43. Психология понимания правды. Проблема истинности/ложности показаний участников процесса.

При даче показаний психическая деятельность лгущего и правдивого свидетелей различается по мотивам и целям. Если у добросовестного свидетеля эта деятельность носит продуктивный (воссоздающий) характер, то для лжеца она представляет собой «творческий» процесс. При этом репродуктивная задача добросовестного свидетеля сводится к припоминанию и подробному воспроизведению ранее воспринятого и не подчинена какой-либо иной цели. Задача же лжесвидетеля значительно сложнее. Это «творческий» процесс, где присутствуют все элементы репродуктивной задачи, а сверх того, идет обработка материала воспоминаний, фантазирование таким образом, как это выгодно лжецу. В данном случае направленность его сообщений подчинена определенной желательной версии события.

С точки зрения содержания психической деятельности, лгать обычно труднее, чем говорить правду. В отличие от добросовестного свидетеля, который при даче показаний обращается к единственному мысленному образу воспринятого события, у лжесвидетеля конкурируют два варианта мысленных образов – действительно воспринятое, которое он желает утаить и которое является исходным, и вымышленный, воображаемый образ, которым он хочет подменить истинный.

Психологическая сторона при добросовестном поведении и заведомой лжи в свидетельских показаниях характеризуется различной ролью воображения, каковым является процесс создания новых образов, представлений или идей, ранее не воспринимавшихся данным лицом.

Различая преднамеренное (произвольное) и непреднамеренное (непроизвольное) воображение, нужно отметить, что в репродуктивной и творческой деятельности роль воображения различна. Репродуктивная задача сводится к припоминанию того, что было воспринято свидетелем, поэтому воображение непосредственно здесь не участвует. Если же оно непроизвольно включается, то возникает ошибка или происходит случайное совпадение с действительностью.

В творческой же задаче, решаемой лжецом, преднамеренно включается работа воображения, а совпадение с реальной действительностью возможно лишь в результате ошибки лгущего. Поэтому его задача психологически сложней.

Добросовестная ошибка и заведомая ложь при даче показаний, как правило, порождаются различной мотивацией, обычно более сложной и противоречивой в последнем случае.

В случае ошибки деятельность свидетеля при всех условиях все же мотивируется социально позитивными побуждениями, гражданским долгом, стремлением содействовать правосудию. Здесь угроза ответственности, как правило, не играет существенной роли, а может порождать лишь боязнь ошибки, повышая тревожность субъекта.

А при даче ложных показаний поведение свидетеля мотивируется социально негативными и общественно порицаемыми побуждениями – эгоистическими и подобными соображениями. Ясно, что во втором случае мотивационный механизм носит более конфликтный и противоречивый характер. Сказанное выше ориентирует нас на выяснение факторов, порождающих ту или иную мотивацию свидетеля, и на построение соответствующей тактики допроса.

Искажение истины в свидетельских показаниях может иметь двоякое происхождение. Одно из них – заведомая ложь, другое – добросовестное заблуждение. При кажущейся ясности их принципиальных различий распознавание и различение их на практике – дело не совсем простое. В связи с этим необходимо указать на следующие положения.

1. Объективным основанием смешения этих отношений служит тот факт, что как ложь, так и добросовестное заблуждение являются неадекватным отражением действительности, т.е. искаженной информацией. Противоположность лжи и заблуждения коренится в психике свидетеля, ненаблюдаемой и недоступной восприятию других людей.

2. В отличие от добросовестного заблуждения ложь – это волевой и сознательный акт. Лжесвидетель осознает, что его высказывание не совпадает с действительностью, и желает этого. Добросовестно заблуждающийся свидетель искренен, принимая ошибочно воспринятое за действительность.

3. Принципиальное различие лжи и добросовестного заблуждения заключается также в том, что ошибки в результате добросовестного заблуждения свидетеля могут возникнуть на различных стадиях формирования показаний (восприятие, сохранение информации, передача), т.е. это ошибки в отражении объекта субъектом. Ложные же показания возможны только на стадии вербализации субъективно воспринятой свидетелем действительности при передаче следователю или другому лицу.

4. Лжесвидетель формирует и провоцирует ошибки других лиц, являясь источником, «агентом» лжи. При добросовестном заблуждении «обманут» сам свидетель, у него самого возникло ошибочное представление о действительности в силу различных психических закономерностей.

5. Несмотря на полярно противоположный характер лжи и заблуждения, между ними существует множество очень плавных, постепенных и незаметных переходов (эти явления будут нами рассмотрены ниже).

6. Наконец, сложность их различения обусловлена недостаточной терминологической строгостью понятий ложности и неискренности, истинности и заблуждения в научном и обыденном языке.

Так, в логике, оперируя понятиями истинности и ложности, фактически имеют дело с формальной оценкой правильности или неправильности определенных высказываний и умозаключений с точки зрения законов мышления, независимо от того, соответствуют ли суждения и выводы реальной действительности и отвечают ли они действительному представлению того, кем сформулированы и высказаны. Такое формально-логическое понимание ложности не делает различий между добросовестным заблуждением и заведомой ложью.

В юридической практике подобная трактовка лжи лишает данное явление весьма существенных нравственно-психологических оттенков. С этической точки зрения, ложь – это не всякое суждение, противоположное истинному, а лишь преднамеренное неверное утверждение, с помощью которого человек вводит других в заблуждение, стремясь извлечь из этого какую-либо пользу. Это понятие имеет характер социальной оценки и употребляется только в отрицательном смысле. Сообщение заведомо неверных сведений в морально оправданных ситуациях, как правило, ложью не называют.

«Обычно принято думать, – отмечал известный отечественный психолог А.Р.Лурия, – что нет ничего более случайного, капризного и не подчиняющегося никаким законам, чем ложь. Однако такое представление неверно. Ложь, как и всякое мышление, построенное по другому принципу, имеет свои формы, свои правила, свои приемы. Человек, который лжет, прибегает всегда к определенным законам мышления, к определенным формам логики. Вскрыть их – означало бы сделать серьезный шаг вперед по пути умения отличать правдивое высказывание от ложного, а это дало бы новые прекрасные приемы в следственном деле»

Таким образом, противопоставляя ложь ошибке, представляется, что между этими случаями – добросовестным заблуждением и заведомой ложью – имеются следующие основные различия: