Xlix. О просителях

Многие вредные дела и предложения находят своих ходатаев; и происки

отдельных лиц действительно наносят вред общественному благу. Многие хорошие

дела находят в качестве своих ходатаев плохих людей; я имею в виду не только

испорченных людей, но и людей хитрых, которые не намереваются действовать на

защиту дела, по которому они взялись ходатайствовать. Некоторые берутся за

дела, которые они вообще не намерены доводить до конца; но если они видят,

что дело продвигается вперед и без их помощи, то все же добиваются

благодарности или хотя бы незначительного вознаграждения за свои усилия,

которые они якобы затратили, или же по крайней мере употребят себе на пользу

надежды просителя. Некоторые становятся ходатаями только потому, что

представляется случай перебежать дорогу кому-либо другому; или получить

сведения, которых в противном случае они не имели бы возможности добыть, не

заботясь о том, что станет с делом, когда они достигли своей цели; или

вообще превращают дело другого человека в своего рода развлечение, чтобы

можно было протолкнуть свое собственное дело. Некоторые же ходатайствуют по

чужим прошениям с единственной целью завалить все дело, чтобы удовлетворить

противоположную сторону или конкурента.

Разумеется, в каждом прошении есть своего рода право: либо право

справедливости, если прошение касается судебного дела; либо право заслуги,

если прошение представляет собой просьбу о назначении на должность. Если

личное пристрастие заставляет человека вынести решение в суде в пользу

неправой стороны, то пусть он использует свою поддержку, скорее, для того,

чтобы кончить дело компромиссом, а не для того, чтобы возбудить его. Если

личное пристрастие заставляет человека вынести решение в пользу менее

достойного просителя, имеющего меньше заслуг, то пусть он делает это, не

очерняя и не унижая более достойного конкурента. Если человек не совсем

хорошо понимает какое-либо прошение, то лучше спросить о нем мнение друга,

суждению которого он доверяет и который может сказать, имеет ли этот человек

право с честью заниматься этим делом; но пусть он тщательно выбирает своих

советчиков, ибо в противном случае его могут водить за нос.

Просители настолько возмущаются отсрочками и злоупотреблениями, что

откровенность в отношениях с ними не только похвальна, но и приятна для них,

идет ли речь о немедленном отказе от рассмотрения прошений, об откровенном

изложении результатов рассмотрения или о требовании вознаграждения только в

той мере, в какой действительно оно заслужено. Когда просят о милости,

пришедший первым не должен получать только из-за этого какое-либо

преимущество; в дальнейшем может быть еще рассмотрен вопрос о том, достоин

ли он доверия, но если суть дела можно узнать только от него, не следует

злоупотреблять этим, а предоставить претенденту возможность показать другие

свои способности и каким-либо образом вознаградить его за его сведения. Не

знать ценности просимого означает неопытность; не знать права для прошения

означает недостаток совести. Сохранение тайны прошения -- сильная гарантия

получить удовлетворение; ведь преждевременное разглашение прошения может

отбить охоту у одних просителей, но привлечь внимание и возбудить интерес

других. Но главное -- это своевременная подача прошения. Своевременная не

только в отношении лица, которое должно удовлетворить просьбу, но и в

отношении тех, кто может противодействовать этому. Пусть при выборе средства

человек избирает, скорее, наиболее пригодное, чем самое сильное; и скорее,

такое, которое поможет в данном конкретном деле, чем такое, которое верно

вообще. Иногда компенсация за отвергнутую просьбу окажется ценнее, чем сама

первоначальная просьба, если человек не обнаружит ни разочарования, ни

недовольства. "Iniquum petas, ut aequum feras"^[210] -- хорошее

правило, если человек находится в большом фаворе; в противном случае лучше

постепенно увеличивать свои просьбы; ведь тот, кто вначале и рискнул бы

потерять просителя, отказав ему в просьбе, в конечном итоге не захочет

терять ни просителя, ни плоды своей собственной прежней милости. Полагают,

что нет более легкой просьбы, с которой можно обратиться к высокому лицу,

чем просить у него рекомендательное письмо; и все же, если это делается не

ради доброго дела, то очень сильно вредит его репутации. Нет ничего худшего,

чем эти стряпчие по любым ходатайствам; они представляют собой отраву и

заразу в общественных делах.

L. О занятиях науками^[211]

Науками занимаются ради удовольствия, ради украшения и ради умения.

Удовольствие обнаруживается всего более в уединении, украшение -- в беседе,

а умение -- в распоряжениях и руководстве делом. Ибо людям опыта можно

поручить выполнение да еще, пожалуй, суждение об отдельных подробностях; но

общего руководства и совета лучше искать у людей ученых. Отдавать наукам все

время означает неумение применить их к делу; превращать их целиком в

украшение -- жеманство; а всецело полагаться на них в суждениях -- ученое

чудачество. Наука совершенствует природу, но сама совершенствуется опытом,

ибо прирожденные дарования подобны диким растениям и нуждаются в выращивании

с помощью ученых занятий, а ученость сама по себе дает указания чересчур

общие, если их не уточнить опытом. Люди хитроумные презирают ученость,

простодушные дивятся ей, мудрые ею пользуются. Ибо сама по себе ученость не

научает, как применять ее: на то есть мудрость особая, высшая, которую

приобрести можно только опытом.

Читай не затем, чтобы противоречить и опровергать; не затем, чтобы

принимать на веру, и не затем, чтобы найти предмет для беседы; но чтобы

мыслить и рассуждать. Есть книги, которые надо только отведать, есть такие,

которые лучше всего проглотить, и лишь немногие стоит разжевать и

переварить. Иначе говоря, одни книги следует прочесть лишь частично, другие

-- без особого прилежания и лишь немногие -- целиком и внимательно. Есть и

такие, которые можно поручить прочесть другому и воспользоваться сделанными

им извлечениями; но так можно поступать лишь с маловажными предметами и

посредственными авторами, ибо перегонка книг, как перегонка воды, убивает

всякий вкус. Чтение делает человека знающим, беседа -- находчивым, а

привычка записывать -- точным. Поэтому, кто мало пишет, тому нужна хорошая

память; кто мало упражняется в беседе, должен быть находчив; а кто мало

читает, должен быть весьма хитер, чтобы казаться более знающим, чем есть на

самом деле.

В истории черпаем мы мудрость; в поэзии -- остроумие; в математике --

проницательность; в естественной философии -- глубину; в нравственной

философии -- серьезность; в логике и риторике -- умение спорить. "Abeunt

studia in mores"^[212]. Скажем более: нет такого умственного изъяна,

который не мог бы быть исправлен надлежащими занятиями, подобно тому как

недостатки телесные устраняются соответствующими упражнениями. Так, игра в

шары полезна при каменной болезни и для почек; стрельба -- для легких и

груди; ходьба -- для желудка; верховая езда -- для головы и так далее. А кто

рассеян, тот пусть займется математикой, ибо при доказательстве теорем

малейшая рассеянность вынуждает все начинать сызнова. Кто неспособен

усматривать различия, пусть изучает схоластиков, ибо они "cymini

sectores"^[213]. Кто не умеет быстро осваиваться с предметом и

быстро припоминать все нужное для доказательства, пусть изучает судебные

дела. И такие средства имеются против каждого умственного изъяна.