического и военного уровня развитых государств. Поэтому ее проводили с поразительным упорством. В результате возник весьма странный циклический процесс: внедрение демо­кратии приводит к победе прорелигиозных тенденций, которые нарушают кемалистские принципы и провоцируют государствен­ный переворот. Но после его подавления генералы быстро наводят порядок, восстанавливают демократию, и все начинается сначала.

204

Итак, перспективы гражданского общества на международной арене, в общем, неплохи, хотя и не дают повода для излишнего самодовольства. Крупные индустриальные державы являются его приверженцами — давними или новообращенными — в силу глубоких традиций (демократические страны, расположенные на обоих берегах Атлантики), или военного поражения (мили­таристские романтические страны, понявшие, что производство и торговля могут дать больше власти, чем меч), или экономи­ческих неудач (страны, относившиеся к марксистской цезаре-папистской системе). Неформальный союз сверхдержав, отно­сящихся к этой сильной, хотя, вероятно, и несколько разнород­ной группе, мог бы сегодня с легкостью править миром и, действуя согласованно, блокировать попытки шантажа во всемирных масштабах, как и попытки достичь положения, при котором такой шантаж возможен. При этом они вполне могут сосущест­вовать с политиями, которые не разделяют их ценностей, пока будут сохранять лидерство и минимальную сплоченность, и пока каждое новое поколение предпринимателей будет заинтересо­вано в том, чтобы разбогатеть, — не более.