Рефлексы праславянских сочетаний *tl и *dl.

Праславянские сочетания *tl и *dl, сохраняющиеся в западнославянских языках, почти во всех остальных праславянских диалектах упростились в l. Однако в псковских говорах рефлексом *tl и *dl являются сочетания kl, gl, что находит отражение в памятниках древней письменности, донесших до нас формы причастий на -л типа чькли, привегли, блюглисz, сустрЫкли и т. д. Да и в современных псковских говорах реликтово отмечаются формы типа прочкли, привегла, жагло 'жало', ёгла 'ель', клещ 'лещ' и т. д.

Сочетания *tl и *dl дали такие же рефлексы в северной части лехитских говоров (в словинских и кашубских диалектах польского языка), а также в балтийской языковой области - во всех литовских диалектах. На этом основании А. И. Соболевский заключил, что в глубокой древности, до выпадения d и t перед l в части славянских языков, предки указанных диалектов соседствовали друг с другом (причем славянские говоры - севернолехитские и псковские - должны были быть переходными по отношению друг к другу), так что в них развилась общая черта, оставшаяся чуждой другим диалектам славянской и балтийской ветви.

Шепелявое произношение мягких свистящих.

Еще одной специфической особенностью, отличавшей древнепсковский диалект от остальных восточнославянских, является приближение произношения смягченных свистящих (<s> и <z>, находившихся в положении перед гласными переднего ряда, а также мягкого <z’>, произошедшего по третьей палатализации из *g) к шипящим <š’> и <ž’>. При этом возникали звуки, которые обычно называют шепелявыми свистящими. Данное явление находит широкое отражение в памятниках древнепсковской письменности, знающих взаимную мену в парах букв с-ш, з-ж: порадова ша сатана, наказю и др. Есть рукописи где указанная мена встречается регулярно. Так, в Псковском Шестодневе (памятнике, насчитывающем 117 листов) обнаружено 163 (!) случая мены букв с-ш, з-ж. Со временем это явление в рукописях псковского происхождения становится более редким: так, в памятниках конца XV - начала XVI в. случаев мены букв с-ш, з-х намного меньше, чем в текстах XIV - первой половины XV в., a в рукописях XVII в. их практически нет. Дело, конечно, не в том, что шепелявые свистящие исчезли из языка (они неоднократно отмечались диалектологами в псковских говорах первой трети XX в.). Видимо, это связано с отвердением шипящих, после которого буквы ш и ж, ассоциируясь с твердыми звуками, не могли больше использоваться для передачи сильно смягченных согласных, пусть даже имеющих шипящий призвук.

В древненовгородском койне шепелявое произношение мягких шипящих встречалось, видимо, редко, во всяком случае, примеров мены букв с-ш и з-ж в новгородских берестяных грамотах очень мало.

Цоканье

Некоторым современным русским диалектам свойственно цоканье, то есть в них в соответствии с <ц> и <ч> литературного языка произносится одна аффриката. Это может быть мягкий [ц’] (кури[ц’]а, [ц’]ай), палатальный или шепелявый [ц’’] (кури[ц’’]а, [ц’’]ай), твердый [ц] (кури[ц]а, [ц]ай) и даже звук [ч] (кури[ч]а, [ч]ай).

Цоканье сформировалось, скорее всего, в дописьменную эпоху, и в древнейший период было характерно для кривичского племенного диалекта и диалекта ильменских словен (то есть для всей древненовгородской зоны, а также, по-видимому, для смоленско-полоцких говоров).

Уже в старейших новгородских письменных источниках встречается взаимная мена букв ц и ч, которую можно считать отражением цоканья: цьтъ (=чьто), грамотичу (некнижные тексты), црево, пЫвьчь, паличею (книжные тексты).

Должно быть, в древненовгородском диалекте единственная аффриката, произносившаяся в соответствии с двумя аффрикатами других говоров, была свистящей – мягким (или даже шепелявым) [ц’]. Таким образом, замены ч на ц, вероятно, непосредственно отражали произношение, а обратные замены – ц на ч – были гиперкорректными.

Первые фиксации цоканья отмечены в текстах новгородского происхождения, но это не значит, что цоканья не было в других территориальных диалектах – просто последние не представлены памятниками письменности, которые бы датировались XI—XII вв. От несколько же более позднего периода – XIII-XV вв. – до нас дошли не только новгородские памятники, но и рукописи, отражающие псковский и смоленский диалекты. В этих рукописях мы также находим смешение букв ц и ч. Скорее всего, смоленский и псковский диалекты были цокающими и в дописьменный период.

Замечено, что во многих памятниках новгородско-псковского и смоленского происхождения XI-XV вв. цоканье отражается достаточно свободно. Однако в XVI-XVII вв. памятники делового содержания, созданные на территориях, говоры которых в настоящее время характеризуются цоканьем, практически не знают мены букв ц и ч. Чем это объясняется, не совсем понятно, - возможно тем, что цоканье уже воспринималось как черта ярко диалектная, так что ее отражение не укладывалось в норму приказного языка и местные писцы, ориентируясь на документы, исходившие из московских канцелярий, научались правильно употреблять буквы ц и ч, по крайней мере в том круге лексики, который функционировал в текстах делового содержания.

В настоящее время цоканье распространено в говорах, генетически восходящих к древним новгородскому, псковскому и смоленскому диалектам, то есть в восточной части севернорусского наречия и в крайних западных говорах - псковских, гдовских и частично смоленских. Но есть и еще одна компактная языковая область, которую составляют восточные среднерусские говоры и северовосточная часть Рязанской группы южнорусского наречия, где имеется неразличение аффрикат. Древних памятников письменности, которые происходили бы из этого региона, до наших дней не дошло, поэтому судить о времени возникновения цоканья в данном ареале и о первоначальной его разновидности (сейчас здесь цоканье твердое, то есть аффрикаты совпадают в звуке [ц] - [курица], [цай]) затруднительно.