Раздел II. Реальное положение высшего образования на примере Московского университета.

В данном разделе мы рассмотрим конкретную ситуацию в ИМУ в период столыпинской реакции. Мы рассмотрим университет с позиций управления, организации, состава, сравнив взгляды представителей радикального направления и либерального при опоре на историографию.

Глава 2.Организация университета, управление. «Университетский вопрос» в целом.

Эта глава будет носить скорее историографический характер, что необходимо, поскольку имея дело с субъективным восприятием двух чрезвычайно умных и столь непохожих людей, мы нуждаемся в определенных точках опоры. Также есть такие стороны университетской жизни, как управление и организация университета, о которых источники дают нам слишком много сведений, но без освещения этих параметров исследование будет «неполноценным».

Общепринято рассматривать университетский вопрос как триаду «консервативное правительство-либеральная профессура - радикальное студенчество»³⁰, когда прямое воздействие государства на университетский вопрос осложнялось и компенсировалось студенческим движением, а также позицией политически неоднородной профессуры.³¹ По этим параметрам и структурирована 2 глава.

§1. Действия правительства.

Начало XX века обострило и без того сложное положение высшего образования. В изучаемый период, во всех российских университетах действовал устав 1884. С одной стороны, этот устав был неким приближением к классическому университету (прим. Гумбольдского типа): назначение профессуры путем конкурсного отбора в министерстве, учреждение института приват-доцентов с одновременным уничтожением штатных доцентов, введение семинаров, расширением научно- исследовательских лабораторий и институтов. С другой стороны, управление университетом увязло в бюрократическом контроле. Министерство исходило не из научных критериев, а по критериям благонадежности, таким как преимущественный допуск в университеты детей дворянства, повышение к требованию гимназического аттестата, опека министерских инспекторов, учреждение экзаменационных комиссий, преподавание по утвержденным государством программам.³²

В 1905 власть пошла на некоторые уступки, опубликовав «Временные правила» 27 августа, вернувшие профессорским советам право избрания ректора и некоторые начала автономии. Однако, правила только осложнили ситуацию, поскольку возникала ситуация многовластия, когда граница между полномочиями ректора, совета, попечителя учебного округа и министерством народного просвещения не была чётко оформлена.³³

После революции были введены «Временные правила» 11 июня 1907, которые регламентировали все студенческие организации, а также позволяли полиции вторгаться в помещения для проверки законности собраний, в результате чего виновников подвергали дисциплинарной и даже уголовной ответственности. В дополнение 1 августа 1907 вышел циркуляр об обязательном предоставлении абитуриентами полицейского свидетельства о безупречном поведении.³⁴ Также абитуриенты обязаны были предъявлять свидетельство о благонадежности, свидетельство о явке в присутствие воинской повинности, аттестат зрелости, метрическое свидетельство- вся эта бездна формальностей вызывала негодование у В.Ф. Булгакова.³⁵ Став студентами, молодые люди должны были предоставлять вид на жительство, а при желании уехать за пределы округа (даже погостить к родителям), обязаны были просить разрешения у начальства.³⁶

В 1908 были ликвидированы органы студенческого представительство, что вновь повлекло за собой массовую борьбу студенчества . ³⁷

В этом же году министр народного просвещения Шварц «Циркуляром 4 сентября» запретил принимать женщин в университеты, ужесточил правила для вольнослушательниц, а «Циркуляром 16 сентября» подтвердил идею нормирования евреев 3%.³⁸

В начале XX века правительство «билось в тисках неразрешимых противоречий»: с одной стороны оно нуждалось в высококвалифицированных специалистах, в развитии науки, но с другой стороны, рост студенчества из демократических сословий неизбежно вел к повышению роли интеллигенции и подрыву сословной системы. ³⁹ Возникала и опасность перепроизводства специалистов, когда незанятая интеллигенция могла перейти к радикализму. Чувствуя усиление бунтарских настроений, царизм пытался отсрочить свой неизбежный крах перекачкой образованных кадров в государственный аппарат.⁴⁰

Интересен тот факт, что наиболее консервативную политику проводили люди, хорошо знающие университетскую среду- Боголепов, Шварц, Кассо.⁴¹ В правительстве находились те люди, которые сами когда-то были студентами, и, возможно, боролись за права университета, общества. В то же время, они всячески старались ограничивать автономию учебного заведения. Почему? В начале XX века, да и в историографии, в большинстве случаев отрицательно смотрят на политику государства. Но были ли у правительства реальные альтернативы? Например, рассмотрим проект министра народного просвещения Шварца, в котором предусматривалось распределение полномочий между представителями университетской власти, но при этом существенно ограничивалась автономия университета. Этот проект вызвал широкое общественное недовольство. Сам Шварц в разговоре с ректором Петербургского университета объяснил свою жесткую политику: «Новый устав вызовет новые студенческие беспорядки, но лучше, чтобы эти беспорядки разразились теперь же».⁴²То есть в это время лишь в жесткой консерваторской позиции правительства министр народного просвещения видел надежду в предотвращении революции.

Отрицательные последствия имело и введение государственного надзора за университетами. Инспекция была автономна по отношению к коллегиальным органам высших учебных заведений, тк назначалась министерством. Непосредственное наблюдение за порядком возлагалось на вольнонаемных служителей педелей, обычно отставных солдат. Те следили за студентами в целях обнаружения недозволенных сборищ, имели право делать унизительные для студентов замечания по поводу их внешнего вида и опоздания на занятия.⁴³

Правительство урезало бюджеты университетов, лицемерно выдвигая аргумент, что в России мало ученых и поэтому остаются незаполненными штатные вакансии. В действительности же «Вузовские оклады по уставу 1884 успели сильно отстать от стоимости средств существования». При этом ситуация усугублялась и неравномерностью оплаты, а также системой гонораров.⁴⁴ К примеру, из «Обозрения преподавания на Историко-филологическом факультете Московского университета..1909-1910 акад. Год» мы видим, что заслуженные оклады заслуженных ординарных профессоров и ординарных профессоров были велики и варьировались от 3000 рублей до 4200 ( как у В.О. Ключевского и декана Любавского). Недоумение может вызвать тот факт, что больше средств уходило на содержание инспектуры по надзору, чем на «растущую армию приват-доцентов».⁴⁵ Недостаток финансирования со стороны государства, а также бюджетный дефицит в результате прекращения занятий во время революции 1905-1907 привел Московский университет к финансовому кризису.⁴⁶

§2. Профессура. Для начала стоит сказать и о социальном составе профессуры. Её количество увеличилось не в такой прогрессии, как число студентов и в большинстве своём это были выходцы из дворянского сословия.⁴⁷ Если к 1900 году на одного преподавателя приходилось 16 студентов, то к 1917 их количество увеличилось до 34.⁴⁸

Преподавательская корпорация выступала против революции и забастовок, но также они были недовольны и русификаторской политикой государства, против полицейских насилий над студентами, против провокаторских деяний правительства. Именно поэтому в период реакции правительство пыталось ослабить автономию профессорских коллективов, чтобы затем полностью её уничтожить.⁴⁹

Совет Московского университета неоднократно посылал сообщения министру народного просвещения , что считает ненормальным тот факт, что женщины вольнослушательницы, выполняя ту же работу, что и студенты, не имеют права получать университетские свидетельства. Более того, в отношении антиеврейской политики они заявляли, что «3 процентная норма не вызывается никакими условиями университетской жизни». В 1906-1909 профессора прибегали к всевозможным ухищрениям, в результате чего процентная норма могла достигать и 10 % вместо положенной; в то же время эти ухищрения активно пресекались правительством.⁵⁰

В марте 1905 возник Академический союз, состоящий из 1800 профессоров. Они требовали академических свобод, выражая требования либерального большинства. Участниками этого союза были и преподаватели историко-филологического отделения ИМУ Кизеветтер и Виноградов. Ввиду своей радикальности совет был распущен в 1907г.

После революции власть стремилась разорвать связь либеральной профессуры и студентов, сделать их «отдельными посетителями» учебных заведений, вне педагогического процесса контакты их не поощрялись и расценивались как подозрительные (данные правила не относились к правой профессуре). Однако, вопреки запрету, многие профессора продолжали общаться со студентами.⁵¹

Многие склонны критиковать профессуру, говорить о слишком малой степени её участия в общественной жизни и борьба за свободу университета. Отчасти с этим можно согласиться, но говоря конкретно о Московском университете, вспомним, что только московские преподаватели противопоставили себя правительству, бросили ему вызов, когда в результате циркуляров Кассо 1911г (о надзоре и запрете организаций) они покинули университет. Среди преподавателей историко-филологического факультета это были Виноградов, Кизеветтер, Сакулин.

Профессора также способствовали ( были инициаторами) созданию народных училищ и развитию высшего женского образования. Тут можно увидеть не только их стремление к дополнительному заработку. Эти люди имели и благородные цели, поскольку те, кто обучались в данных заведениях, в отличие от студентов государственных учреждений, мотивацией своего обучения видели не в получении должностей или наград, а в содержании образования.⁵² Более того, преподаватели Московского университета важную роль играли и в развитии периодической печати.

§3. Студенчество. Важно знать сословный состав студенчества, поскольку во многом он обуславливал те или иные политические взгляды студенчества. К 1908 студенчество высших учебных заведения России на 41% состояло из представителей сословия дворян (весьма гетерогенного) и на 46 % из буржуазного и мелкобуржуазного сословия ( купцы, мещане, крестьяне).⁵³

Перед революцией в университетах наблюдается острая политизация внутренней жизни началась: студенты, которые с 1899 года выступали с частыми протестами и бойкотировали лекции (в ходе забастовок), раскололись на 2 течения «политическое» и «академическое»- причем первоначально оба выступали за реформу высшей школы. Политики-связывали реформу с общими требованиями гражданских прав для населения и свободы, академисты хотели изменений сугубо в рамках высшей школы, осуществляя борьбу только внутрикорпоративными средствами.⁵⁴

Многие студенты рассматривали университет скорее как поле для революционной борьбы, чем как храм науки. Словно «перелетные птицы», лекции они и прослушивали, но большую часть времени проводили за изучением партийных программ. Сами на себя они возлагали задачи воспитания. Авторитет же профессоров они ценили слабо, неоднократно устраивая им обструкции по политическим мотивам.⁵⁵Дореволюционное время характеризуется многочисленными студенческими забастовками, а студенческое движение- это один из главных вопросов, изучаемых в историографии о высшем образовании в России н. XX. В данном же исследовании мы не будем на нем останавливаться.

Появление оппозиционных партий в Государственной Думе отодвинуло роль университетов как выразителей общественной мысли на второй план. ⁵⁶Среди студенчества в период реакции наблюдается спад политической активности, ослабление влияния левых партий среди студенчества, а также увеличение количества беспартийных. И, несмотря на распространение политического безразличия, «новый тип студента обращен в будущее, как и старый».⁵⁷ Прослеживаются такие тенденции студенческой жизни как деполитизация, академизация и индивидуализация. ⁵⁸

Отдельного изучения заслуживает изучение мотивации студентов. Помимо большей заинтересованности в самом образовании ( как было сказано выше), студенты народных училищ часто были более инициативными и стали достойными конкурентами студентам государственных университетов. Они лучше ориентировались в задачах и потребностях, выдвигаемых общественной жизнью.⁵⁹ Профессора Московского университета с грустью отмечали, что многие студенты ИМУ по своей сути были просто обывателями и шли в университет ради диплома 11 класса, совершенно не испытывая интереса к науке. Отчасти это связано с плохой постановкой средней школы и разрывом её с высшим образованием.⁶⁰

Также острым был вопрос о правах евреев и женщин. Более всего их отстаивали наиболее радикально настроенные партии. ⁶¹ В.Ф. Булгаков также выступал в защиту людей, чьи права так несправедливо ущемлялись.

Вывод. Мы видим огромное влияние, давление на университет со стороны государства. Оно пыталось задушить свободу мысли в университете, что едва ли возможно было сделать, учитывая то обстоятельство, что все вызовы времени в университете и рождались. Правительство также пыталось всячески препятствовать личным контактам профессуры и студенчества, их консолидации, что, впрочем, и случилось. Студенты, люди наиболее чувствительные к несправедливости, воспротивились, и после многочисленных забастовок они стали весьма ощутимой силой первой революции. Но революция потерпела поражение, студенты оказались в некой степени «потерянным поколением», поскольку их политические убеждения сошли на нет, но годами укреплявшееся предубеждение к университету, как к сугубо правительственному ведомству, осталось. Такое же отношение они испытывали и к профессуре. Те, в свою очередь, также были мало заинтересованы в обучении студентов, поскольку не видели отдачи.

Итак, мы наблюдаем отсутствие взаимопонимания между государством- профессурой- студенчеством. Более того, университет нуждался в нравственном уважении со стороны общества и признании его самостоятельности, он «не мог процветать на всякой почве и во всякой атмосфере».⁶²