24. Поэма а.С. Пушкина «Медный всадник»: проблематика, сюжет и композиция.

Была ужасная пора.

Об ней свежо воспоминанье.

Об ней, друзья мои, для вас

Начну свое повествованье.

Печален будет мой рассказ…

Этими словами заканчивается знаменитое вступление к «Медному всаднику». К сюжету «петербургской повестью», как обозначил жанр произведения сам Пушкин, вступление невозможно отнести. Это не экспозиция, а мощная прелюдия, резко контрастирующая системой образов, интонацией, настроением с повествованием об «ужасной поре». Однако вступление чрезвычайно важно для понимания композиции и всего смысла поэмы Пушкина.

Что же касается сюжета, то он вполне традиционен. В экспозиции автор представляет нам Евгения, скромного чиновника, «маленького человека», приметы быта которого сведены к минимуму: «стряхнул шинель, разделся, лег». Евгений из обедневших дворян, о чем Пушкин упоминает мельком, сообщив, что предки героя значились в «Истории Карамзина». Сегодняшний же быт Евгения скромен и непритязателен: он «живет в Коломне, где-то служит», любит Парашу и мечтает о женитьбе на любимой девушке. Он остро чувствует и переживает свою бедность, «дичится знатных» и мучительно размышляет о своей не слишком счастливой судьбе.

А между тем река не просто прибывала: «Нева металась, как больной в своей постели беспокойной и Евгений вместе со всем городом ждал нового дня. И вот она, завязка печального сюжета: «Ужасный день!» Сокрушительной силы наводнение затопило город, вода заливала подвалы и нижние этажи домов, подступила к Зимнему дворцу. Стремительное, драматическое действие первой части поэмы это нарастание ужаса человека перед разбушевавшейся стихией. Люди спасаются, кто как может, и бедный Евгений оказывается сидящим верхом на льве у здания Сената, прямо за спиной памятника Петру. Прикованный к мрамору, околдованный подступающей водой, он не может сдвинуться с места.

И обращен к нему спиною,

В неколебимой вышине,

Над возмущенною Невою

Стоит с простертою рукою

Кумир на бронзовом коне.

Так в самой первой части впервые сведены вместе эти герои: бронзовый Петр (пока еще не Медный всадник) и бедный Евгений.

Действие второй части происходит сразу после окончания наводнения. Евгений нанимает лодочника и спешит к Параше, но находит только следы разрушения на месте домика своей невесты. Не выдержав потрясений, Евгений сходит с ума, не возвращается в свой бедный угол, бесцельно бродит по городу спит где-то на пристани: «И так он свой несчастный век влачил, ни зверь, ни человек, ни то ни её, ни житель света, ни призрак мертвый...»

Кульминацией поэмы становится вторая встреча Евгения с памятником. Он вдруг узнает то место, где спасался во время наводнения, «и львов, и площадь, и того, кто неподвижно возвышался во мраке медною главой, того, чьей волей роковой под морем город основался». Слова, обращенные Евгением к кумиру, едва слышны. «добро, строитель чудотворный! — шепнул он, злобно задрожав. — Ужо тебе!» И дальше, как страшное продолжение безумного бреда героя, начинается фантастическая погоня: «И во всю ночь безумец бедный, куда стоны ни обращал, за ним повсюду всадник медный с тяжелым топотом скакал». Но минуты безумия (а может быть, просветления?) проходят, Евгений больше не смеет даже глаз поднять, проходя мимо памятника, и тихо умирает. Печальная и вполне традиционная развязка.

Кто же оказывается главными фигурами в сюжете поэмы? Не Евгений и Параша, как мог предположить читатель в самом начале повести, а Евгений и Медный всадник, фантастический персонаж, который становится частью горячечного бреда героя, а одновременно — символом жестокой мощи государства, безжалостного к человеку. Но сюжет — это система событий в про изведении, а в «Медном всаднике» над сюжетом, над событиями, над стихией властвует великая философская мысль Пушкина, которая может быть хоть в малой степени понята лишь при анализе уникальной композиции поэмы. Тут-то самое время вернуться к знаменитому вступлению в поэму, которое, не являясь элементом сюжета, является незаменимой частью совершенно го архитектурного строения, каким, бесспорно, стал «Медный всадник». Прежде всего, важно обратить внимание на обширность вступления сравнительно с остальным объемом произведения. Пушкин, превыше всего ставивший «чувство соразмерности и сообразности», конечно, понимал, что объем вступления несоразмерно велик, но, с другой стороны, он хотел ясно донести до читателя, что вступление выполняет не служебную функцию, а несет огромную содержательную нагрузку.

С первых же строк вступления в поэму входит образ Петра Великого, реформатора России, полного «великих дум», которые гением Пушкина отчеканены в литые формулы истории.

Несомненно, главным для автора становится резкий контраст между вступлением и основной, сюжетной, повествовательной частью поэмы. Зачем же нужен этот контраст? Какова его смысловая нагрузка? На этот вопрос удивительно точно ответил Д. Гранин в очерке «Два лика». Через всю поэм через весь ее образный строй проходит двоение лиц, картин, смыслов: два Петра (Петр живой, мыслящий, «мощный властелин судьбы» — и его превращение, Медный всадник, застывшее изваяние), два Евгения (мелкий чиновник, бедный, забитый, униженный властью, — и безумец, поднявший руку на «строи теля чудотворного»), две Невы (украшение города, «державное теченье» — и главная угроза городу и жизни людей), два Петербурга («Петра творенье», «юный град» — и город углов и подвалов бедноты, город-убийца). В этом двоении образ новостроя и заключена не только главная композиционная, но и главная философская мысль Пушкина — мысль о человеке, его само ценности, будь то Петр 1 или Евгений. Медный всадник противостоит и живому Петру как его трагическое превращение, и Евгению как символ бездушной государственности. Как пишет Гранин, «Пушкин с Петром против Медного всадника и с Ев гением против Медного всадника». Для усиления этой мысли поэту необходимо было гениальное вступление в поэму.

Нет ничего удивительного в том, что при жизни Пушкина «Медный всадник» не был опубликован. В тихом бунте безумного Евгения власть безошибочно угадала угрозу своему тупому, медному бездушию. Ясному пониманию этой угрозы не мог помешать даже блистательный гимн Петербургу.