5.7. Ценности познания

Чаще всего человек определяется как Homo sapiens, человек ра­зумный, что говорит о первостепенности для него как биологического вида его способности к мышлению, познанию и целесообразному поведе­нию. Человек – это познавательное существо. По своей любознательности человек не имеет себе равных. Подобно суперроботу, снабженному массой ре­цепторов, анализаторов, коммутаторов, интеграторов, синтезаторов и т.п., он проводит лучшую часть своей жизни в познании и исследовании.

У человека масса познавательных способ­ностей, потребностей, страстей, форм и способов познания. Но человек, к счастью, не суперробот и не суперкомпьютер. Сами по себе нейтраль­ные познавательные качества человека мудро и гармонично встроены в общую бесконечно и исключительно богатую область человеческих способностей и устремлений. Это не лишает познавательные качества человека их относительной самостоятельности. Однако, ра­зум и познание как одна из составляющих внутреннего мира человека только тогда обретает полноту своего смысла, когда сочетается с другими областями внутричеловеческой реальности.

Слова «познание», «сознание» и «знание» – однокоренные, однако, область познания в чем-то шире области сознания и даже об­ласти знания. В самом деле, есть такие виды интуитивного или чув­ственного (рецепторного) познания, которые не обязательно проходят через сознание, а если и проходят, то уже на конечном этапе, как плод их рефлективного осознавания. Иногда мы обладаем знанием, о котором не знаем, и, кроме того, наши умственные усилия бывают направлены на опознание того, что принципиально не является и не может быть ни знанием, ни позна­ванием, например, неизвестность.

Познание совершается и разумом, и чувствами, и инстинктами, соответственно оно бывает рациональным, чувственным, инстинк­тивным и интуитивным. Познание выражается в формах логического мышления, чувственных данных, ощущений, воображения, представле­ния, созерцания, чувственной и интеллектуальной интуиции и т.д.

В поле познавательной активности оказывается все, что есть в человеке и что существует вокруг него. Оно присутствует или стремится проникнуть и в нравственные, эстетические и все другие сферы человеческого бытия. Все эти сферы имеют когнитивный (знаниевый) коррелят и без той или иной меры осознания, познания и знания немыслимы. Познание – это не что-то теоретическое, это способ человеческого существования, образ его жизни, само проявление жизни.

Пожалуй, единственным достойным соперником познания является не­известность. Не та неизвестность, которая становится, превращается в известное в результате познавательного усилия, а неизвестность как таковая и ей соответствующее «незнаниевое» знание, т.е. знание неиз­вестности как таковой, а не трансформированной познанием в знание.

Уникальность познания как деятельности состоит в том, что оно обладает абсолютной проницаемостью и не деструктивностью по отношению к своим объектам.

Нет области реальности (кроме, может быть, неизвестности и ничто), куда бы оно заведомо не могло проникнуть и вынести отту­да некоторое позитивное знание. Трудно представить себе границу мыслимого, предполагаемого или воображаемого. Это свойство присуще и сознанию, и знанию как таковым. Наша познавательная «кухня» изучена человеком лучше много другого, ведь познанию свойственно оглядываться на себя и познавать самого себя. Это закономерно и необходимо, хотя подавляющее большинство людей не склонно углубляться в рефлексию, «копаться» в себе и анализи­ровать свое сознание, познавательный аппарат, саму его работу и т.д.

Познание и практика (вообще, трудно отделимые друг от друга) включают в себя все средства ориентации, выживания и развития человека. Вместе с тем, познание, его орудия и формы обретают статус ценности только тогда, когда сочетаются с человечностью и бытуют в ее сфере. В самом деле, трудно признать гуманной, скажем, разработку убийцей плана своего преступления с помощью наблюдения, анализа и т.д.

Одно из самых распространенных обвинений в адрес рационального познания, знания и науки (сегодня в этом упражняются постмодернисты) связано с указанием на антигуманное использование плодов рациональности. Но эта критика, как говорится, не по адресу. Разум не антигуманен. Антигуманны другие, негативные качества человеческой природы, оказавшиеся в состоянии эксплуатировать рациональные способности человека и их результаты. Эти качества – жажда разрушения, жажда власти, проявляемая господствующими элитами, особенно технократическими, безумный и равнодушный эстетизм, религиозный и идеологический фанатизм. Это и неизжитая животная агрессивность человека, выражающаяся, скажем, в терроризме, – агрессивность, которая в своей брутальной слепоте не забывает, тем не менее, хладнокровно и «рационально» использовать для своих преступных целей современные воздушные лайнеры или бактерии сибирской язвы.

Нужна изрядная степень недобросовестности и цинизма, чтобы поставить на одну доску террориста и конструктора самолета, отравителя и ученого, исследующего болезнетворные бактерии. Лицемеры, обвиняющие ориентацию на разум в бессердечии, указывают на тот факт, что большинство ученых работают на военно-промышленный комплекс. Действительно, чисто научный интерес, сама сложность инженерных задач и т.п. нередко соблазняют ученого, склоняют пренебрегать ответственностью перед человечеством. Но в любом случае не ученые обостряют международную обстановку и развязывают войны. Агрессивные силы – террористы, националисты, религиозные фанатики – ставят общество и перед прямой моральной необходимостью разрабатывать новые виды вооружений.

Беда, а не вина этих ученых состоит в том, что они, как и другие граждане своих стран, становятся заложниками неразумной политики национальных правительств. Мужество А. Эйнштейна (кстати говоря, принявшего участие в разработке атомной бомбы), Б. Рассела, А. Сахарова и многих других ученых-гуманистов проявилось и в том, что они возвысили голос против ВПК и милитаризма.

Но было бы наивностью считать, что все ученые вдруг и сразу станут пацифистами. Путь к всеобщему миру и царству разума тернист и долог.

Примерно таким же образом можно ответить и тем, кто обвиняет ученых в ущербе, причиненном среде обитания человека, т.е. в загрязнении воздуха, почвы и воды, хищническом природопользовании и т.д. В конечном счете, здесь виноваты все, поскольку практически все мы, люди, на деле весьма равнодушны к природе¹⁴. Но особенно большая вина лежит на транснациональных корпорациях и сверхбогатых слоях населения, которые не хотят отказаться даже от малой части своих сверхприбылей или поделиться ими во имя решения глобальных проблем.

Познание связано с большинством чело­веческих (в том числе и негативных) качеств и способностей и потому его гуманизация особенно необходима. В той мере, в какой познание и знание направлены на поддержание и обогащение достойного, гуманного существования че­ловека, они являются ценностью и благом. К таковым следует отнести орудия и формы познания: разум, чувства, мышление и т.д., и его ре­зультаты: истину, смысл, значение, открытие, изобретение.

Разум – это свойство, состояние и процесс. Как свойство он специфицируется в понятии разумности. Поэтому мы и говорим, что человек – это разумное существо. Как состояние (достояние) оно обозначается собственно словом «разум». Поэтому мы и спрашиваем иногда: «Да в своем ли вы уме?». А как процесс – прежде и чаще всего понятием «мышление». В этой ипостаси его значение столь велико, что позволило великому французскому философу и математику Рене Декарту сформулировать принцип: «Мыслю, следовательно существую».

Что бы ни говорили иррационалисты, человек склонен считать разум цен­ностью самой по себе. Семантически и психологически мы воспринимаем разумность и разумение, рассудительность (подвид разумности, а не рассудочности – формальной и нейтральной способности мышления) как нечто изначаль­но позитивное, окрашенное в гуманистические тона.

Это дает основания считать, что в самом разуме как свойстве и способности есть такие внутренние компоненты и силы, которые естественным, имманентным, т.е. внутренне присущим ему образом заставляют его тяготеть к человечности.

Не случайно «понимание» во многих языках является синонимом «сочувствия». Дурак не может быть добрым – это давно открытая истина. С известной степени разумности начинается само золотое правило нравственности – ведь, чтобы поступить с другим так, как хотел бы, чтобы с тобой поступали, надо сначала суметь встать на его место, то есть его понять.

Одна­ко едва ли собственных гуманных ресурсов разума достаточно для того, чтобы противостоять антигуманному. Гению добра потенциально и в жизни противостоит гений зла, доброму уму –хитрость и сметка злоумышленни­ка, злодея. И все-таки есть доля правды в том, что человек вольно или невольно попавший во власть антигуманного ни в коем случае не мо­жет быть признан разумным, хотя бы он и обрел большую власть, богатство и даже славу. Разум такого человека опорочен и осквернен, в чем-то неизбежно деформиро­ван, изуродован, и потому здесь приходится говорить не только о вине, но и о беде человека.

Разум как процесс мышления очевидным образом демонстри­рует свою нейтральность и формальность, способную одинаково рав­нодушно мыслить предметы, цели и замыслы как во благо, так и во вред человеку. Гуманизация мышления состоит в его ориентации на позитивное и гуманное в человеке, а точнее на более тесную его инте­грацию с доброжелательностью и добродетельностью через такие человеческие свойства, как разумность и рассудительность. В этом смысле мышление должно слу­жить добру, а добро дополнять мышление такими качествами и черта­ми, которые делают его благоразумным и мудрым.

Более дифференцированы человеческие чувства. В мире бытия мы не облада­ем чувством или ощущением «вообще», а всегда каким-то конкретным чувством или ощущением. Чаще всего наши чувства становятся неопределенными и размытыми тогда, когда мы сталкиваемся с неизвестностью, когда она не просто окружает нас (что в жизни человека имеет место всегда и везде, постоянно и неизменно), а так близко приближается к нашему чувству и сознанию, что нам кажется, она вот-вот поглотит нас без остатка.

Наши элементарные эмоции либо позитивны, либо нейтральны, либо негативны. И хотя между раз­личными типами эмоций или ощущений нет жестких границ, обычно мы можем дать им адекватную оценку. О многих человеческих чувствах как качествах и психических состояниях говорилось выше. К этому не­обходимо добавить еще одну немаловажную деталь. Чувства, эмоции поддаются воспитанию. Может быть потому, что они по природе весьма пластич­ны и над ними стоит более высокая инстанция – ра­зум, связывающий их в целое, предпочитающий одни другим и таким образом имеющий известную власть по отноше­нию к этим своим «приближенным». Воспитанием чувств можно добиться очень многого. Этот процесс является важной составляющей гуманиза­ции человека, его совершенствования. Но и разум может и должен быть воспитан. В том числе и с помощью добрых чувств, гуманных эмоций.

Другой класс познавательных ценностей: истина, смысл, знание, открытие и изобретение, – воплощает в себе саму плодотворность, творческий характер познания.

Существует много теорий истины, и в рамках едва ли не любой из них (возможно, даже философия Ницше здесь не исключение) она рассматривается как ценность, если связана с человечностью. Специфика ис­тины в том, что, будучи результатом познания, его продуктом, она од­новременно предстает как адекватное, надежное и глубокое знание того, что не есть познание или его результат, или знание как таковое.

Как это понимать? Истина, как говорил ученый и общественный деятель Георгий Плеханов, относится не только к субъекту (человеку), но и к объекту (вещи, процессу), который сам по себе к знанию и познанию никакого отношения не имеет. Это отношение устанавливает, порождает человек. Так, например, выдающийся химик и социолог Дмитрий Менделеев открыл периодический закон химических элементов. Но сами по себе эти элементы и закон были, есть и будут существовать независимо от Менделеева и каждого из нас.

Иначе говоря, другая сторона истины – это некая ре­альность, более или менее глубоко освещенная, проникнутая познанием, как рентге­новскими лучами.

Первый шаг гуманистического стиля мышления в этой ситуации состоит в усмотрении ценностного смысла и знания ис­тины, ее способности служить целям человечности. То есть в том, чтобы постараться не утерять свою гуманность перед этой истиной и научиться «общаться» с ней достойным образом и как с новым знани­ем, и как с реальностью, которую мы истинно знаем.

Особое значение приобретает здесь установление, усмотрение смысла. Смысл связан с истиной-знанием и истиной-реальностью, ко­торые, в принципе, неразъединимы, поскольку реальность может быть нам дана только в свете истины, а истина только тогда «реальна», ког­да предметна, когда относится к чему-то или кому-то, когда она что-то «высветила» или во что-то «уперлась». Смысл – это некая трудноуло­вимая добавка к истине, элемент того значения и оценки, которые уже заложены в самом мышлении и познании, в человеческом духе. (Человек – это смыслонесущее и смыслотворящее существо.) Корни этой «до­бавки» весьма многочисленны и глубоки. Оценочная способность, потребность в осмыслении про­низывают весь опыт личности, все ее качества и потребности, все со­держания ее внутреннего мира и знания других реальностей. Смысл, также как и истина, связан с той или иной реаль­ностью. Отличие смысла от истины в том, что по отношению к первому мы чувствуем себя свободнее, можем «приписывать», придавать раз­личные смыслы и значения одной и той же истине. Это позволяет нам в большой мере проявить нашу гуманистическую «пристрастность» и выявить прежде всего позитивную ценность обретенной истины, установить максимум ее гуманистического потенциала. Таким образом на базе конкретных познавательных ре­зультатов мы творим здесь и теперь, делаем смыслы реальными, а не виртуальными. Осмысление – это и оценка, которая мо­жет быть как гуманной, так и антигуманной. Один и тот же предмет может иметь противоположные смыслы. Грубо говоря, для врача опре­деленный класс препаратов – лекарства, а для наркомана – дурман.

Задача гуманиста – творить гуманные смыслы и значения, гуманизируя тем самым и наше познание, и его результаты, и те реаль­ности, которые соответствуют им истинным образом.

Сказанное об истине и смысле в полной мере относится к от­крытиям и изобретениям. Вообще говоря, истина и откры­тие – это одно и то же. Однако обычно термин «открытие» мы употребляем, когда речь идет о естественных науках или о каких-то научных результатах, которые заключают в себе истину, особенно оче­видными чертами которой является объективность, транссубъектив­ность, верифицируемость, воспроизводимость и надежность. Это может быть открытие какого-то закона, или, скажем, звезды, или новой суб­частицы и т.п. «В дальнейшем» мы можем нагружать открытия различ­ными смыслами, обнаруживать или приписывать ему все новые и новые значения, но открытие как таковое более или менее однозначно и по­тому в нем превалирует его объективность, реалистическая основа, а не его значение и смысл. И тем не менее позитивный взгляд на открытие, его гуманистическое осмысление так же необходимо, как и гуманистическая установка по отношению к любой истине.

Напротив, изобретение олицетворяет собой паритет смысла и объективности. Теоретически говоря, можно изобрести нечто бессмысленное. Можно изоб­рести и нечто такое, что будет иметь свой чисто логический смысл и не иметь никаких объективных аналогов или практических применений. Но нас здесь занимают не эти достаточно сложные случаи изобретений, а те бесчисленные, в пер­вую очередь технические, изобретения, назначение которых очевидно изобретателю и пользователю, и количество которых лавинообразно на­растает со времен первых промышленных революций.

Гуманизация техники также важна, как и гуманизация науки и всех других видов познания. И даже больше того: ведь если ученый не отвечает за фактическую сторону открываемых им истин, то инженер создает именно то, что имеет в виду создать. Об этом важно помнить особенно потому, что существует такой монстр, как технократизм, слепая вера в то, что все политические, социальные и культурные проблемы могут быть решены техническими, механическими и рассудочно-ледяными способами. Или что они сами собою отпадут в ходе научно-технического прогресса.

Технократическое мышление – это, в итоге, бессердечное, холодное сознание, видящее общество как механизм, а человека – как его винтик. Технократия – спутник тоталитаризма. Явные черты технократии были присущи и фашизму, и сталинизму. (Один из плакатов времен коммунистической диктатуры гласил: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики!». Проект поворота сибирских рек на юг, занимавший умы последних советских руководителей, выдержан вполне в том же духе.)

Познание и его результаты – свидетельства исключи­тельно высокой выживаемости и адаптируемости человека, его способ­ности ко все более глубокому освоению как своего собственного внут­реннего мира, так и окружающих его реальностей. Темпы этого освоения удивительны и непредсказуемы. И именно поэтому гуманисти­ческое начало, гуманистический стиль и психология мышления столь необходимы и значимы.

Познание – практически тотальный, всеохватывающий способ бытия человека. От этой его всеохватности нам никуда не деться, нравится нам это или нет. Иногда нам хочется идти туда, не знаю куда и найти то, неизвестно что. Иногда мы устаем познавать, и нам хочется хотя бы на время освободиться от бремени познания. Иногда нам кажется, что бесконеч­ность его перспектив подобна изнуряющим и плодящим миражи пескам Сахары или гегелевской «дурной бесконечности», и тогда мы готовы отчаяться и сойти с дистан­ции, даже ценой отказа от собственной пользы и истины.

К счастью, эти настроения, как правило, пре­ходящи. Но раз они возникают, необходимо за­пастись изрядной долей мужества, упорства и мудрости, чтобы идти до конца. И если даже мы не получим всего того, на что рассчитывали в познании, в любом случае мы достигаем главного – достойного существования. Ибо в познании самое при­оритетное, самое ценное не практический выход и не формальная истина, а нечто гораздо большее и значительное – человек, его адекватная и достойная этого звания жизнь как инициатора и владельца самого этого удивительного предприятия.

Познавательная деятельность человека имеет много гуманных аспектов. Один из них – познавательный катарсис, возвы­шение, прорыв к новым истинам, смыслам, ценностям и реальностям. С каждым таким прорывом человека охватывает очищающий ветер новизны, перед его вос­торженным взором раскрываются новые горизонты, центром которых является он сам, существо, открывающее и познающее миры.