Глава I

Говорят: «Если вы утверждаете, что в одном Христе две природы, <а известно, что> не существует природы безыпостасной, тогда в Нем будет и две ипостаси».

<…>Ипостась и воипостасное — это не одно и то же , точно так же, как другое — сущность и иное — «всyществленное». Ибо ипостась обозначает кого-то конкретно, а воипостасное — сущность. Также ипостась определяет характеристическими свойствами лицо , а воипостасное означает то, что не является сопутствующим <Сопутствующее в свою очередь> означает то, что имеет свое бытие в другом и не мыслится само в себе. Таковыми являются все качества — как те, которые именуются сýщественными, так и те, которые называются насyщественными, из которых ничто не является сущностью, то есть самостоятельной вещью, но всегда созерцается вокруг сущности, как, например, цвет в теле и как разумение в душе. Таким образом, тот кто говорит: «нет природы безыпостасной» — выражает истину. Однако, неправильно заключает тот, кто полагает, что небезыпотасное является ипостасью. Точно так же, как истину выражает тот, кто говорит, что не существует тела без формы, а затем делает ошибочный вывод, что форма является телом, а не просто созерцается в теле. Природа, то есть сущность, никогда не может быть безыпостасной. Однако это не означает обратного, то есть что природа является ипостасью. Ибо ипостась — это и природа, но природа — еще и не ипостась. Ибо, если природа получает <просто> логос бытия, то ипостась получает также логос бытия самой по себе. Также <природа> имеет логос вида, а <ипостась> выражает то, кому она принадлежит. Также природа выражает характер общей вещи, а ипостась выделяет из общего особенное. И, если сказать кратко, главным образом тé <существа или предметы> имеют одну природу, чей логос бытия является общим, а также те, которые именуются единосущными. Определение же ипостаси таково: это либо то, что тождественно по природе, но различается по числу; либо то, что состоит из различных природ, но имеет в своем существовании общение природ друг в друге. <В последнем случае> оно причастно бытию не так, как если бы одно восполняло сущность другого — нечто, что можно наблюдать в сущностях и в том, что принадлежит ему по сущности и называется качеством. <В таких ипостасях, состоящих из различных природ,> одну какую-нибудь природу и сущность невозможно созерцать саму по себе, но лишь вместе с <другой природой>, с которой она сосуществует. То же самое можно обнаружить и в других вещах, и, главным образом, в душе и теле, которые имеют общую ипостась, но каждый свою природу и особый логос.

Глава V

«Что же, — говорят они — разве мы не говорим о единой природе человека, хотя при этом знаем, что в ней сходятся различные <природы>? Что вас не устраивает, когда мы, называя одной природой различные природы и не отменяя при этом свойств частей <в отношении человека>, подобное творим и в отношении Христа? Однако вы поносите нас и пеняете нам, что мы вводим во Христе смешение, обозначая части названием целого».

Если вы пожелали называть части наименованием целого, то вам также обязательно следует и целое признавать по наименованию частей — в таком случае мы ничего не будем против вас иметь. Так, называя Господа плотью или, лучше сказать, человеком, вы обозначили бы целое по его части, не называя при этом две природы одной. Ибо часто случается, если слова употребляются не в буквальном смысле, возникают разногласия и в догмате. Так и мы, согласно Божественным Писаниям и переданным нам от Отцов теориям, часто целое называем по его части, и части — наименованием целого; называя Логос Сыном человеческим и исповедуя, что Господь славы был распят. Однако, несмотря на это, из-за обмена свойств мы не отменяем собственного логоса особенностей <каждой из частей>. Благодаря этому они известны нам также под своими буквальными именами, так что, с одной стороны, мы созерцаем обмен свойств в единой ипостаси, а особенности, которые сохраняются в общении <свойств>, познаем в различии природ. Вы же, используя пример человека, разрушаете как пример, так и оригинал, <к которому относится этот пример>. Ибо мы говорим о единой природе человека не так, как вы ее себе представляете, отождествляя природу плоти с сущностью души или наоборот. Также мы не говорим, что она состоит из какой-либо своей части в отдельности или же является каждой из них.

Мы называем ее природой не по причине связи между частями (ибо нет ничего, что угрожало бы их целостности даже в единстве), но в значении общего и видового — в отличие от частного и особенного. Ибо, как передано нам от тех, кто был способен различать логические понятия, частное приобщается общему, а общее определяется по частному, так что индивидуумы причастны виду по природе, а причастность общего к частям — по наименованию. Как я уже сказал, мы не отказываемся называть часть наименованием целого. Так как весь человеческий род представлен одной природой и ничто из принадлежащего одному и тому же виду не является чуждым одно другому по сущности, то вполне разумно, что частное именуется по названию общего. Невозможно найти человека, который имел бы вид, отличный от всеобщего человечества. Однако в случае Христа такой порядок отношения недействителен. Ибо не существует такого вида Христов (как <существует вид> людей), чтобы один из них (то есть Христов), как отличающийся неким образом от всеобщего Христа, назывался бы одной природой с теми и от тех (то есть Христов), и чтобы нам можно было называть его одновременно и одной природой и двумя. Первое — по причине общего, а второе — по причине его частей, как это можно наблюдать в нас. Так как в Его случае невозможно найти той же причины, благодаря которой мы <называемся видом>, то присущее только нам к Нему относить неверно. Итак, теперь становится ясно, из-за чего человек называется одной природой и из-за чего — двумя. Первое возможно благодаря причастности виду, а второе — благодаря непреложности частей. Однако в отношении Христа мы не можем говорить о виде. Как же в таком случае двум природам называться одной?

Мы находим лишь три причины, по которым что-либо может называться одной природой. Это возможно либо когда что-либо является видом, либо когда причастно одному и тому же виду, либо же когда становится смесью из разновидных <компонентов>, тем самым превращаясь в нечто иновидное <по отношению к видам своих компонентов>, будучи причастным к каждому из видов, от которых происходит, не являясь в чистом виде ни одним из них. Такую природу знающие люди называют «сомнительной».

Вы приводите также и другие доводы, с тем чтобы отвергнуть две природы, то есть чтобы не говорить о двух и одной природах, как мы здесь <объясняли>, но только об одной. Отсюда, даже помимо вашего желания, возникает ошибка смешения. <Вашими доводами> также невозможно исправить ошибки разделения , ибо необязательно, чтобы одна природа была единицей по числу. Более того, она может быть множеством — в зависимости от того, сколько существует составляющих ее ипостасей. Рассмотрим этот вопрос с другой стороны. Говорят, что равное одному и тому же равно также между собой. Изобразим равносторонний и равноугольный треугольник. Как первая сторона равна второй, а вторая — третьей, так первая сторона равна последней. Итак, изобрази три стороны и надпиши над каждой из них по одному лицу. В результате ты найдешь, что, как первое <лицо> относится к среднему, а среднее — к последнему, так первое относится к последнему. Зачем я говорю все это? Затем, что если ты говоришь об одной природе Логоса и плоти, исповедуя при этом, что Логос и Отец имеют одну природу, <по не-обходимости> приходишь к выводу, что у плоти и Отца — одна природа.

«Однако, — говорят они — мы не говорим, что в обоих случаях природа является единой одним и тем же способом, но — в случае Отца и Сына — Их природа тождественна, а здесь — <едина> через единение. Не одно и то же называемое единым по единению и по природе».

Если не одно и то же, то тогда одним способом существует одно и другим — другое. Тогда одно и два будут одним и тем же: одно — по единению и два — по природам. Если же не так, то тогда <природы> будут представлять собой одно и то же одним и тем же спосо-бом. Они будут одновременно и единосущными и иносущными, а также одной природой и не одной природой. Что может быть более нереальным? Таким образом, одна природа, о кото-рой вы говорите, как не избегает разделения, которое характерно для природы во множестве причастных ей лиц, так и вводит в тождество составной природы смешение, так что после соединения в ней невозможно различить ни одной из соединившихся <частей>. У нас же, с Божьей помощью, сохраняется и различие соединившихся <природ> — пусть даже в единстве двойной природы, и тождество лица, осуществляемое в соединении природ в единую ипостась.