Гурджиева в старости (сидящего на скамейке, в Париже). От обли­ка молодого воина из Кау до облика Гурджиева в старости лежит путь от тела-и-сущности до тела сущности. Я — Я не означает быть расчлененным, разъятым надвое, а означает быть удвоенным, быть «вдвойне». Дело заключается в том, чтобы в действии быть пассив­ным, а в видении — активным (в противоположность тому, что диктуют нам навыки). Пассивным — значит быть поглощающим, быть «емким». Активным — значит присутствовать. Чтобы питать жизнь Я — Я, Performer должен развивать не организм-массу (мус­кульный, атлетический организм), а организм-канал, путепровод­ный организм, через который Энергии проплывают. Performer дол­жен работать на почве точных структур. Работать, прилагая большие усилия, потому что из выносливости, терпения и уважения к ча­стностям слагается правило, позволяющее воплотить ощутимое присутствие Я — Я. То, что делается, должно быть точным. Don't improvise, please! *

Искомые действия должны быть простыми, учитывая, что их надо тщательно усвоить и что овладение ими должно быть устой­чивым, прочным. Иначе это не простота, а банальность, общее место.

Что я вспоминаю

Одна из возможностей вступления на творческий путь основы­вается на открытии в себе давней телесности, с которой мы свя­заны сильной родовой связью. В такие моменты мы находимся и не в образе (в образотворении), и не в не-образе (в не-образотво- рении). Исходя из какой-то детали, из частности, можно открыть в себе другого: деда, мать. Фотография, воспоминание о морщин­ках, отдаленное эхо оттенка в звучании голоса позволяют воссоз­дать телесность. Сначала телесность кого-то, известного нам, а за­тем, двигаясь все дальше и дальше, телесность кого-то, кого мы никогда и не знали, — прадеда, праотца, предка. Воссоздать, но буквально ли ту же самую телесность? Может, и не буквально ту самую, но ведь все-таки ту, какой она могла быть. Ты можешь пойти так далеко вспять, в глубину, как будто в тебе пробуждает­ся память. Это — явление реминисценции, как если бы мы при­поминали (в) себе Performerb — исполнителя очень давнего ри­туала. Каждый раз, когда я что-либо открываю, у меня возникает такое чувство, как будто я что-то припоминаю. Открытия — они

* Don’t improvise, please! (англ.) — Не импровизируйте, пожалуйста!

239

находятся далеко позади нас, и надо проделать путь вспять, прой­ти дорогой назад, чтобы до них дотянуться.

Через пролом, через брешь и прорыв — как бы путем возвра­щения беженца, беглеца и скитальца — можно ли прикоснуться к тому, что уже связано не столько с началами, сколько, осмелюсь сказать, с самим и самым началом? Верю, что можно. Является ли сущность скрытым, потаенным фоном памяти? Я ничего об этом не знаю. Когда я веду работу вплотную, на предельном при­ближении к сущности, мне кажется, что память становится ре­альностью. Когда сущность воплощается в действие, то как бы воплощаются в действие очень сильные наши потенции. Реминис­ценция и есть, возможно, одна из таких потенций.

Внутренний человек

Цитирую*: Между человеком внутренним и человеком внешним существует та же самая бесконечная разница, что и между небом и землей.

Когда пребывал я в моей первооснове, в первопричине моей, не было во мне Бога, я был причиной себя самого. Не спрашивал меня там ни­кто, куда я стремился, что делал; не было там никого, чтобы спро­сить. Тем, чего я хотел, тем я и был, а тем, чем я был, — я хотел быть; я был свободен от Бога и от чего бы то ни было.

Когда изошел я (когда проистек я) оттуда, все сотворенное сущее говорило о Боге. Если бы кто-то меня спросил: Брат Экхарт, когда ты вышел из дома? — Я был там, и минуты еще не прошло; и был я там самим собой, там хотел я себя самого, и видел себя самого, как того, кто создал вот этого человека (такого, каков я тут, в юдоли земной). Вот почему я — не-рожден, и в моем состоянии не-рожден­ного я не могу умереть. То, что я представляю собой по рождению, — умрет, изничтожившись, ибо оно отдано времени и вместе со време­нем будет оно разлагаться. Но в рождении моем родились также и все создания, все тварные существа. И все они ощущают потребность подняться из их жизни — к их сущности.

* Гротовский приводит слова из «Проповедей» Мейстера Экхарта (Eckhart, Johannes, Meister Eckhart, ок. 1260—1327), немецкого философа и теолога, мо­наха ордена доминиканцев, представителя средневекового мистицизма; отвер­гал внешние формы религии, провозглашая так называемую религию сердца.

Интересующихся отсылаем к изданию на русском языке:

Мейстер Экхарт. Проповеди и рассуждения / В пер. с верхне-средненемец. М. В .Сабашниковой. М.: Мусагет, MCMXII (1912 г.). С. 29, 30, 129, 131, 134. Или: Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1991 (Репринт с указанного издания 1912 г.).

240

Когда возвращаюсь я, тот пролом, тот прорыв стал намного бо­лее благородным, высоким, нежели был при моем исходе; «и устье мое прекраснее моего истока». В нем, в том прорыве, я — над тварными существами, я не Бог и не тварь. Я то, нем я был и чем должен ос­таться теперь и навек, чем пребуду во все времена. Когда я возвра­щаюсь, когда прибываю оттуда, никто не спрашивает меня, откуда я прихожу. Там я есмь то, чем я был, не расту я и не умаляюсь, ибо я сам и есмь та недвижимая первопричина, что движет всеми созда­ниями.

1987-1989