2. Подходы к исследованию и предпосылки формирования цифровой культуры

В этом разделе мы сосредоточимся на определении культурных оснований (культурных «корней») технологий и их ассимиляции в мире повседневности. Мы попытаемся определить культурные предпосылки технологического развития и объяснить его роль в культурной динамике (пост)современности. Именно в такой постановке задачи встаёт проблема генезиса цифровой культуры, т.е. некоего процесса (точнее – теоретической модели его), в котором можно проследить не только возникновение и специфику феноменов цифровой культуры, но и понять причины и факторы, понять те силы, которые пробудили их к жизни.

2.1. Технологический детерминизм

Нередко некритическим образом принимается следующий аргумент: стремительные социальные трансформации XX века детерминированы развитием технологий. Технологический детерминизм видит в развитии технологий причину (вполне самостоятельную) социальных и культурных изменений. Зачастую эти изменения понимаются как прогресс, развитие, улучшение общественных институтов и отношений. Наука и технологии способствуют общему совершенствованию человека и культуры. Эти идеи имели особенно большое значение в период промышленной революции и индустриализации западных обществ в XVIII–XIX веках. Аналогично тому, как в своё время технология печати и распространения печатной продукции привела к революционным политическим процессам в европейских странах, в наши дни компьютеры и информационные технологии определяют вектор развития общества и культуры. Задумайтесь над терминами «информационное общество», «век компьютеров», и вы поймете, что в них имплицитно содержится идея технологического детерминизма. Неслучайно один из гуру компьютерных технологий – Билл Гейтс – всегда прямо и открыто говорит о своей вере в прогресс, в те безусловные блага, которые несут с собой информационные системы, улучшая жизнь людей, создавая новые возможности для общения, ведения бизнеса, для работы с различными видами информации.

Ярким примером технологического детерминизма является теория медиа Маршала Маклюэна, а он сам, безусловно, стал одним из самых интересных и самобытных теоретиков культурной динамики как процесса культурно-технологических преобразований. Для Маклюэна технологии являются продолжением человека, его тела, его нервной системы (радио – расширяет слух, кино и ТВ – возможности зрения, компьютеры – возможности мозга). В этом сама суть технологий – расширение возможностей человека.

В медиагенезисе культуры неизбежной стадией должно стать появление таких медиа (средств коммуникации), которые соединят всех людей на планете и сделают её «глобальной деревней». После стремительной интернационализации Интернета в 1990-х эта идея Маклюэна вновь привлекла внимание исследователей. Огромный необъятный мир благодаря Интернету и развитию транспорта за десятилетие действительно превратился в большую деревню, где всех можно найти, и до всех добраться, и даже со всеми поиграть.

2.2. Культурный детерминизм

Позиция технологического детерминизма представляется излишним упрощением и редукционизмом, поскольку, в частности, предлагает мыслить о технологиях как некоей «внешней» причине (технологии помещаются как бы вне культуры и общества, что едва ли логически корректно). Поэтому мы обращаемся, прежде всего, к вопросу о культурных «корнях» технологий в традиции Запада.

Технологическому детерминизму противоположен культурный детерминизм. Этот подход провозглашает технологии частью культуры, а не независимой переменной. Актуальное историческое состояние общества, его институтов, его культуры определяет развитие и распространение технологий. Как считал Раймонд Уильямс – один из ключевых теоретиков этого направления и ярких критиков Маклюэна – конкретные технологии появляются в конкретных исторических условиях и отражают нужды людей, живущих в этих условиях. Так телевидение и радио распространилось в период после Второй мировой войны – в период развития крупных мегаполисов, где сосредоточились основные промышленные системы капитализма и требовались новые системы массовых коммуникаций. Не телевидение изменило общество и культуру, а общество и культура создали телевидение в совершенно конкретных практических целях.

Аналогичные аргументы мы можем привести, например, относительно развития компьютерных игр, которое тесно связано с индустриями развлечений, а также изменением структуры досуга и системы производства постиндустриальных обществ, где технологическая база производства становится гомологичной технологическим формам досуга. И если технологический детерминизм декларирует естественность и неизбежность прогресса – его просто нужно принять как есть, то культурный детерминизм оставляет индивидам и обществу в целом право на недовольство, критику, политическое сопротивление негативным аспектам прогресса (мы ещё обсудим этот аспект, когда коснёмся темы насилия в играх).

Культурный детерминизм немедленно ведёт нас к доминирующему на Западе научному рационализму и сциентизму как способу мышления и основе действия. Мы мыслим о технологиях и создаём их исключительно в рамках рационального логического вывода (наличие интуиции возможно, но лишь как «творческое» дополнение). Так, поиск предпосылок цифрового (бинарного) языка – фундамента современных информационных технологий – приводит нас к классическому рационализму – философской метафизике Лейбница – и далее к её более поздней адаптации в математике и информатике. Благодаря культивированию научной рациональности кибернетика, теория систем и теория информации стали теоретико-методологическим фундаментом развития информационных технологий.

В неразрывной связи с рационализмом находится западная традиция индивидуализма. Автономный индивид с его правами, рациональными решениями и стремлением к совершенству (тела, разума, вещей в собственности и т.п.) и есть «суверенный потребитель» компьютеров, мобильной связи, клиент электронных магазинов, электронных развлекательных центров, программ дистанционного образования и в не столь отдаленном будущем – клонирования. Технологии служат моделированию идеального тела, расширению возможностей ума, расширению восприятия, самовыражению. На самом деле, они провоцируют деструктивную супериндивидуализацию, которая также означает нарастание социальной фрагментации и дезорганизации.

Ещё один важный аспект культурной детерминации технологий – западный капитализм, который, безусловно, органично связан с рационализмом и индивидуализмом. Компьютер как совершенное вычислительное устройство есть проекция бесконечного поиска эффективности и рассчитанной экономической выгоды. Скорость и информация – только средства для стимулирования бизнес-процессов и активности потребления. За сценой эскалации технологического развития стоит группа крупных корпоративных лидеров – «виртуальный класс», который диктует идеологию и упражняется в новом могуществе. Одним из основных моторов продвижения техно-будущего является индустрия развлечений. Современная танцевальная музыка, кино, парки развлечений, видеоигры и т.п. цифровые технологии не только интегрируются в повседневную жизнь, но также расширяют границы экономической власти, предопределяя стили потребления. И это, в частности, одна из главных причин новых культурных конфликтов международного масштаба.

Дальнейший поиск приводит нас к вопросу о военных корнях технологического развития. Дело в том, что большинство самых значительных технологических достижений – от атомной энергии до Интернета – были разработаны или нашли первичное практическое применение в первую очередь в военных целях. Война содержит некое помешательство на скорости и мобильности как ключе к победе. Поэтому такие исследователи как Пол Вирильо настаивают, что техно-ускорение жизни (скорость компьютеров, транспорта, информации) приносит хаос и дезориентацию в нашу повседневную жизнь, отчасти потому, что человеческий мозг и тело не были созданы для того, чтобы жить на таких скоростях.

Держа в уме все рассмотренные достаточно общие культурные факторы, мы должны также обратиться к специфическим историческим обстоятельствам, когда спонтанные, но в то же время непреодолимые силы включаются в игру культурных трансформаций. Это важно и с методологической точки зрения: нельзя ограничиваться анализом культурной машины рационального техно-капитализма; существуют и оппозиционные течения и силы, которые как бы деконструируют доминирующую культуру, бросают ей вызов и предлагают альтернативу. Ярчайший тому пример – контркультурные движения конца 60-х – начала 70-х (особенно американская контркультура западного побережья). Именно контркультурный дух свободы создал ту творческую атмосферу, в которой стала возможной идея персонального компьютера [9] как оппозиция милитаристическому образу компьютера как совершенного оружия.

Таким образом, в качестве общего содержательного источника цифровой культуры мы видим уникальный набор культурных детерминант генезиса цифровой культуры: рационализм (в особенности его выражение в кибернетике и информатике) и индивидуализм, капитализм с его упором на расчёты и достижение высокой эффективности, милитаризм и политика войны, контркультурная деконструкция доминирующей культуры. Как справедливо отмечает английский исследователь Ч. Гир, среди перечисленных факторов не хватает ещё одного важного фактора – художественного авангарда, который через художественные эксперименты с новыми технологиями способствовал не только их популяризации, но и открытию новых специфических культурных форм применения технологий.

Но в данном случае нельзя утверждать, что такая логика культурного генезиса технологий ниспровергает технологический детерминизм. Необходимо скорее искать продуктивный критический диалог с аргументами последнего в самой его решительной форме, поскольку сила и значение этих аргументов чрезвычайно велики. Давайте предположим, что, возможно, в какой-то момент технологии становятся самостоятельным детерминирующим фактором или… были им всегда?